Мускат утешения (ЛП) - О'Брайан Патрик (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Проснулись они во время восхитительной зари — день на востоке, остатки ночи на западе, а небо между ними переливается непознаваемыми оттенками от фиолетового до чистейшего аквамарина. Выпала роса. Неподвижный воздух полон запахов, незнакомых в других частях света. Лошади дружелюбно бродили рядом, и от них мягко пахло потом. Осел все еще спал.
Дым поднимался прямо вверх, запахло кофе.
— Знавали ли вы более благословенный день? — поинтересовался Мартин.
— Нет, — признал Стивен. — Даже этот негостеприимный пейзаж преобразился.
На холме ярдах в двадцати пропел лирохвост. Пока они все еще держали кружки в руках, он пролетел прямо над головами — длиннохвостое создание, похожее на фазана — и скрылся в буше. Лошади навострили уши. Осел проснулся.
— Хотите его догнать? — спросил Стивен.
— Нет, — ответил Мартин. — Одного мы уже увидели, а если захотим провести вскрытие, то уверен, что Полтон предложит нам особь. Они их поднимают собаками и стреляют на взлете. Считаю, что нам следует не отклоняться от дороги и посвятить все свое время ржанкообразным. В лагунах они должны обитать стаями вместе с местными утками. По словам Полтона, дорога огибает целую серию лагун.
На берегу действительно были стаи ржанкообразных. Длинноногие птицы бродили в воде, коротконогие бегали по грязи. Тысячами они взлетали вместе, сплошное мелькание крыльев. Повсюду слышны крики болотных и береговых птиц, те же, что они слышали с детства от птиц, пусть и не тех же самых видов, но очень похожих — большой улит, ходулочник, шилоноска, разные ржанки.
— А вон там кулик–сорока, — заметил Мартин. — Выразить не могу, Мэтьюрин, как я рад лежать на солончаке под солнцем, наблюдая кулика–сороку в подзорную трубу.
— Он так похож на нашего, что затрудняюсь даже сказать, в чем различие, — поддержал Стивен. — Но точно отличается от наших птиц.
— Что ж, у него на маховых перьях нет белого цвета.
— Разумеется. И клюв длиннее минимум на дюйм.
— Но я думаю, что не отличия так меня радуют, а скорее сходство!
Радость, охватившая обоих, подверглась своего рода испытанию, когда тропа, проведя их мимо трех водоемов по травянистому склону холма, отделявшего третью лагуну от четвертой — на пятачке с родником, недвусмысленно разделилась надвое. Путники спешились, дав лошадям возможность напиться и попастись. Сами же они обозревали безграничный простор сверкающей воды, простиравшийся перед ними под огромным куполом неба. Облака подгонял юго–восточный пассат. К решению они не пришли. Не помогла и попытка довериться лошадям в расчете на то, что инстинкт преуспеет там, где разум бессилен — лошади уставили на ездоков терпеливые глупые морды и ждали указаний куда идти; а ослу было абсолютно все равно. Так что броском монеты выбрали правую тропу. В конце концов, они решили, даже если тропа исчезнет, как это обычно и бывает, пока они будут следовать кромке воды, то не потеряются в пугающем буше — внизу буша не было. А если следовать по берегу на север, то обязательно придешь в Вуло–Вуло. Облегчив душевные муки, они собрали несколько необычных растений (место было само по себе исключительно интересное), нескольких жуков и почти полный скелет бандикута и отправились дальше, вспугнув группу кенгуру, когда переступили гребень холма.
Теория была неплохая, но они не сделали поправку на изломы берега, вдоль которого ехали, равно как и на то, что многие лагуны оказались вовсе и не лагунами, а глубокими, разветвленными морскими заливами. Тропа, разумеется, пропала, когда на поверхность вышел пласт песчаника, и больше ее не нашли. Может, ее кенгуру протоптали, — удивлялись путешественники, но продолжили путь в довольно радостном настроении. Их, конечно, целый день терзали москиты, зато очаровывали птицы. Потом и провизия, и время стали подходить к концу.
Неосторожный кенгуру, к которому они подкрались против ветра на туманной заре, старый крупный серый кенгуру (возможно, уже слабоумный), обеспечил их кое–какой едой, но время никак уже не вернешь. Когда со стороны берега они наконец нашли Вуло–Вуло, и с невероятным облегчением узнали его (теория подтвердилась, и они избежали бесславной гибели) по пирамиде из камней и флагштоку, описанным Полтоном, и острову Берд на северном горизонте, они, невзирая на все мольбы, не могли остаться более чем на одну ночь, не то что углубиться в леса долины реки Хантер.
— Дорогой сэр, — извинялся Стивен, — вы очень добры, но мы уже почти просрочили увольнительную. Я пообещал капитану Обри вернуться двадцать третьего. С учетом состояния наших лошадей и медлительности осла придется отправиться завтра очень рано утром. Если вы хотите помочь, можете проводить нас до того места, с которого даже простофиля не потеряет дорогу.
— Разумеется, — согласился Полтон. — Ваших лошадей сейчас растирают и лелеют двое дельцов из самого Ньюмаркета — мастера в том, чтобы ухаживать за лошадьми.
Соблюдая осторожность, Стивен поинтересовался:
— Не покажете ли мне фруктовые деревья, которые растут у вас перед домом?
В саду, где некоторые яблони странно закручивались против часовой стрелки, а мириады цикад всё еще не пришли в себя от смены сезонов, Полтон произнес:
— Мне не хватает слов, чтобы выразить всю благодарность за вашу доброту касательно моего романа. Для меня это означает свободу.
— Вы всё очень достойно выразили в письме, гораздо достойнее, чем можно было ожидать. Прошу вас, ни слова больше, лучше расскажите о Падине Колмане.
— Думаю, вы будете довольны, — улыбнулся Полтон. — Прибыл он сюда — кожа да кости, хотя добряк Редферн почти вылечил ему спину. Прибыл он, кстати, как Патрик Уолш. Кажется, именно так клерки заметают следы и запутывают дела до полной безнадежности. С тех пор отъедается. Я дал знать, что он заразный, и лично определил его в хижину для пастуха ягнят. Если вы поднимались от лагуны по реке, то видели ее. Могу я вас туда проводить?
— Если можно.
Луг был настоящим лугом: самый большой участок травы, который Стивен видел в Новом Южном Уэльсе, и по нему бродили толстые ягнята, некоторые из которых всё еще от души резвились. Посреди луга стояла хижина из дерна, крытая тростником. От ветра крышу удерживали прижатые камнями канаты. Тростник был родом из плавней на дальнем конце луга — там река впадала в лагуну, образуя маленький залив, из которого продукцию этого поселения отправляли морем в Сидней. У входа сидел Падин, напевая двум юным худощавым высоким аборигенам, стоявшим перед ним, про Конна Сто Битв.
— Рискну предположить, что вы захотите поговорить с ним, — предположил Полтон. — А я вернусь и подстегну повара.
— Это и пяти минут не займет, — заверил Стивен. — Скажу только, что могу прийти в устье реки на шлюпке двадцать четвертого или в случае непогоды двумя–тремя днями позже, но, в любом случае, после полудня. Буду краток: не хочу тревожить его дух — он и так мучительно пострадал.
Столько времени и не понадобилось, но к этому времени спутникам стало ясно, что дух Стивена тоже очень сильно затронут.
— Эти темнокожие юнцы, — поинтересовался Мэтьюрин, когда они приступили к благословенному обеду, — что сбежали, когда я подошел к ним ближе, они местные?
— О нет, — пояснил Полтон, — они приходят и уходят, следуя своему бродячему образу жизни. Но несколько человек неподалеку всегда есть. Мой кузен не позволяет с ними дурно обращаться или развращать их женщин. К аборигенам он добр, иногда дает им овцу или, что им гораздо больше по вкусу, котел подслащенного риса. Он пытается составить словарь их языка, но поскольку у них есть минимум десять синонимов для всего на свете, и все многосложные, а слух у кузена неважный, продвинулся он недалеко.
Они беседовали о том о сем: об интересных бабочках, встреченных по пути, особенно у последней лагуны, о необходимости сачка, оставленного у Райли, об изогнутой метательной палке, увиденной там же, об аборигенах. И тут Полтон спросил:
— Вы их действительно считаете разумными?
