Графиня де Шарни. Том 1 - Дюма Александр (полная версия книги .TXT) 📗

— Признаться, ваше сиятельство, в эту минуту у меня немного мутится в голове. По правде говоря, для нас обоих было бы лучше, если бы вы задавали мне вопросы.

— Хорошо! — согласился Калиостро. — Я — человек добрый, и форма мне безразлична, коль скоро я хочу узнать то, что меня интересует. Сколько вас собралось под аркадами на Королевской площади?

— Шестеро, считая меня.

— Шестеро, считая вас, дорогой господин де Босир. Давайте выясним, те ли это люди, о которых я думаю. Во-первых — вы, это не вызывает сомнения.

Босир вздохнул, словно давая понять, что он сам предпочел бы, чтобы такое сомнение было возможно.

— Вы оказываете мне честь, начав с меня, — проговорил он, — когда рядом со мной были весьма значительные лица.

— Дорогой мой! Я следую евангельскому завету. Разве не сказано в Писании: «Первые будут последними»? Если первые должны стать последними, то последние, естественно, окажутся первыми. Таким образом, как я вам уже сказал, я действую согласно Евангелию. Прежде всего, там были вы, верно?

— Да, — отвечал Босир.

— Затем был ваш друг Туркати, не так ли? Бывший офицер из рекрутов, взявшийся поднять легион в Брабанте, так?

— Да, — отвечал Босир, — там был Туркати.

— Еще там был славный роялист по имени Маркье из бывших сержантов французской гвардии, а теперь — младший лейтенант роты жандармов, верно?

— Да, ваше сиятельство, и Маркье был…

— Затем — маркиз де Фавра?..

— И маркиз де Фавра.

— А господин в маске?

— И господин в маске.

— Не угодно ли вам будет, господин де Босир, дать мне некоторые разъяснения по поводу этого господина в маске?

Босир взглянул на Калиостро столь пристально, что глаза его сверкнули в темноте.

— Но… — молвил он, — разве это не?..

Он умолк словно из опасения совершить святотатство.

— Кто? — спросил Калиостро.

— Разве это не?..

— О Господи! Вы что же, язык проглотили, дорогой господин де Босир? Будьте осторожны: это иногда приводит к тому, что на шее оказывается веревка. А это будет, пожалуй, пострашнее.

— Ну... это... разве это не его высочество? — пролепетал Босир, чувствуя себя припертым к стене.

— Кто? — продолжал настаивать Калиостро.

— Его высочество… Его высочество, брат короля.

— Ах, дорогой господин де Босир! Когда маркиз де Фавра, горячо желающий заставить людей поверить, что он в этом деле заодно с принцем крови, заявляет, будто господин в маоке — его высочество, это понятно: кто не умеет лгать, не умеет и устраивать заговоры. Но как вы и ваш друг Туркати, оба вербовщики, то есть люди, привыкшие на глаз определять рост человека с точностью до дюйма и линии, могли так ошибиться — это совершенно невероятно!

— Да, в самом деле… — согласился Босир.

— Рост его высочества — пять футов, три дюйма и семь линий, — продолжал Калиостро, — а в господине в маске около пяти футов и шести дюймов.

— Верно, — заметил Босир, — я об этом уже подумал. Но если это не его высочество, то кто же это мог быть?

— Ах, черт подери! Я был бы счастлив и по-настоящему горд, дорогой мой господин де Босир, — отвечал Калиостро, — если бы мог сообщить вам то, что надеялся узнать от вас.

— Так вы, стало быть, знаете, ваше сиятельство, кто этот человек? — спросил бывший гвардеец, приходя мало-помалу в себя.

— Еще бы, черт возьми!

— Не будет ли с моей стороны нескромностью спросить?..

— ..Как его зовут?

Босир кивнул в знак того, что именно это он и желал бы узнать.

— Имя — вещь серьезная, господин де Босир; по правде сказать, я бы предпочел, чтобы вы его угадали сами.

— Угадать… Я уже две недели ломаю над этим голову, — Это потому, что некому было вам помочь.

— Так помогите мне, ваше сиятельство.

— С удовольствием. Вы знакомы с историей Эдипа?

— Очень смутно, ваше сиятельство. Однажды я смотрел про него пьесу в Комеди Франсез, но к концу четвертого акта я имел несчастье заснуть.

— Дьявольщина! Желаю и впредь только таких несчастий, дорогой мой.

— Однако вы же видите, как теперь мне это вредит.

— Ну что же, я в двух словах расскажу вам, кто такой Эдип. Я знавал его еще ребенком при дворе царя Полиба, а стариком — при дворе царя Адмета. Таким образом, мне вы можете доверять больше, чем Эсхилу, Софоклу, Сенеке, Корнелю, Вольтеру или господину Дюсису, которые, весьма вероятно, много о нем слышали, однако не имели удовольствия знать его лично.

Босир хотел было спросить у Калиостро, как он мог знать человека, умершего около трех тысячелетий назад, но, видимо, подумал, что не стоит из-за такой безделицы перебивать рассказчика, и махнул рукой, словно хотел сказать: «Продолжайте, я слушаю».

Калиостро в самом деле продолжал, будто ничего не заметил.

— Итак, я познакомился с Эдипом. Ему предсказали, что в будущем он станет убийцей своего отца и супругом своей матери. Полагая, что его отец — Полиб, он оставил его, ничего ему не сказав, и отправился в Фокиду. Перед отъездом я посоветовал ему путешествовать не по главной дороге из Давлиса в Дельфы, а пройти по горной дороге, хорошо мне известной. Однако он заупрямился, а так как я не мог ему объяснить, почему я даю такой совет, все мои усилия заставить его изменить маршрут оказались тщетны. В результате этого упрямства произошло то, что я и предвидел. На пересечении дельфской и фиванской дорог он повстречал человека в сопровождении пятерых рабов: человек этот сидел в повозке, занимавшей всю ширину пути. Все могло бы уладиться, если бы тот человек согласился взять немного влево, а Эдип — правее. Но каждый из них желал непременно проехать посредине. Человек в повозке обладал холерическим темпераментом; Эдип по натуре был очень вспыльчив. Пятеро рабов бросились вперед и пали один за другим. Вслед за ними был убит и их хозяин. Эдип переступил через шесть трупов, среди которых было и тело его отца…

— Дьявольщина! — вставил Босир.

— ..И продолжал путь в Фивы. Дорога проходила через гору Сфингион; на тропинке, еще более узкой, чем та, на которой Эдип повстречался с отцом, была пещера странного животного. У него были орлиные крылья, женские голова и грудь, а тело и когти — львиные.

— Ого! — воскликнул Босир. — И вы, ваше сиятельство, верите, что на свете бывают такие чудовища?

— Я не стану это утверждать, дорогой господин де Босир, — с важным видом отвечал Калиостро, — принимая во внимание, что когда я отправился в Фивы той же дорогой тысячелетие спустя, в эпоху Эпаминонда, сфинкс был уже мертв. Ну, а в эпоху Эдипа он был еще жив, и одним из его любимых развлечений было сесть посреди дороги и, дождавшись путешественника, загадать ему загадку, а если он не отгадает, тут же его и съесть. А так как это продолжалось уже около трехсот лет, прохожие становились все более редкими, а у сфинкса выросли очень большие зубы. Когда он заметил Эдипа, он сел посреди дороги и поднял, лапу, останавливая юношу: «Путешественник! — сказал он ему. — Я — сфинкс. — Ну и что? — спросил Эдип. — Судьба послала меня на землю, чтобы загадывать смертным загадку. Если они ее не отгадают, они принадлежат мне, если же отгадают, я буду принадлежать смерти и сам брошусь в пропасть, куда до сих пор сбрасывал тех, кто имел несчастье попасться мне на дороге». Эдип заглянул в пропасть и увидел, что дно белым-бело от костей. «Хорошо, — отвечал юноша, — я слушаю твою загадку. — Вот она, — сказал птицелов: „Какое животное ходит на четвереньках, утром, на двух ногах — днем и на трех — вечером?“ Эдип на минуту задумался, потом с улыбкой, несколько обеспокоившей сфинкса, спросил: „Если я отгадаю, ты сам бросишься в пропасть? — Таково веление рока, — отвечал сфинкс. — Ну что же, в таком случае это животное — человек“.

— Как человек? — перебил Босир, вошедший во вкус и заинтересовавшийся рассказом, словно все это происходило в наши дни.

— Да, человек! Человек, который в детстве, то есть на заре жизни, ползает на четвереньках; в зрелом возрасте, то есть в полдень, ходит на двух ногах, а вечером, то есть в старости, опирается на палку.