Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко) - Дюма Александр (полная версия книги .TXT) 📗
И, бросив эту насмешку, Арамис поклонился.
— Куда вы? — спросил помрачневший Фуке.
— К себе, монсеньор; мне нужно переодеться.
— Где вы поместились, д’Эрбле?
— В синей комнате, что на втором этаже.
— В той, что находится над покоями короля?
— Да.
— Зачем же вы так неудобно устроились? Ведь там вы и пошевелиться не сможете.
— По ночам, монсеньор, я сплю или читаю в постели.
— А ваши люди?
— О, со мною лишь один человек.
— Так мало?
— Никого, кроме чтеца, мне не нужно. Прощайте, монсеньор. Не переутомляйтесь, друг мой. Поберегите силы к приезду его величества короля.
— Мы еще увидимся с вами? А ваш друг дю Валлон?
— Я поместил его рядом с собой. Он одевается.
И Фуке, попрощавшись кивком головы и улыбкой, пошел, словно главнокомандующий, осматривающий посты ввиду приближения неприятеля.
XXXIX. Меленское вино
Король въехал в Мелен с намерением лишь проследовать через него. Молодой монарх горел жаждою удовольствий. За время поездки он лишь дважды видел мелькнувшую на мгновение Лавальер и, предвидя, что ему не удастся поговорить с ней иначе как ночью, в саду, после окончания всех положенных церемоний, торопился поскорее занять отведенные ему в Во покои. Но, строя эти расчеты, он забыл о капитане своих мушкетеров и о Кольбере.
Как нимфа Калипсо [*] не могла утешиться после отъезда Улисса, так и наш гасконец не мог успокоиться, без конца обращаясь к себе самому с вопросом, зачем Арамису понадобилось домогаться у Персерена, чтобы тот показал ему новые костюмы его величества.
«Во всяком случае, — повторял он себе, — друг мой ваннский епископ делал это не зря».
И он тщетно ломал себе голову.
Д’Артаньян, изощривший свой ум среди бесчисленных придворных интриг, д’Артаньян, знавший положение Фуке лучше, чем знал его сам Фуке, услышав о предполагаемом празднестве, разорительном даже для богача и вовсе не мыслимом и безрассудном для человека уже разоренного, проникся самыми странными подозрениями. Наконец, присутствие Арамиса, который покинул Бель-Иль и которого Фуке сделал своим главным распорядителем, его непрекращающееся вмешательство в дела суперинтенданта, его поездки к Безмо — все это уже несколько недель мучило д’Артаньяна.
«Одолеть такого человека, как Арамис, — думал он, — легче всего со шпагой в руке. Пока Арамис был солдатом, была некоторая надежда справиться с ним; но теперь, когда его броня стала вдвое прочнее, потому что на нем к тому же епитрахиль, дело пропащее! Чего же, однако, добивается Арамис?»
Д’Артаньян размышлял:
«Если в его планы входит свергнуть Кольбера и ничего больше, то какое в конце концов мне до этого дело? Чего же еще он может хотеть?»
И д’Артаньян почесывал себе лоб, эту плодоносную почву, откуда он извлек немало блестящих мыслей. Он подумал, что хорошо бы поговорить с Кольбером; но дружба и давнишняя клятва связывали его слишком тесными узами с Арамисом. Он оставил это намерение. К тому же он ненавидел этого финансиста. Он хотел открыть свои подозрения королю. Но король ничего бы не понял в них, тем более что они не имели и тени правдоподобия.
Тогда он решил при первой же встрече обратиться к самому Арамису.
«Я обращусь к нему со своими недоумениями врасплох, неожиданно, прямо, — говорил себе мушкетер. — Я сумею воззвать к его сердцу, и он мне скажет… что же он скажет? Уж что-нибудь скажет, потому что, черт меня подери, тут что-то все-таки кроется!»
Немного успокоившись, д’Артаньян занялся приготовлениями к поездке, заботясь в особенности о том, чтобы королевский конвой, в те времена еще малочисленный, был хорошо экипирован и имел надежного командира. В результате этих стараний своего капитана король въехал в Мелен во главе мушкетеров, швейцарцев и отряда французских гвардейцев. Кортеж был похож на маленькую армию. Кольбер смотрел на солдат с истинной радостью. Впрочем, он находил, что их численность следовало бы увеличить по крайней мере на треть.
— Зачем? — спросил у него король.
— Чтобы оказать честь господину Фуке, — ответил Кольбер.
«Чтобы поскорее довести его до разорения», — подумал д’Артаньян.
Отряд подошел к Мелену: знатные горожане поднесли королю городские ключи и пригласили выпить почетный кубок вина у них в ратуше. Король, не ожидавший задержки и торопившийся в Во, покраснел от досады.
— Какому дураку обязан я этой задержкой? — пробормотал он сквозь зубы, в то время как городской старшина произносил свою речь.
— Уж конечно, не мне, — ответил д’Артаньян, — полагаю, что господину Кольберу.
Кольбер услышал свое имя.
— Чего хочет господин д’Артаньян? — спросил он, обращаясь к гасконцу.
— Я хотел бы узнать, не вы ли распорядились угостить короля местным вином?
— Да, сударь, я.
— Значит, это вас король наградил титулом.
— Каким титулом, сударь?
— Постойте… дайте припомнить… болвана… нет, нет… дурака, да, да, дурака; именно этим словом был назван его величеством тот, кому он обязан меленским вином.
После этой выходки д’Артаньян потрепал по шее своего коня. Широкое лицо Кольбера раздулось, словно мех, в который налили вина. Д’Артаньян, видя, что его распирает гнев, не остановился на полпути. Оратор все еще продолжал свою речь, а король багровел на глазах.
— Ей-богу, — флегматично сказал мушкетер, — короля вот-вот хватит удар. Какого черта пришла вам в голову подобная мысль, дорогой господин Кольбер? Вам, право, не повезло.
— Сударь, — выпрямился в седле финансист. — Мне внушило эту мысль усердие.
— Вот как!
— Сударь, Мелен — чудный город, прекрасный город, он хорошо платит, и не следует его обижать.
— Скажите, пожалуйста! Я ведь не финансист и, признаться, истолковал вашу мысль совсем по-иному.
— Как же вы истолковали ее?
— Я решил, что вы хотите позлить господина Фуке, которому, вероятно, уже невмоготу дожидаться нас на своих башнях.
Удар попал прямо в цель. Кольбер понуро отъехал в сторону. Речь старшины, к счастью, окончилась. Король выпил вино, и кортеж снова потянулся по улицам города. Король кусал губы, потому что близился вечер и вместе с ним исчезала надежда на прогулку в обществе Лавальер.
Двору, чтобы добраться до Во, соблюдая все церемонии, требовалось по крайней мере четыре часа. Король, сгорая от нетерпения, торопил королев, так как желал прибыть туда засветло; но когда готовились уже тронуться в путь, возникли новые неожиданные препятствия.
— Разве король не останется ночевать в Мелене? — потихоньку спросил у д’Артаньяна Кольбер.
Кольбер весьма невпопад, как и все, что он делал в течение этого дня, обратился с этим вопросом к начальнику мушкетеров. Д’Артаньян догадывался, что королю не сидится на месте. Он не хотел, чтобы король въехал в Во без приличной охраны; он считал совершенно необходимым, чтобы его величество прибыл туда сопровождаемый всем конвоем в полном составе. С другой стороны, он чувствовал, как раздражающе действовали все эти задержки на нетерпеливого короля. Как выйти из этого затруднения? И д’Артаньян, поймав Кольбера на слове, столкнул его с королем.
— Государь, — сказал он, — господин Кольбер спрашивает, не останется ли ваше величество ночевать в Мелене?
— Ночевать в Мелене? Зачем? — воскликнул Людовик XIV. — Какой черт выдумал подобную чушь, когда Фуке ждет нас сегодня вечером?
— Я опасался, что ваше величество прибудете в Во слишком поздно, — с живостью возразил Кольбер, — ведь в соответствии с этикетом ваше величество не можете прибыть куда бы то ни было, кроме как к себе во дворец, прежде чем квартирьеры не распределят помещений и гарнизон не будет разведен на постой.
Д’Артаньян слушал Кольбера, покусывая свой ус.
Обе королевы также слышали разговор. Они устали; им хотелось спать, а главное — помешать вечерней прогулке короля с дамами и де Сент-Эньяном; ибо если этикет требовал, чтобы принцессы по приезде сидели дома, то фрейлины были вольны, окончив службу, выйти подышать воздухом.
