Блэк - Дюма Александр (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Всем, чем вам будет угодно, сударь.
— Мое имя, шевалье де ля Гравери, не напоминает ли оно вам некоторые обстоятельства?…
— Вы правы, сударь.
— Помните ли вы тот пакет, который Думесниль доставил вам на борт в тот день, когда стал жертвой этой роковой болезни, сведшей его в могилу, и имя той персоны, которой этот пакет был адресован?
— Мадам де ля Гравери…
— Матильде!
— Увы! шевалье, — ответил Шалье, — в этом отношении я не смог выполнить миссию, за которую взялся, полагая, что сразу же, не задерживаясь, вернусь во Францию.
— А!
— Вы видели, как я высадился в Вальпараисо?
— Да.
— Сначала я провел там гораздо больше времени, нежели предполагал; затем, вместо того, чтобы вернуться по суше или же обогнуть мыс Горн, я сел на корабль, который выполняя кругосветное плавание, шел в Кейптаун. В результате чего, когда я попал во Францию, мадам де ля Гравери уже умерла.
— Но вы разузнали что-нибудь о ее смерти и о ребенке, которого она оставила, сударь?
— Очень мало… Но я вам расскажу все то немногое, что мне известно.
— О! умоляю вас, — произнес шевалье, молитвенно сложив руки.
— Ваш брат, вы это, вероятно, знаете, потребовал, чтобы она не признавала ребенка, которого должна была родить; она родила девочку…
— Так, сударь, да, все так!
— Этой девочке при крещении дали имя Терезы.
— Тереза! Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен.
— Продолжайте, сударь! продолжайте! Я вас слушаю.
В самом деле, казалось, шевалье жадно ловил каждое слово рассказчика.
— Ребенка поручили заботам некой женщины, которую звали…
Господин Шалье запнулся, припоминая имя.
— Матушка Денье, — с живостью произнес шевалье.
— Да, так, сударь; но, предприняв поиски этой женщины, я не смог найти ни малейших ее следов.
— Зато я, сударь, я ее нашел!
— Кого?
— Терезу!
— Терезу?
— Да, и благодаря вам, я надеюсь, что вскоре смогу назвать ее своей дочерью.
— Вашей дочерью?
— Без сомнения.
— Однако мне казалось…
Шалье внезапно замолчал: область, в которую он вторгался, показалась ему весьма опасной.
Шевалье понял его мысль.
— Да, вас это удивляет, — сказал он с печальной улыбкой, — но когда смерть легла поверх обиды, то достоин сожаления тот, кто продолжает держать ее в своей памяти! К тому же, признаюсь вам, я провел долгих семь лет моей жизни, не любя никого, кроме самого себя, и состарившись, я стал легкомысленным и ветреным, я стал изменять самому себе ради собаки, и от собаки Я хочу перейти к своему ребенку. Послушайте, сударь, напрягите память! Нет ли у вас какого-нибудь свидетельства, основываясь на котором мы могли бы доказать происхождение этой девушки?
— Да, пожалуй. Если вы можете доказать, что это именно ее отдали на воспитание матушке Денье, то у меня есть акт, — тот самый, который бедняга Думесниль привез мне на борт, поручая моим заботам и мать, и дитя, — у меня есть акт, который мадам де ля Гравери передала ему; акт, составленный по указаниям врача, который ходил за ней и который засвидетельствовал, что ребенок женского пола, крещенный под именем Терезы-Дельфины-Маргариты, является ее дочерью.
— А следовательно, и моей дочерью! — радостно вскричал де ля Гравери. — Ведь отцом признается тот, кто состоит с женщиной в законном браке. — Pater is est quem nuptix demonstrant.
И никогда еще эта аксиома супружеского права, приводившая в ярость стольких мужей, не провозглашалась с более счастливым лицом и более довольным сердцем.
После того, как шевалье дал волю своей радости и своему удовлетворению, он счел, что пришло время познакомить Шалье с различными участниками той драмы, развязку которой Дьедонне так трудно было найти.
Он закончил свой рассказ тем, что произошло вчера между ним и Гратьеном д'Эльбэн в Голландском кабачке.
Шалье, узнав о предстоящей завтра дуэли, сделал все возможное, чтобы отговорить шевалье от поединка.
Но вид Блэка и то раздражение, которое он испытал утром, вернули шевалье его воинственное настроение и подняли его дух.
— Нет, милый мой, — сказал он, — нет, нет, нет! мое решение непоколебимо! Я решил драться еще тогда, когда у меня были всего лишь предположения по поводу рождения Терезы; теперь же, когда я твердо уверен, что она дочь Матильды, то я готов тысячу раз пожертвовать своей жизнью ради нее! И, послушайте, это во мне все еще говорит эгоизм — я всегда был эгоистом и останусь им до конца, — послушайте, — продолжал шевалье, показывая на Блэка, который, отворив дверь, вошел в гостиную и с задумчиво-печальным видом положил свою голову на колени шевалье, — я открыл такое наслаждение в тех страданиях, которые перенес ради них, что уверен в том, что в смерти, принятой за любимое существо таится такой источник благодати и утешения, о котором никто и не подозревает, и с которым я вовсе не прочь был бы поближе познакомиться.
— Ну, что же, — ответил Шалье, — раз ваше решение твердо, то, мой дорогой господин де ля Гравери, окажите мне честь, выбрав меня вашим секундантом.
— А! сударь, я как раз хотел просить вас об этом, — вскричал обрадованный шевалье.
— Итак, это решено?
— Да, решено; и мы не можем терять ни минуты.
— В чем дело?
— Секунданты моего противника должны с двенадцати до часу прогуливаться по террасе Фельянов, поджидая там моих секундантов, дабы обговорить условия поединка.
Шевалье вынул свои часы.
— Сейчас десять часов тридцать пять минут, — добавил он.
— Хорошо! вы сами видите, что у нас еще есть время.
— Это правда! но я еще не завтракал.
— Я предложил бы вам позавтракать со мной, но необходимо, чтобы я вам нашел второго секунданта.
— Зачем?
— Чтобы обсудить условия поединка.
— Это ни к чему! у меня уже есть второй секундант; однако я желаю, и тому существуют весьма серьезные причины, чтобы он встретился с моим противником и его секундантами только на месте дуэли; поэтому я вас попрошу уладить все условия поединка.
— Какие у вас будут пожелания?
— Никаких.
— Но если наш противник предоставит нам выбор оружия?…
— Не соглашайтесь на это! оскорбление было нанесено ему; и я не желаю никаких уступок.
— Но все же вы отдаете предпочтение какому-либо виду оружия?
— Предпочтение, сударь? О! нет, слава Богу, я питаю отвращение к любому из них.
— Но в конце концов вы умеете стрелять из пистолета и владеете шпагой?
— Да. Мой бедный Думесниль, несмотря на мое отвращение к этим орудиям убийства, научил меня ими пользоваться.
— И вы достаточно хорошо ими владеете?
— Сударь, вам хорошо знакомы эти маленькие зеленые попугайчики с оранжевой головкой, которые по своим размерам чуть больше обычного воробья и которые встречаются на всех островах Океании?
— Отлично знакомы.
— Так вот, я регулярно убивал двух из трех этих попугайчиков, сидящих на вершине дерева.
— Вы не достигли уровня вашего учителя Думесниля, который убивал трех из трех; но тем не менее это вовсе неплохо. Ну, а как дела обстоят со шпагой?
— О! я умею лишь парировать удары, но делаю это очень ловко.
— Этого недостаточно.
— И потом я знаю один удар…
— А! а!
— Один-единственный.
— Если это некий выпад, которым Думесниль поражал меня десять раз, то этого достаточно.
— Да, это тот самый удар, сударь.
— Тогда я больше не опасаюсь за вас, сударь.
— Я тоже, но только при одном условии…
— Каком же?
— Позвольте Блэку сопровождать нас завтра на место поединка, дорогой Шалье. Я очень суеверен и я верю, что его присутствие принесет мне завтра удачу.
— Блэк последует за вами и не только завтра, отныне он будет с вами всегда, шевалье, и я счастлив, что могу вам подарить животное, к которому вы столь сильно привязаны.
— Спасибо, сударь, спасибо! — воскликнул шевалье, глаза которого были полны слез. — А! вы не знаете, как дорог мне ваш подарок! Видите ли, Блэк — это не животное, это… Но нет, вы мне не поверите, — добавил шевалье, по очереди переводя взгляд то на Блэка, то на своего нового друга.
