Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич (книги серии онлайн txt) 📗
– Верно сказано, о многомудрая… – в тон ей сказал жрец, глядя на царицу с напускным состраданием. – И поверь, мне вовсе не хочется омрачать твои дни своими мелкими заботами… хотя они и очень важны для судьбы нашего царства, – молвил он с отменным лицемерием. – Думаю, и впрямь нужно обратиться к самому царю. Надеюсь, у него найдется для меня время… – с этими словами Стратий сделал вид, что хочет откланяться.
– Нет, нет, погоди! – старуха от нетерпения заерзала на скамье – женское любопытство, как и рассчитывал жрец, возобладало над благоразумием. – Я, конечно, не могу обещать многого, но мое расположение к тебе не позволяет нанести обиду своим безучастием столь известному и уважаемому человеку, – добавила она поспешно.
– Ни в коем случае, – изобразил лучистую улыбку Стратий, что удалось ему с большим трудом. – Я и в мыслях не мог представить, что ваше царское величество столь безразлично к моей скромной особе, пекущейся денно и нощно о благополучии Боспора. Но стоит ли перекладывать часть моей тяжкой ноши на хрупкие женские плечи… – он с удивительным мастерством изобразил колеблющегося, глубоко страдающего человека.
– Говори! – требовательно сказала Камасария Филотекна, решив одним махом отбросить все дипломатические увертки. – Если это в моих силах, ты получишь помощь.
– Премного благодарен! – воскликнул с вдохновенным порывом Стратий. – Ты была и остаешься моим светочем, о мудрейшая из мудрых! Да будут к тебе благосклонны боги и наш прекрасноликий Аполлон.
Царица с некоторым сомнением посмотрела на возбужденного жреца. Ей показалось – и небезосновательно, – что тот перегнул палку в своих излияниях. Она тоже хорошо изучила его натуру – жестокую, непримиримую и лицемерную, – чтобы не уловить в возвышенных тонах немалую долю фальши. Но любопытство заглушило все другие чувства, и царица, оставив колебания, стала внимательно слушать неторопливую размеренную речь Стратия.
– Пантикапей, как тебе известно, царица, город многоязыкий. Здесь вдоволь людей пришлых, как свободнорожденных, так и рабов. Многие поклоняются не только Аполлону Асклепию, Дионису и Матери Кибеле, но и другим, чужеземным, богам.
– Это не возбраняется, – заметила царица.
– Да. Но не подумай, что я переживаю из-за упавших в последнее время доходов храма Аполлона. Отнюдь.
– И в мыслях подобное не могу допустить, – поспешила заверить Камасария, но в ее зеленых глазах, уже несколько утративших от старости изумрудный блеск, мелькнула хитроватая искра.
– Мы не препятствуем поклонению другим богам, – между тем продолжал жрец. – Ибо истинная вера в сознание людей входит значительно медленней, чем нам бы хотелось. Это все дело времени и обстоятельств. Беда в другом: в Пантикапее появились почитатели Гелиоса.
– Что же тут странного? Солнцеликий бог ничуть не хуже других, – веско сказала царица, но лицо ее омрачилось: теперь она начала понимать, куда гнет хитроумный жрец Аполлона.
– Согласен. Плохо другое – верующие в Гелиоса собираются тайно и ведут речи подстрекательские и опасные.
– Откуда тебе это известно?
– У нас был среди них свой человек… – поколебавшись, ответил жрец.
– Был?
– Именно. Несколько дней назад рыбаки выловили его сетями со дна бухты.
– Убит? – уже с тревогой спросила Камасария.
– В том то и дело, что следов насилия на теле не обнаружено.
– Возможно, он был просто пьян. Такое и раньше случалось.
– Этот человек отличался воздержанием в винопитии. И был отменным пловцом. Он исчез после очередного собрания поклонников Гелиоса, куда пошел только по моему настоянию – ему казалось, что его заподозрили как нашего сикофанта.
– Ну ладно, пусть Гелиос, – с раздражением молвила царица. – Что там у них случилось, неведомо, а догадки строить – вещь неблагодарная. Напрашивается вопрос – ну и что из этого? Судьба государства ни в коей мере не может зависеть от какого-то безымянного соглядатая, которого угораздило пересчитать ракушки на дне Понта Евксинского. По-моему, твои опасения просто смехотворны.
– Если бы… – жрец посуровел; его глаза метали молнии. – Вспомни, царица, Пергам. Восстание Аристоника тоже поначалу никто не воспринял всерьез. По моим сведениям, среди почитателей Гелиоса в основном рабы, вольноотпущенники, моряки и даже воины царской хилиии.
– Много?
– Сосчитать их невозможно, все держится в большой тайне. На свои моления они приходят в плащах с капюшонами, скрывающими лица.
– Возможно, это и впрямь опасно… – в раздумье сказала царица.
– Еще как, – подтвердил Стратий. – А если учесть, что среди них недавно появился проповедник – к слову, великолепный оратор, – то и вовсе хорошего мало.
– Кто он?
– Неизвестно. Скорее всего, вольноотпущенник. Но не боспорец – его выдает говор.
– Интересно, чем твои сикофанты занимаются?! – неожиданно разгневалась Камасария. – Ты принес мне только догадки, не более.
– Они пытались проследить, где его жилище, – жрец сокрушенно покачал головой. – Но он оказался им не по зубам. Хитер и предусмотрителен. Похоже, человек битый и бывалый. Есть предположение, что он пергамец.
– Ты обращался к спирарху Гаттиону?
– Да. Но слово жреца для него не указ, – саркастически покривился Стратий. – Ловить беглых рабов и муштровать гоплитов – вот, по его мнению, занятие, достойное государственного мужа. А копаться в умах подданных царя Боспора, и, тем более, разбираться в верованиях, должны другие.
– Самое интересное, что он прав, – резко ответила царица. – Но помощь оказать обязан. Иди, – она поднялась и величественным жестом указала на дверь. – Я поговорю с царем. Если твои догадки верны, нас ждут тяжелые времена. А если учесть, что скифы требуют каждый год дань все больших размеров, то… о, боги, сколько крови прольется! – заламывая руки, в провидческом экстазе воскликнула Камасария Филотекна.
Невольно содрогнувшись при виде неожиданной истерики обычно уравновешенной царицы, Стратий постарался побыстрее исчезнуть. Даже его черствая практичная душа в этот миг вдруг издала громкий стон, и мрачные мысли застучали в виски, вызывая головную боль.
Вечерело. Безмятежный Пантикапей все еще нежился в лучах усталого солнца, но с севера, от Меотиды, медленно и неотвратимо надвигалась сизо-охристая туча. Возбужденные чайки белыми молниями кроили небо, оглашая окрестности города истошными криками, и только буревестник, забравшись на недосягаемую для них высоту, жадно ловил чуткими перьями первые порывы надвигающегося шторма.
ГЛАВА 4
Царь Боспора спал тяжелым похмельным сном. В опочивальне стояла духота, насыщенная запахами прокисшего вина, острого мужского пота и дорогих восточных благовоний. На обширном ложе, застеленном богатым атласным покрывалом, валялась скомканная одежда и предметы женского туалета. Сам властелин Боспора лежал на полу, на толстом ковре, в объятиях юной обнаженной гетеры. Дверь в опочивальню подпирал объемистый сундук – царь еще с вечера выгнал пинками слуг и приказал телохранителям-фракийцам, лучшим воинам царской спиры, не впускать к нему никого, даже царицу Камасарию Филотекну. Но, как знал Перисад, бабка была очень уж настырной, поэтому, для подстраховки, он и подпер дверь тяжеленным сундуком.
– А-а-а… – толстая зеленая муха, обстоятельно исследовавшая все волоски на небритом лице царя, наконец разбудила его. – У, подлая… – вяло махнул он рукой, прогоняя назойливое насекомое. – А-а-а… – опять простонал Перисад, ощупывая голову – в этот миг она казалась ему пустотелой наковальней, по которой лупил безжалостный Гефест своим огромным молотом.
Царь встал и, пошатываясь, направился к окну, где стоял столик с яствами и вином. Он попытался налить вино в чашу киафом, но золотистая жидкость больше кропила стол, нежели попадала куда следует. Тогда Перисад, измученный нестерпимой жаждой, швырнул узорчатый ковшик на пол и, схватив кратер обеими руками, прильнул к нему, как теленок к коровьему вымени. Вместительный кратер показал дно с завидной скоростью, и удовлетворенный царь с облегчением почувствовал, как к нему постепенно возвращается способность здраво мыслить и действовать. Боль в голове утихла, но приободрившийся царь поспешил вылить на свое разгоряченное тело воду из гидрии, стоявшей в углу, рядом с ночным горшком.
