Сто лет назад - Марриет Фредерик (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Да благословит вас Бог обоих, — проговорил мистер Треваннион, — я, действительно, не могу расстаться с вами и должен последовать за моими детьми.
Полчаса спустя мы опять уже сидели втроем на софе, и я снова рассказывал моей жене и ее отцу о себе: я должен был объяснить им, каким образом очутился в том положении, в котором они меня видели раньше, и причины, побудившие меня, а затем и моего брата Филиппа, покинуть родительский дом и решиться самим пробивать себе дорогу в жизни. Случилось это так:
«Сэр Ричард Месгрев, мой отец, женат был на девушке из высшего круга, с большими связями, мисс Арабелле Джонстон, и жил с нею, как я имею основание полагать, счастливо почти двадцать пять лет, когда Богу было угодно отозвать ее к себе. Я прекрасно помню свою мать, — продолжал я. — Хотя я с братом жил у воспитателя в шести милях от родового поместья, но мы постоянно бывали дома, и она скончалась, когда мне было уже шестнадцать лет. Могу только сказать, что более элегантной, изящной и добродетельной женщины, вероятно, никогда не существовало. От этого брака у отца было четыре сына и две дочери; старший сын — Ричард, второй — Чарльз, третий — я и четвертый — мой брат Филипп; сестры, Жанет и Мабель, были обе значительно моложе нас. В ту пору, когда скончалась моя мать, мой старший брат служил в королевских войсках, куда поступил по призванию к военной службе, хотя как наследник титула и поместья, дающего чистого дохода 4000 фунтов ежегодно, не имел надобности избирать себе какую-либо профессию. Второй брат мой, Чарльз, имевший страсть к путешествиям, уехал в Восточную Индию, где ему предложено было весьма высокое положение. Я и брат Филипп по молодости лет еще жили дома, как и обе наши сестры. Я не стану говорить о своем горе, когда мы потеряли мать, а перейду главным образом к моему отцу, о котором я имею много сказать. Это был добрый, но слабохарактерный человек, легко подчинявшийся всякому влиянию. При жизни матушки это не приводило ни к чему дурному, и все в доме шло надлежащим образом; но после ее смерти стало совсем другое. С год он тосковал по жене и оставался спокойно в своем родовом поместье, довольствуясь присмотром за хозяйством, и так как он стал за последнее время хворым, то совершенно забросил охоту и всякий другой деревенский спорт. Скотоводство было всегда его излюбленной страстью, и он иногда целые часы проводил на скотном дворе, преимущественно в коровнике и молочной. Здесь в числе других работниц находилась дочь одного местного крестьянина-землепашца, девушка весьма красивая и привлекательная на взгляд; черты лица были мелки и правильны, глаза быстрые, фигура стройная и миниатюрная, нимало не напоминавшая грубого сложения большинства крестьянских девушек. Ей было лет семнадцать или немного больше. Она казалась красива, мила и скромна, но на деле была вовсе не тем, чем казалась; это была чрезвычайно хитрая, скрытная и, как оказалось впоследствии, честолюбивая превыше всякой меры женщина. Мой отец, по природе очень влюбчивый, невольно прельстился этой девушкой и скоро стал проводить почти все время в молочной; внимание, каким он удостаивал хорошенькую работницу, было до такой степени явным, что ее товарки, другие скотницы и коровницы, стали в шутку называть ее миледи. Спустя несколько месяцев мой отец впервые заболел сильным приступом подагры; но болезнь недолго удержала его, и спустя шесть недель он был уже снова на ногах и продолжал свои ухаживания за молоденькой коровницей.
Мы с братом Филиппом жили у своего воспитателя; приходя домой, слышали о том, что здесь происходило, и постоянно издевались и подшучивали над фавориткой, всячески стараясь досадить ей или причинить какую-нибудь неприятность. Когда мы, наконец, вернулись домой, отец вторично заболел сильным приступом подагры, которая приковала его к постели и он потребовал, чтобы послали за этой девушкой, и она ухаживала за ним. Не могу вам сказать в точности, что тут произошло, только несчастная страсть отца к этой молодой крестьянке достигла таких размеров, а пропорционально с ней возрастало и честолюбие девушки, что в конце концов, приблизительно месяцев шесть спустя, эта дочь простого поденщика, работница с нашего скотного двора возвысилась до положения леди Месгрев; ей было в ту пору лет 18, а моему отцу — под семьдесят.
Когда этот неподходящий брак стал известен в графстве, все местное дворянство и высшее общество, не говоря уже об аристократах, перестали бывать в доме моего отца и отказались поддерживать с ним прежние отношения. В самое короткое время новая супруга моего отца успела приобрести над ним такое неограниченное влияние, что он стал смотреть только ее глазами и не знал никакой иной воли, кроме ее. Ее отец и вся семья переселились из своей деревни в маленькую усадьбу по соседству и стали разыгрывать из себя дворян и помещиков. Затем наш старый преданный слуга, бывший долгие годы нашим домоправителем, вдруг без всякой причины был рассчитан и удален из дома, и его место занял отец новой леди Месгрев. Человек он был безграмотный, невыдержанный, безо всяких манер и обхождения и совершенно не годился для этой должности. Никакими расходами эта женщина не стеснялась; новые ливреи, новые выезды и экипажи, бесчисленные туалеты и наряды, жемчуга и бриллианты она заводила не стесняясь, тратя даже больше, чем это было возможно при наличных средствах отца. Но он ни в чем не противоречил ей.
Теперь она показала себя в своем настоящем виде; мстительная, злопамятная, тираническая натура ее проявлялась во всем; всех старых слуг она сменяла, всех, знавших ее в ее прежнем положении, буквально ненавидела, всех, кого она могла, притесняла и вымещала на них то, что ей когда-то приходилось сносить от других. Но бедный отец мой не видел в ней недостатков; в его глазах эта женщина была совершенством. Мы поселились вновь в родительском доме спустя четыре месяца после того, как наш отец вступил во второй брак. Мачеха не забыла нашего насмешливого отношения и наших мальчишеских выходок по отношению к ней, когда она была еще на скотном дворе, и теперь нещадно мстила нам за это. Она настояла на том, чтобы мы не обедали и не завтракали за одним столом с отцом, приказала давать нам самую простую и грубую пищу, старалась не допускать нас к отцу, и когда мы жаловались ему, то она нагло отрицала все, что мы говорили, и восстанавливала отца против нас. Мы же, видя, что не можем убедить отца выслушать нас и придать веру нашим словам, избрали другую тактику, а именно: стали досаждать ей, чем только могли, травить, дразнить и изводить ее всеми средствами, поминутно напоминая ей об ее низком происхождении и ее недавнем прошлом. Мы травили ее, забывая, что тем самым губили себя, потому что после непродолжительной и бесполезной борьбы отец наш должен был уступить ее настоятельным требованиям; он послал за мной и сказал, что я в такой мере невыносим в доме, что он не хочет больше признавать меня своим сыном и, бросив мне кошелек с деньгами, добавил, что это все, что я могу ожидать от него, что я должен немедленно покинуть его дом и никогда более не переступать его порога.
На это я ответил без особого почтения, подобавшего ему как моему отцу, что действительно давно пора сыну дворянина и родовитой леди покинуть дом, когда столь низкого происхождения баба, как бывшая скотница, вступила в него как хозяйка! Взбешенный отец пустил в меня свой костыль, и я вышел из комнаты.
У двери я столкнулся с виновницей моего изгнания из родительского дома; она, очевидно, подслушивала и была, видимо, довольна тем, что ей пришлось услышать.
— Теперь на вашей улице праздник, чертова баба! — крикнул я ей в порыве бешенства. — Но подождите, когда отец умрет, тогда на нашей улице будет торжество, и тогда вам снова придется доить коров!
Я, конечно, не думаю оправдывать своего поведения, которое было возмутительно в данном случае, но мне было тогда всего семнадцать лет, и это может служить мне некоторым извинением. Тогда я не мог даже думать о том, что ей действительно придется смотреть из моих рук и просить у меня подаяния. Но вышло так. Как мне сообщил мистер Кампбелль, покойный отец перед смертью уничтожил то завещание, в котором обеспечивал за ней весьма значительную часть доходов с имения, и теперь ее дальнейшая судьба всецело в моих руках.
