Железные франки - Шенбрунн-Амор Мария (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Она запрезирала бы себя, если бы поступила иначе, а Алиенор приняла дар с привычной непринужденностью.
–?Любезный Раймонд, я слышала, тут где-то источник, у которого Аполлон влюбился в прекрасную нимфу Дафну. Я просто обязана, обязана увидеть это место!
И Пуатье услужливо пустил коня стремглав.
Птицу не жалко, муж – другое дело. Беда в том, что королева явно не видела разницы. Похоже, из всех крестоносцев лишь одна Алиенор явилась в Святую землю только брать, брать и брать. Но такова аквитанка – любой знак преданности, любви и уважения она считала обычной данью, и чем уверенней эта женщина вела себя, тем усердней пресмыкались перед ней окружающие. Многие дамы принялись так же высоко задирать голову, так же поднимать брови, смотреть вдаль и некстати улыбаться, но Алиенор при этом выглядела думающей о чем-то таинственном и прекрасном, а Изабо с прочими подражательницами – глуховатыми и двинувшимися рассудком. Все словно попали в волшебный, магический замок, где потеряло значение все, кроме колдовского голоса королевы, поющего песни чужой любви. И только Констанция плотнее прятала волосы под свою повязку замужней женщины, продолжала в разговоре глядеть прямо на собеседника, а на вопросы отвечала толково и уместно.
Изабо теперь постоянно попадалась на глаза в обществе усатого, толстого и вечно пьяного шевалье Грессана. В ответ на все предупреждения и уговоры мадам Бретолио только молча отводила взгляд, щеки и слишком открытая грудь ее покрывались алыми пятнами, слезы невольно катились по зардевшимся щекам, и она опрометью убегала рыдать в углу. За вертихвостку совершенно неожиданно заступилась дама Филомена, это унылое воплощение никем не искушаемой добродетели:
–?Ваша светлость, покойные малютки перевесят все ее грехи. А вдобавок этот Эвро.
Констанция вспоминала о погибших сыновьях самой дамы Филомены, обнимала веселого шалуна Бо и прелестную Марию и уверяла себя, что эта завезенная провансальцами блажь – придворная любовь – глупая, но безвредная игра. Иначе разве играл бы в нее с таким увлечением собственный супруг?
И все же его усердие в куртуазной придури было обидным и досадным. Вечера напролет князь Антиохийский ловил с завязанными глазами визжащих дам, преподносил королеве яблоко в роли Париса или благоговейно внимал бесконечным мадригалам.
–?Я словно вернулся в волшебную атмосферу моего юношества, в мою родную Аквитанию! Утонченная поэзия, музыка… Я только сейчас понял, как мне не хватало всего этого!
Ногти Констанции до крови впивались в ладони, но ради блага Антиохии и спокойствия Пуатье она запрещала себе вмешиваться. С той первой их ссоры из-за Алиенор они с Раймондом полностью так и не примирились. Князь продолжал ночевать в казармах, дни проводил в обществе паладинов и королевы, а с женой общался лишь при посторонних или по необходимости. Но, оказывается, теперь, когда в замке царствует другая, ему стало гораздо лучше, несмотря на размолвку со своею венчанной супругой! Интересно, знает ли заморский кумир, что великий почитатель и бережный хранитель провансальской культуры сам не озаботился обучиться писать и читать?
Утонченных придворных развлечений упорно сторонился лишь один кавалер – Луи. В сопровождении своего капеллана Одо де Дойля и телохранителя Тьерри Галерана понурый Капет бродил по замку хмурым призраком, мрачнея день ото дня. На провансальском наречии, на котором беседовали между собой Раймонд и Алиенор, парижанин не говорил, блистать в оживленных словесных поединках придворных и любезничать с собственной женой наперегонки с князем Антиохийским он не желал, да никто ему и не предлагал. Впрочем, дядя и племянница так были заняты друг другом, что рядом с ними все чувствовали себя незваными посторонними, даже Констанция, хоть она и понимала провансальское наречие.
Короля было жалко, он был не злым, совестливым человеком, с чувством долга и чести, но достаточно было Констанции увидеть его неприкаянную фигуру, чтобы в нем, как в зеркале, узреть всю унизительность собственного положения. Она не могла простить Людовику, что он, который мог положить конец этой внезапно вспыхнувшей приязни пуатевинцев, не смел вмешаться и заставить свою избалованную жену блюсти честь и соблюдать декорум.
Вскорости королю в Антиохии перестало нравиться хоть что-либо:
–?Как это в городе Луки и Петра, Варнавы и Павла проживает такое количество язычников? Молятся в своих поганых мечетях прямо посреди святого города! И постоянные вопли муэдзинов, когда всем известно, что в их выкриках таится страшное поношение христианству?!
Констанция пыталась смягчить венценосца:
–?Ваше величество, мы вынуждены терпеть нечестивые обычаи иноверцев. Купец не приведет в Антиохию свой караван, если здесь у него не будет возможности молиться в направлении своих святынь, не окажется привычной турецкой бани-хамама, если он не найдет тут чайханы, где неверные привыкли встречаться с единоплеменниками, курить кальян и любоваться танцовщицами. Поклонникам Аллаха необходим михраб, имам и намаз.
Луи взирал на княгиню, как на безумную:
–?Мы порицаем греков-схизматиков, а вы покорно смирились с несравнимо худшим! Иногда мне кажется, что это не вы их победили, а они вас. Сидите, как нехристи, на коврах и подушках, едите отвратительную восточную пищу, приготовленную нечистыми арабскими руками, лечитесь у их знахарей! Ваш Танкред изображал себя в тюрбане и назывался Великим эмиром! Я собственными ушами слышал, как франкский барон похвалялся, что не ест свинину! – Людовик подозрительно оглядел баранье ребрышко, вымоченное по тюркскому рецепту в оливковом масле с кокосом, кориандром, тмином и имбирем. – Житель Шартра или Реймса в Утремере превратился в антиохийца и забыл свои корни!
И король впился в ребрышко, как пес в горло тюрка. Не скажешь же помазаннику, что некоторые обычаи – например, почаще мыться и чистить зубы, не повредили бы и самому христианскому величеству! Впрочем, Констанция изо всех сил старалась завоевать доверие и приязнь Людовика, но все ее несмелые попытки оставались незамеченными, а венценосец был по-прежнему отчужденным и замкнутым.
–?Сир, – с избалованностью всеми обожаемого ребенка вмешалась Алиенор, – вы же ничего не смыслите в местных тонкостях, по какому праву вы указываете тем, кто сражался с иноверцами всю жизнь?
Но легче было бы осла впрячь вместе с лошадью, чем убедить Людовика согласиться с супругой.
–?По праву того, кого сначала умоляют о помощи, а потом упрекают в недостаточной терпимости. Взять хоть этот союз с Дамаском… Как можно было заключить союз с Дамаском?!
Констанция растерялась. Как объяснить то, что так ясно и давно уже привычно самой? Даже Танкред сражался против Бодуэна де Бурга заодно с алеппскими тюрками, а тот боролся с Танкредом при помощи тюрков Джабалии! Она поспешила уверить щепетильного короля:
–?Господь, читающий в нашем сердце, ведает, что любые наши небрезгливые союзы с басурманами являются только временной, вынужденной уступкой.
Раймонд пояснил, но так сухо, что лучше бы промолчал:
–?Граница не всегда проходит между христианами и иноверцами. Араб охотнее покорится нам, нежели тюркам, и шиит раньше перекрестится, чем пожмет руку сунниту! И, чтобы не допустить чрезмерного усиления одного из неверных, нам приходится иногда приходить на помощь тому, кто слабее. Наша главная угроза – не Дамаск, а Алеппо Нуреддина, и этого атабека мы ненавидим так, как вы еще не научились ненавидеть сарацин. Разумеется, лживые, жестокие и алчные неверные собаки заслуживают смерти. Однако военное счастье переменчиво, сегодня они в плену у нас, а завтра – мы у них.
Король отмахивался от чувствительных историй о благородных жестах и взаимовыручке между франкскими принцами и мусульманскими шейхами. Зато было очевидно, что он быстро учился ненавидеть заносчивого Пуатье:
–?Каждый нехристь, упорствующий в своих заблуждениях, заслуживает уничтожения! Эти ваши братания с поклонниками Магомета – только преступная слабость, колебания в вере и готовность к уступкам! Если бы мы в Европе прониклись подобным духом терпимости, а не боролись с басурманами не на жизнь, а на смерть, то даже Франция кишела бы неверными!
