Агасфер. Том 1 - Сю Эжен Мари Жозеф (читать книги онлайн без .TXT) 📗
После молчаливого раздумья Предсказатель произнес:
— Ты сегодня вечером не будешь давать еды зверям!
Сперва Голиаф ничего не мог понять — так дико показалось ему это приказание.
— Что вы сказали, хозяин? — переспросил он.
— Я тебе запрещаю сегодня кормить зверей!
Голиаф не ответил, молча всплеснул руками, вытаращил свои косые глаза и отступил на два шага назад.
— Ну, понял? — воскликнул с нетерпением Морок. — Кажется, ясно!
— Как же это не есть! Когда и мясо принесено, да и ужин наш на три часа и без того запоздал? — с все увеличивающимся изумлением сказал Голиаф.
— Слушайся и молчи!
— Чего же вы хотите? Чтобы сегодня случилось какое-нибудь несчастье? Голод доведет до ярости и зверей, и меня…
— Тем лучше!
— Мы взбесимся!
— Тем лучше!
— Как это тем лучше?.. Но…
— Довольно.
— Черт побери, да ведь и я голоден не меньше их!
— Ну, так ешь! Кто тебе мешает? Твой ужин ведь готов, варить не надо!
— Я без своих зверей не ем, и они без меня тоже…
— А я тебе повторяю, что если ты осмелишься накормить сегодня зверей, то я тебя выгоню!
Голиаф глухо заворчал, точно медведь, и с гневным удивлением продолжал смотреть на Предсказателя.
Отдав приказания, Морок, погруженный в думы, продолжал расхаживать по чердаку. Обращаясь к Голиафу, все еще оторопелому, он сказал:
— Ты помнишь, где дом бургомистра, куда я ходил сегодня регистрировать свой вид на жительство… еще его жена накупила маленьких книжечек?
— Ну! — грубо отвечал великан.
— Поди, спроси его служанку, застану ли я его рано утром дома.
— А зачем?
— Может быть, мне понадобится сообщить ему нечто весьма важное. Во всяком случае, предупреди, чтобы он никуда не отлучался, не повидав меня.
— Ладно… а звери-то как? Можно их покормить, прежде чем идти к бургомистру?.. Я только дам поесть яванской пантере… Она больше всех оголодала… Хозяин, слышите? Только бы Смерть покормить. Я возьму для нее кусочек? Каин, я и Иуда — мы подождем.
— Ей особенно нельзя ничего сегодня давать… не смей!..
— Вот дьявольщина! — воскликнул Голиаф. — Да что с вами сегодня… я и понять не могу! Жаль, Карла нет, он хитер и сразу бы объяснил мне, почему это вы не хотите давать есть зверям, когда они голодны.
— Тебе это вовсе не надо знать!
— А Карл еще не скоро вернется?
— Он вернулся.
— Где же он?
— Он снова ушел.
— Что же такое у нас творится? Карл уходит, приходит, опять уходит…
— Дело не в Карле, а в тебе. Ты хоть голоден, как волк, а хитер все-таки, как лиса… А когда захочешь, так и Карла перехитришь.
И Морок дружески хлопнул великана по плечу, разом меняя свое с ним обращение.
— Я-то хитер?
— И в доказательство этого сегодня ночью можешь заработать десять флоринов, а у тебя достанет хитрости их заполучить… Я в этом уверен…
— О, на этот счет у меня сметка есть! — с довольной и глупой улыбкой сказал великан. — А что надо сделать, чтобы добыть эти десять флоринов?
— А вот увидишь.
— Трудная штука?
— Увидишь… Иди же сперва к бургомистру… но прежде разожги жаровню, — и он жестом указал на нее Голиафу.
— Хорошо, хозяин, — ответил Голиаф, несколько утешенный перспективой получения десяти флоринов.
— А на жаровне ты раскалишь этот стальной прут, — прибавил Предсказатель.
— Хорошо, хозяин.
— Прут этот ты оставь на огне, а сам отправишься к бургомистру и, вернувшись, жди меня здесь.
— Хорошо, хозяин.
— И чтобы жаровня не потухла.
— Хорошо, хозяин.
Морок хотел уже уходить, но снова остановился и переспросил:
— Так ты говоришь, что старик стирает под навесом?
— Да!
— Не забудь же ничего. Стальной прут на огонь, потом к бургомистру, а затем жди меня здесь.
И, сказав это, Предсказатель спустился в люк и исчез.
4. МОРОК И ДАГОБЕР
Голиаф не ошибся… Действительно, Дагобер стирал белье, сохраняя при этом непоколебимо серьезный вид, не покидавший его никогда.
Принимая во внимание привычки солдата во время похода, нечего удивляться кажущейся эксцентричности этого поступка: кроме того, Дагобер только и думал, чтобы сэкономить скромные средства сирот и избавить их от всякого труда и заботы; поэтому каждый вечер, после перехода, он занимался всевозможными женскими делами. Впрочем, ему к этому было не привыкать: не раз во время войны приходилось весьма умело исправлять беспорядок и прорехи, которые причиняет солдату день битвы; получать сабельные удары — это еще не все: нужно уметь чинить свой мундир, так как, задевая кожу, клинок рвет и одежду. Поэтому вечером, после жаркой битвы, или на другой день можно видеть, как лучшие солдаты — те, которые всегда отличаются исправностью мундира, вытаскивают из ранца сверточек с иголками, нитками, ножницами, пуговицами и другой галантереей, чему позавидовала бы самая аккуратная хозяйка, чтобы заняться всевозможными починками.
Вот удобный случай объяснить прозвище Дагобера, которое было дано Франсуа Бодуэну (провожатому двух сирот), признанному одним из самых смелых и красивых конно-гренадеров императорской гвардии.
Весь день продолжалась жаркая битва, но перевеса не получила ни та, ни другая сторона. Вечером отряд, в котором находился и наш герой, был послан занять посты в развалинах покинутой деревни, где, разместив караулы, часть всадников осталась верхом, а часть расположилась на отдых, привязав лошадей к колышкам.
В числе последних был и Франсуа. Он храбро дрался, но не был ранен, так как не принимал в счет глубокой царапины, нанесенной ему на память неловким штыком какого-то эмигранта, задевшим ему бедро.
— Разбойник!.. Мои новые брюки! — воскликнул гренадер, созерцая зияющую прореху на бедре и отплачивая ловким ударом палаша, пронзившего его противника насквозь. Стоически равнодушный к царапине, нанесенной его коже, наш герой совсем иначе относился к катастрофической прорехе на парадных брюках.
И вечером, на бивуаке, он решил помочь беде: вытащив из кармана сверточек, выбрав самую лучшую нитку, самую лучшую иголку и вооружив палец наперстком, он, при свете огней, принялся за портновскую работу. Сняв предварительно большие, верховые сапоги, он вывернул брюки наизнанку, чтобы штопка была менее заметна.
Это частичное раздевание грешило против дисциплины, но капитан, делавший обход, не мог удержаться от смеха при виде старого солдата, важно восседавшего на корточках, без сапог, с меховой шапкой на голове, в полной форме, и державшего на коленях брюки, которые он чинил с хладнокровием портного, работающего у себя на столе.
Вдруг началась перестрелка, и часовые бросились к отряду, крича: «К оружию!»
— На коней! — громовым голосом скомандовал капитан.
Минута — и все были в седле. Бедняга-штопальщик, стоявший во главе первого взвода, не имел даже времени, чтобы вывернуть брюки; он натянул их наизнанку и, не имея времени надеть сапоги, вскочил на лошадь. Отряд казаков, пользуясь прикрытием леса, хотел захватить врага врасплох; схватка была кровавой. Наш воин дошел до остервенения. Он очень ценил свои вещи, а этот день был для него роковым: разорванные брюки, потерянные сапоги! Зато он и рубил как бешеный, двоих убил, одного офицера захватил в плен, так что при свете луны весь полк мог любоваться подвигами храброго гренадера.
После этой схватки, в которой отряд отстоял позицию, капитан собрал команду, чтобы ее похвалить. Желая воздать должное храбрости Франсуа Бодуэна, капитан вызвал его из рядов, чтобы отдельно поздравить и поблагодарить за изумительную отвагу. С большим бы удовольствием отказался солдат от этой чести, но делать было нечего.
Представьте же себе изумление капитана и всех товарищей, когда они увидели громадную фигуру гренадера верхом, с босыми ногами в стременах и пришпоривающего лошадь голыми пятками. Капитан в изумлении приблизился, но, вспомнив, чем занимался солдат перед тревогой, он все понял.
