Наследники Великой Королевы (др. изд.) - Костейн Томас (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ты говорил мне, что нечто подобное может случиться. Помнишь, когда мы шли в Эпплби — Корт? Думаю, мне вообще не стоило ехать с тобой.
— Я рад, что ты здесь, — быстро проговорил он. — Выбрось все эти глупости из головы. Если бы не ты, где бы мы сейчас были?
— Я понимаю, что на твоей стороне доводы рассудка, но поверь мне, бедняга Клим не хотел зла. Он убил Слита, чтобы спасти меня.
— Быть может ты мне не поверишь, Роджер, — он улыбнулся и опустил руку мне на плечо, — но в эти последние дни я бы охотно поменялся с тобой местами.
Мы вели нашу беседу в углу рулевой рубки. Джон выглянул наружу и отрывисто отдал какое-то распоряжение человеку за штурвалом.
— Подходим к Гулетте, — сообщил он. — Скоро узнаем, что за время нашего отсутствия предпринял наш приятель бей. Не исключено, нас ждет впереди такая драка, какой ты еще не видывал, Роджер. — Он снова улыбнулся. — Значит ты больше не обижаешься на меня? Отлично! У меня словно огромный камень с души свалился.
Когда мы вышли на полуют, нашим глазам предстала мирная картина. На рейде прямо перед нами под английским флагом стояла «Ла Солдерина».
— Если бей не наложил свои лапы на эту богатую добычу, быть может, он выполняет и другие свои обязательства, — неуверенно произнес Джон. — Лично меня это удивляет. Ведь он жаден и ненасытен, как акула. Хотя, конечно, он не знает как закончился наш поход, и это, возможно, его останавливает. Но в любом случае нам необходимо держаться начеку.
Еще прошлым вечером было принято решение о том, что к причалу подойдут лишь три наших корабля, а остальные останутся на рейде. Однако большая часть капитанов собралась на берег, и некоторые из них были сейчас с нами. Они так же как и Джон были немало озадачены миром и спокойствием, которые царили в порту. Все внимательно вглядывались в приближавшуюся береговую линию. Постепенно вырисовывались знакомые детали.
— Над нашими складами виднеются два флага, — объявил Джон, пристально глядя вперед. — Один английский, другой голландский. Думаю у Хейта и его людей особых проблем не было. Меня это удивляет, но тем не менее это так.
— Рад снова видеть вас, капитан Уорд, — приветствовал Джона Хейт. — Последние недели спать мне приходилось лишь урывками, но даже во сне мне мерещилось, что язычники лезут через стены и собираются нас прикончить.
— Значит наяву все было в порядке?
— В полном, сэр. Не пропало ни мотка веревки, ни куска шелка.
Когда ему сообщили о смерти Слита, он перекрестился и произнес.
— Мир его душе. — И почти тут же добавил. — Значит капитан теперь я.
— Да, и я уверен, вы будете отличным капитаном.
— Постараюсь. Команда у нас великолепная. Один к одному. Все ирландцы. И честные ребята, разумеется, за исключением Дэнни, которого теперь уже нет.
Внешне комнаты, которые мы занимали, не изменились. Вдоль стены на корточках расположились несколько работорговцев. Здесь же находилось еще несколько туземцев довольно зловещего вида. Однако с какой целью они здесь собрались, было неясно. Абадад приветствовал меня с крайней почтительностью. Приветливая улыбка преобразила его безобразное лицо. Ухватив меня за рукав, он потащил меня на балкон.
— Сидди, — прошептал он. — Они совали свой кос во все углы. Помещения несколько раз обыскивались по приказу алькальда.
Меня охватило отчаяние. Я понимал, сколько работы мне предстоит для того, чтобы возобновить запасы. Абадад успокаивающе покачал головой.
— Не волнуйся, Сидди, твой недостойный слуга сумел перевезти все важные бумаги в свой дом в Тунисе. Они в безопасности. Там же тебя ждут письма.
Письма из дома! Ничто не могло принести мне большую радость. Чудом было уже одно то, что письма из дома вообще доходили сюда. Ведь они проходили через множество рук, долго шли по суше, а затем совершали полное превратностей путешествие по Средиземному морю. Большая их часть терялась в дороге.
Одно письмо было адресовано мне лично. Написано оно было почерком тети Гадилды, и даже до того, как я сломал печать, я понял, что вести в нем содержаться нерадостные. Я читал его будто в тумане, а потом машинально выпустил исписанные листики, и они опустились на пол.
Мама умирала. Тетя Гадилда постаралась сообщить эту весть как можно мягче и деликатнее, но я понял это почти с первой строки. Мама была нездорова уже несколько месяцев, и наш городской доктор в конце концов пришел к заключению, что ей не поправиться. Он не мог поставить точный диагноз, но полагал, что это какая-то форма злокачественной лихорадки. Ее мучали постоянные головные боли, порой она бредила. Кровопускания на какое-то время приносили ей облегчение, но есть она почти не могла. От болезни со схожими симптомами скончалась в Грейт Линнингтоне моя бабушка, в том страшном году, когда от этой же болезни умерли две ее служанки и сынишка садовника.
Читая витиеватые фразы, написанные неразборчивым почерком, я представил свою бедную мать в большой кровати в гостиной, голой и неуютной комнате без ковра, с дешевыми занавесками. Я видел ее глаза, обычно такие живые и улыбающиеся, а теперь полные боли. Я всегда считал ее очень красивой. Она была так утонченна и изящна даже в своих платьях из дешевой материи. Жизнь ее была бедной и нелегкой, и вот теперь она умирала, а может быть уже умерла…
Я поднял листки и перечитал их снова, тщательно взвешивая каждую фразу и пытаясь отыскать в них хотя бы тень надежды. Моя мать терпеливо переносила страдания, писала тетя Гадилда. Поначалу она утверждала, что несмотря на все сомнения доктора и всю его премудрую латынь она все-таки поправится и сама встретит на причале своего возмужавшего сына-моряка, со славой возвращавшегося домой из дальних странствий. Каждый день она твердила, что ей уже лучше и на следующий день она обязательно встанет с постели. Но, увы, с каждым днем она все больше теряла силы, и наконец, даже себе вынуждена была признаться, что надежды нет. Теперь у нее было лишь одно желание — увидеть меня перед смертью.
Последний параграф письма, признаюсь, озадачил меня. Я никак не мог понять его смысла, хотя перечитал несколько раз. Тетя Гадилда любила выражаться витиевато и многозначительно. Она обожала писать намеками. Поэтому поначалу я решил не обращать внимания на эти строки, полагая их данью ее обычной страсти к таинственности. Тетушка писала:
«Ты не должен, мой дорогой мальчик, винить себя за состояние здоровья своей бедной матери. Она, разумеется, волновалась за тебя, однако в то же время всегда испытывала гордость и удовлетворение по поводу твоего мужественного поступка. Ее болезнь объясняется другой бедой, которая свалилась на нас, но говорить об этом я в письме не могу. Мы расскажем тебе все, когда ты вернешься домой, твоя мать и я, конечно, если бедняжка доживет до твоего возвращения, в чем я очень сомневаюсь. Возвращайся как можно скорее, дорогой Роджер, и пусть Господь продлит ее жизнь до тех пор, пока она не увидит и не благословит тебя. Она просит меня передать тебе, что постоянно о тебе думает и гордится своим большим мужественным сыном».
Другой бедой? Что это могло быть? Я перебрал все возможные варианты, какие только приходили мне в голову. Вряд ли это было как-то связано с деньгами. У них был небольшой доход и кое-какие сбережения, собранные за годы экономной жизни. Быть может они подверглись каким-то преследованиям из-за того, что я плавал с Джоном? Это тоже было крайне маловероятно, так как все в нашем городе открыто восхищались и гордились Джоном и всеми теми, кто плавал с ним, а английские законы не предусматривали наказания родственникам людей, нарушивших закон. Значит это тоже не то. Наконец я вспомнил о том, что писала тетя Гадилда в прошлом письме о сэре Бартлеми Лэдланде. Быть может он имел какое-то отношение к несчастью, которое стоило моей бедной матери жизни?
Я поднялся со стула и принялся мерить шагами комнату, чувствуя, как глаза присутствующих внимательно следят за каждым моим движением. Я пытался привести в порядок свои мысли, хладнокровно обдумать, что я могу предпринять. То же чувство беспомощности, невозможности что-либо изменить, которое я испытал при смерти Клима, охватило меня вновь.
