Нострадамус - Зевако Мишель (онлайн книга без .TXT) 📗
— Да, сударыня, — ответила Мирта, хотя незнакомка явно говорила сама с собой.
— Спрятать его у меня было бы опасно, — продолжала Дама без имени. — Может быть, за нами следят. За мной всегда шпионили, глядя из окон, выходящих на улицу… Но куда же его отнести?
Казалось, что Дама борется с собой, отгоняя какую-то мысль, но, видимо, ей все-таки пришлось уступить.
— Хорошо, — дрожащим голосом прошептала она. — Хорошо. Я и на самом деле могу вернуться туда, если речь идет о спасении человека, который спас жизнь мне самой… Я могу, я должна это сделать… Этот человек — ваш родственник, ваш друг? — обратилась она к Мирте.
— Это мой брат, мадам, — ответила Мирта.
— Брат! — прошептала женщина. — Слушайте. Сейчас вы пойдете ко мне и останетесь там с Марготт. Нужно понаблюдать за тем, что будет происходить на пепелище и вокруг него.
— Да, это правда, правда…
— Что до вашего брата, я спрячу его в безопасном месте. Жиль вернется оттуда к вам и расскажет, какие будут новости. Пойдемте, друг мой, пойдемте, Жиль…
Мирта отдала бы руку за то, чтобы не расставаться с Боревером. Но этот голос волновал ее, заставлял подчиниться, в нем была какая-то непонятная сила и власть. А кроме того, инстинкт подсказывал ей, что рядом с Дамой без имени Боревер окажется в безопасности.
— Идите, идите, дитя мое, я спасу вашего брата!
Мирта опустила голову, подчиняясь воле странной женщины. Это подозрительное создание казалось ей теперь похожим на ангела, который способен одним-единственным словом, одним звуком голоса раскрыть свою сущность… Девушка вошла в дом. А Дама без имени пустилась в дорогу с фонарем в руке. Жиль следовал за ней с юношей на руках. Дама шла твердым шагом, но по мере того, как они приближались к намеченной цели, ее бледное лицо становилось еще бледнее. И она не могла справиться с дрожью. Но продолжала идти так же быстро. Что творилось в ее душе? Они добрались до улицы Тиссерандери.
— Это здесь! — прошептала Дама без имени, обращаясь к себе самой и останавливаясь возле одного из домов. — Это здесь! — Шепот, исходивший из дрожащих губ, был едва различим… Но глаза обоих с тоской остановились на закрытой двери.
Дама без имени достала ключ, висевший на цепочке у нее под платьем, отперла дверь… И вошла в дом! Она вошла в дом на улице Тиссерандери!
Жиль тоже вошел за ней, тщательно закрыл за собой дверь на все запоры и стал подниматься следом за хозяйкой по лестнице, находившейся в глубине вестибюля с низким потолком. Дама по пути зажигала светильники. Оказавшись в комнате наверху, Жиль уложил молодого человека на постель. Дама без имени подошла к нему, держа фонарь в поднятой руке. Свет фонаря залил лицо красивого юноши, тени подчеркивали изящество его черт. И Дама без имени застыла, вглядываясь в лицо этого незнакомца…
II. Старые друзья
В отеле, служившем резиденцией великому прево, в просторной столовой, обставленной со строгим великолепием: здесь возвышались два величественных серванта, стоял громадный стол, горел огонь в монументальном камине и вокруг стола размещались двадцать четыре кресла с вырезанными на деревянных спинках гербами, — итак, в этом огромном зале, где каждый предмет мебели наводил на размышления о суровом нраве хозяина, ужинали в полном одиночестве Роншероль и Сент-Андре.
Старые друзья, давние сообщники по злодейству, уже много лет не сидели вот так, лицом к лицу, коротая время в приятной беседе. Впрочем, приятной ее вряд ли можно было назвать. Атмосфера была скорее мрачной, тоскливой и зловещей.
Вернувшись домой, Роншероль прежде всего, как делал каждый вечер, проверил, все ли в порядке: обошел все посты, проинспектировал все подходы к дому, ощупал все запоры, чтобы убедиться в их надежности. Потом он, опять же как всегда, поднялся к дочери. Флориза заметила, что в глазах отца светится дикая радость вперемешку с тревогой, и задрожала.
Роншероль явился к дочери, чтобы сказать ей: «Все кончено: он мертв», — но так и не осмелился открыть рот.
Он содрогался при мысли, что из-за этих слов его дитя заплачет. И какими горькими слезами!
И промолчал. После ужина великий прево наконец решился заговорить о свадьбе своей дочери с сыном маршала. Он пожирал Сент-Андре пламенным взглядом, малейшее изменение этой физиономии хитрого и коварного человека не смогло бы ускользнуть от него. В нем ураганом бушевала ревность — отцовская ревность. Но он принялся диктовать свои условия внешне очень спокойно, и Сент-Андре решил выслушать все от начала до конца так же доброжелательно. Постарался быть, как никогда, милым. В конце концов, они ведь друзья с юных лет!
Пункт первый. Сент-Андре должен добиться, чтобы он, Роншероль, получил место губернатора, хорошее место, но — подальше от Парижа, например, в Гиени.
— Ха! Ха! Черт возьми! Дорогой друг! Считай, что это место у тебя в кармане… Что ты уже губернатор!
Пункт второй. Сент-Андре добьется от короля отказа от намерения дать приданое его дочери. Он, Роншероль, не хочет принимать то, что соглашаются принять даже самые гордые из знатных дворян.
— Черт! Что это ты надумал? А кто же даст приданое Флоризе? Кто…
— Я сам, — решительно оборвал гостя Роншероль. — Я сам. Да, клянусь Христом!
Его взгляд стал кровожадным. Сент-Андре пообещал выполнить щекотливую задачу, категорически заявив при этом, что состояние нового губернатора ничуть не пострадает.
Пункт третий. Сент-Андре добьется от короля для своего сына Ролана важной миссии в провинции.
— Нет ничего проще! — обрадовался маршал и подумал: «Надо же, сам идет на крючок!»
— Причем хорошо бы эта миссия, это поручение, — продолжал между тем Роншероль, — должна была бы осуществляться, к примеру, в столице Гиени… Ведь такое возможно?
— Разумеется!
— Лучше всего — прямо в губернаторском дворце, — гнул свою линию Роншероль. — Так, чтобы Ролан постоянно находился на глазах у губернатора. То есть моих…
— Опять-таки, да!
Четвертый, и последний, пункт. Все перечисленные выше условия вступают в силу одновременно с тем, как состоится бракосочетание Флоризы и Ролана. Иными словами, сразу после церемонии сам Роншероль отправится вступать в свою новую должность, Ролан, естественно, поедет в Гиень вместе со свежеиспеченным губернатором, и ясно без слов, что он возьмет с собой свою молодую жену.
Что и говорить, это был шедевр тактики! Роншероль одновременно удовлетворял свои амбиции и делал все для того, чтобы его дочь, эта птичка упорхнула из-под когтей короля. Никакого риска, никакой опасности, никаких решений, ломающих всю жизнь, которые так часто приходили ему в голову, когда его мучила ревность.
— Ах! — только и мог воскликнуть Сент-Андре, выслушав последнее условие.
— Будет только так, а не иначе, — подытожил сказанное Роншероль.
— Но это трудно… Очень трудно осуществить… — почти простонал маршал.
— Скажешь королю, что, если что-то будет не так, как я задумал, я собственными руками прирежу свою дочь.
Сент-Андре немного побледнел. Но ограничился тем, что прошептал:
— Послушай, дружище… Ты хватил через край…
Роншероль тоже стал смертельно бледным, по его лицу пробежала судорога, губы побелели, глаза налились кровью.
Но постепенно великий прево взял себя в руки. Сент-Андре, видя, что старый друг успокоился, с веселой улыбкой наполнил золотые кубки.
— Черт побери, это уж слишком! Ну, ладно, пусть все будет так, как ты хочешь: я пью за твое губернаторство, за миссию моего сына и за их счастливый отъезд в день свадьбы под твоим родительским крылышком! Пусть! Ты доволен?
— Сент-Андре! — воскликнул великий прево. — Если ты сумеешь это уладить, ты спасешь мне жизнь!
— И я это сделаю, клянусь богом!
На часах было уже больше десяти. Два благородных друга в последний раз сдвинули кубки.
— Вот в точности так же мы сидели когда-то в кабачке «У ворожеи»! Помнишь? Помнишь, какое чудесное сомюрское вино мы пили тогда у мэтра Ландри? Славное было времечко! Как мы оба жаждали: ты — почестей, я — золота… Что ж, вот я богат, а у тебя нет недостатка в почестях, и теперь мы сожалеем… сожалеем о прежних временах…
