Вишенка. 1 том - де Кок Поль (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
— А почему бы и нет! Ведь мало ли талантов открыто таким образом, случайно. Не она первая, не она последняя.
— А почему ты знаешь, что у нее такой славный голос? Что, она пела при тебе какую-нибудь деревенскую песенку или глупую плясовую?
— Да ведь это не мешает судить о достоинстве голоса.
— То есть как тебе сказать?.. Мальбрука-то, пожалуй, споет всякий, а заставь-ка ты свою кухарку спеть нам арию из оперы «Севильский цирюльник», так нам придется уши заткнуть.
— Милостивые государыни, — провозгласил торжественный Монтезума, — принимая такую позу, как бы он собирался танцевать менуэт, к чему весь этот спор? По моему мнению, необходимо прежде надеть и потом уже судить. Если Анжело так настоятельно уверяет, что в этом доме есть скрытый талант, который с честью может появиться на подмостках первых европейских театров, мы сегодня же непременно прослушаем ее, и если действительно у нее окажется голос — способный дать десять тысяч франков годового дохода, то тогда… тогда…
— Тогда мы попросим ее греть наши постели, — сказала Альбертина, обращаясь к женскому персоналу труппы.
Но в эту самую минуту вошел в комнату господин Шатулье, в сопровождении своего слуги Франсуа, несшего в руках блюда, от которых подымался густой ароматный пар.
— Ах, черт возьми! Наконец-таки вот и ужин! — воскликнул Кюшо. — Слава тебе господи, давно пора!.. Ну, за стол, господа, за стол!.. Никто не мешает вам за столом продолжать ваши рассуждения по поводу этого восьмого чуда, которое Анжело посчастливилось отыскать… Что до меня касается, то я раньше десерта не желаю даже видеть ее, а то боюсь, как бы ее присутствие не отняло у меня аппетит; на меня всегда все дивные явления природы производят такое странное действие.
V. ИСТОРИЯ ВИШЕНКИ
Кюшо и госпожа Гратенбуль остались на своих местах. Остальные все разместились кому где вздумалось, по-видимому, Элодии так же мало хотелось сесть подле мужа, как Зинзинете подле Дюрозо, потому что обе дамы устроились по обе стороны подле Анжело, на которого, впрочем, не переставали бросать самые враждебные взгляды с той самой минуты, как он похвалил красоту трактирной служанки. Но, может быть, им этого показалось мало и к взглядам они хотели еще прибавить толчки и щипки, это верное оружие женщин при нападении или защите, для которого необходимо находиться в близком соседстве от врага.
Оба блюда, поставленные хозяином посреди стола, от которых по комнате разнесся такой вкусный запах, оказались жареная утка с репой и кролик под соусом.
Трактирщик прохаживался вокруг стола, самодовольно поглядывая на мастерскую сервировку и спеша передать гостям то, чего не было у них под рукой.
— Вот утка так утка, — сказал Кюшо, в то время как Монтезума занят был разрезыванием хваленой утки. — Это вы сами готовили, господин трактирщик?
— Я здесь все сам делаю, — выпрямляясь, отвечал Шатулье.
— Как все! — переспросил Дюрозо. — Вот тебе раз! Это выходит не совсем ладно… Стало быть, и вино это вы тоже сами приготовили?
— Как же, тоже я…. ах, нет, нет, извините, ошибся, я говорил только об одной кухне…
— А, так вы только кушанья сами готовите, — смеясь, заметил Анжело, — ну насчет детей ваших, это как же?.. Этим кто у вас занимается?..
Шатулье любезно улыбается.
— Я вижу, что вы любите пошутить, господа, но у меня, к сожалению, нет детей, а если б были, то я сделал бы их не хуже соуса… а главное, непременно уж сам.
— Да-с, все льстят себя этой надеждою! Впрочем, я вовсе не думаю сомневаться в добродетели госпожи…
— Шатулье.
— Госпожи Шатулье. Впрочем, уж кто решится взять себе вывеску «Безрогий олень», тот должен быть твердо уверен в себе!..
— Да уж там безрогий или рогатый, а все-таки же олень, — заметила Альбертина, загребая себе горсть оливок.
— Нет, друг мой, — возразил на это благородный отец, намазывая масло на хлеб, с таким видом, как бы он готовился говорить длиннейший монолог. — Когда у оленя нет рогов, то он уже не олень. Если бы ты побыла в нотариальной конторе, то ты не могла бы не знать таких пустяков!
— Ну, опять Гранжерал со своим нотариусом, — рассмеялась Зинзинета. — Будто для того, чтобы знать толк в оленях, необходимо побывать в нотариальной конторе!.. Ха-ха-ха!..
— Ай!
— Что с тобой, Анжело? — спрашивает Пуссемар при виде гримасы, которую сопровождает этот невольный крик.
— Со мною?.. Ничего…
— Что тебя ущипнули, что ли? — спрашивает Кюшо, набивая рот уткой.
— Ущипнули?.. Вот новость!.. Да кому же меня щипать-то!..
— А соседке!.. — заметил Дюрозо, искоса поглядывая на Зинзинету.
— Ну что ж ты, мамаша, кушаешь, что ли? Есть ли у тебя аппетит? — перебивает Альбертина, обращаясь к матери.
Госпожа Гратенбуль отвечает одним только наклоном головы, но не произносит ни слова, боясь пропустить случай съесть лишний кусок. У нее уж такое обыкновение — до десерта от нее слова не добьешься, о чем с ней ни толкуй, потому что для нее нет ничего в мире интереснее еды.
— Утка хороша, господин Шатулье, — кивнул Кюшо, не обращая ни малейшего внимания на слова Дюрозо, — но я жду матлота, чтобы окончательно высказать свое мнение… Где же он?
— Я думал, что вы с него не захотите начать, — сконфуженным тоном ответил трактирщик, стараясь незаметно толкнуть ногою Франсуа, который залился дерзким смехом. — Подавай тарелки, Франсуа, и не гляди таким дураком!
— Как вы строги к этому бедному малому, — наметила госпожа Рамбур, бросая нежный взгляд на Франсуа, икры которого отличались замечательною толщиной.
— Ах, сударыня, если бы вы знали только, что это за страшный лентяй!..
— Я-то лентяй?.. Да я один все в доме делаю… хоть у хозяйки спросите…
— Молчи, Франсуа!..
— Но скажите, пожалуйста, любезный Шатулье, — прервал его Монтезума, придвигая к себе блюдо с соусом так, что едва не опрокинул его. — Отчего же мы все видим одного только вашего работника? Говорят, у вас есть какое-то чудо вместо служанки? Покажете вы нам ее, что ли, или она у вас служит только князьям и посланникам?
— Чего изволите?.. — Хозяин хитро прищурился. — О ком это вы изволите говорить? О моей служанке Туанон, что ли? Прикажете позвать ее?.. Она, изволите ли видеть, занята там… но ежели вам угодно, то я сейчас велю ее сюда позвать.
— Ишь ты!.. — пробормотал себе под нос Франсуа. — Да вовсе не об Туанон они и толкуют!
За это рассуждение бедному Франсуа опять достался хороший удар по ногам, но Анжело тут же воскликнул:
— Господин Шатулье, я опишу вам приметы. Мы говорим о молодой девушке, лет восемнадцати, хорошенькой, стройненькой брюнетке, с прелестными черными глазами, в коротенькой юбочке, белой кофточке и с фуляровым платком на голове, о прелестном создании, способном вскружить голову всему свету. Это, что ли, Туанона?
— Туанон пятьдесят семь лет от роду, она рыжая и с усами, — сообщил Франсуа, заранее отодвинувшись от хозяина.
— О! В таком случае мы вовсе не о ней говорим.
— Это вы, верно, нашу Вишенку изволили видеть.
— Вишенку?.. Вот странное имя-то!.. А, господин Шатулье, у вас есть горничная, которую зовут Вишенка?
— Покажите же нам эту молодую девушку, которую наш товарищ так расхвалил нам.
Трактирщик постарался принять на себя насколько возможно важный вид: начал откашливаться, сморкаться, так что Альбертина не выдержала:
— Что он, воззвание, что ли, собирается нам прочесть?
Но господин Шатулье, понимая, что имеет дело с артистами, за обязанность себе поставляет присоединить к словам и жесты, и начинает следующий рассказ:
— Господа артисты и артистки… так как вы сами мне сказали, что вы все здесь артисты…
— Да, все, все…
— Более или менее, — шепчет Альбертина.
— Разумеется, все, что есть у меня в доме, к нашим услугам.
— И жена ваша тоже, господин Шатулье?
— Да замолчи что ли, Анжело, ты то и дело перебиваешь!..
— Что же касается до этой молодой девушки… до Вишенки, которую вот они встретили… то я вам должен сказать, что она точно наша служанка… но и не служанка, она точно живет с нами, но она нам не прислуга… Я не знаю, как объяснить вам это…
