Искатель приключений. Книга 2 - де Монтепен Ксавье (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Хорошо, я принаряжусь… прекрасный пол всегда мне дорог!
— Злодей Матьяс Обер! — вскричал Жан Каррэ, вставая.
Они пожали друг другу руки, и лакей Антонии Верди вышел из таверны «Марс и Венера».
Оставим Матьяса Обера честно зарабатывать свои деньги, стараясь проникнуть в таинства домашней жизни кавалера де ла Транблэ. Оставим Жана Каррэ раздуваться гордостью от своего высокого звания, как доверенного человека Антонии Верди, и мечтать, что он скоро будет правою рукою фаворитки. Оставим Филиппа Орлеанского с нетерпением ожидать знаменитой субботы, которая должна была показать ему ослепительную царицу Савскую, возлюбленную великого Соломона. Оставим на несколько минут всех этих особ, с которыми скоро увидимся опять, и отправимся к Раулю и Жанне в их таинственное жилище.
Настала минута для Рауля объяснить Жанне, чего он ожидал от нее, и научить ее роли, которую он назначал ей в странной сцене, готовящейся разыграться в следующую субботу в Пале-Рояле, к мистификации его королевского высочества Филиппа Орлеанского, первого принца крови, регента Франции. Как и предвидел маркиз де Тианж, это объяснение немало затрудняло кавалера. Он знал, что Жанна будет ему повиноваться, но знал также и то, что простодушная и откровенная натура молодой женщины непременно сначала возмутится и с величайшим трудом примет участие в обмане. Рауль любил Жанну — нам это известно — и еще не дошел до того, чтобы видеть в ней только бессловесное орудие. Он не хотел ни огорчить ее, ни оскорбить, и мысль лишиться ее любви и ее уважения пугала его. Итак, по всем этим причинам он откладывал сколько было возможно разговор, который мы передадим читателям…
Наступил вечер пятницы. Невозможно было откладывать далее, и Рауль наконец решился. Как искусный комедиант, он начал с того, что придал своему лицу печальное и озабоченное выражение, которое не могло не привлечь внимания Жанны. В самом деле, мрачная физиономия Рауля тотчас же растревожила молодую женщину, и она начала расспрашивать его. Рауль сначала отвечал ей очень уклончиво. Беспокойство Жанны удвоилось. Рауль искусным умолчанием без труда превратил это беспокойство в настоящий испуг. Жанна уверила себя, что мужу ее угрожает неизбежное несчастье, и хотела знать, откуда оно явится. Минута была удобная, и Рауль воспользовался ею.
— Жанна, — сказал он, страстно прижимая к сердцу молодую женщину, — ты меня любишь, не правда ли?
Молодая женщина обратила на лицо мужа свои большие, полные изумления глаза и прошептала:
— Люблю ли я тебя? Зачем ты спрашиваешь меня об этом?.. Люблю ли я тебя? Лучше спроси меня, бьется ли мое сердце, потому что если я перестану любить тебя, оно перестанет биться!..
— А если именем этой любви я буду просить у тебя большего доказательства преданности, дашь ли ты мне его?..
— Все, что только ты можешь ожидать от меня, Рауль, я сделаю… Сделаю не колеблясь и с радостью… все, исключая одного.
— Чего?
— Я только не соглашусь расстаться с тобою…
— А речь идет именно о разлуке, мое бедное дитя… Но слава Богу, то, о чем я хочу просить тебя, может избавить нас от этой разлуки… В твоей власти не допустить, чтобы ворота Бастилии затворились за мною… может быть, навсегда…
— Бастилии! — повторила Жанна с криком ужаса. — Бастилии! И я могу не допустить?..
— Да.
— И ты еще колеблешься?! Ах, Рауль! Как сильно должна я тебя любить, чтобы простить тебе подобное недоверие…
— Когда я скажу, в чем дело, моя возлюбленная Жанна, ты поймешь мою нерешительность… Ты поймешь, что иногда я говорю себе: лучше сидеть вечно в тюрьме, чем видеть, что моя обожаемая жена, моя возлюбленная Жанна, играет недостойную роль!..
— Недостойную роль?! Но я слишком хорошо знаю, мой Рауль, что ты не можешь потребовать от меня ничего постыдного… Притом моя честь принадлежит тебе… Разве ты не имеешь права располагать сю? Вечная тюрьма, Рауль, вечная разлука была бы для меня смертью! А я еще так молода… и с тобою жизнь так прекрасна! О! Рауль, не осуждай меня на смерть…
— Послушай же и, как ни странно покажется тебе то, что я тебе скажу, не сомневайся во мне.
— Я скорее буду сомневаться в себе самой…
— Я уже говорил тебе несколько раз о мнимом заговоре, изобретенном какими-то сообщниками, желавшими выставить свое лживое усердие. Точно так же я говорил, что два-три неблагоразумных слова навлекли на меня подозрение в участии в этом сомнительном заговоре…
— Да, и я всегда с глубоким ужасом слушала, как легкомысленно судил ты об опасности, угрожавшей тебе! Тайный инстинкт говорил мне, что эта опасность важнее, нежели ты думал…
— Твой инстинкт тебя не обманывал… опасность увеличилась, особенно в последнее время…
— Почему?
— Странное дело! По обстоятельствам, которым не чужда и ты…
— Я?! — пролепетала Жанна, с отчаянием ломая руки. — Я причина угрожающей тебе опасности? О! Не говори этого, Рауль, или я сойду с ума… я это чувствую…
— Успокойся, милое дитя… повторяю тебе, что эту опасность можно отклонить.
— Но ты мне говоришь также, что я ее увеличила!.. Прошу тебя, умоляю на коленях, объяснись, чтобы я узнала, по крайней мере, в чем я виновата.
— Ты не виновата, моя возлюбленная; все это сделал случай или скорее злой рок… Помнишь ли ты тот день, единственный, в который мы не были вполне счастливы со времени нашего союза?..
— День Антонии Верди, — прошептала Жанна, потупив глаза.
— Да… Помнишь ты дерзкое и грубое нападение того дворянина, от насилия которого тебя вырвал мальтийский командор, дон Реймон Васкончаллос?
— Помню… — сказала Жанна еле слышным голосом.
— Рассказывал я тебе когда-нибудь, чем кончился поединок между командором и этим дворянином?
— Никогда.
— Дон Реймон убил виконта Д'Обиньи.
— Кровавая смерть!.. — вскричала Жанна. — Из-за меня!.. Ах! Какое ужасное наказание моей безумной ревности!..
— А виконт д'Обиньи был фаворитом регента, — продолжал Рауль. — Все — даже сам регент — думают, что это я дрался с виконтом и что я убил его…
— Но если это неправда! — с пылкостью возразила Жанна. — Если твои руки не смочены в крови его? Зачем тебе не оправдаться? Не назвать настоящего убийцу?
— Ты забываешь, Жанна, что этот убийца, как ты его называешь, убил д'Обиньи в благородном поединке, защищая тебя… Ты забываешь, что мы обязаны ему неограниченной и бесконечной признательностью; что выдать его было бы низостью…
— Ты прав, Рауль; я видела только тебя, думала только о тебе и забыла обо всем!..
— Итак, — продолжал кавалер, — меня обвиняют, и теперь ты понимаешь, что я не могу оправдаться. Филипп Орлеанский хочет отомстить за смерть своего любимца, и я был бы уже давно отослан в Бастилию, в мрачную тюрьму, которая никогда не возвращает своих жертв, если бы маркиз де Тианж, этот преданный друг, не воспользовался ради меня одной из самых странных слабостей регента…
— Что ты хочешь сказать?..
— Филипп Орлеанский, этот развратный и суеверный принц, посвящает изучению кабалистических наук все время, которым ему позволяют располагать его постыдные любовные интриги и заботы о государстве… и то еще очень часто он возлагает судьбы Франции на гнусного Дюбуа. Филипп Орлеанский будет безжалостен к оскорбленному дворянину, который защищал свою честь со шпагой в руке! Но он простит все, даже преступление, мнимому чародею, колдуну, словом, искусному шарлатану, который сумеет польстить его страсти и поощрить его нелепые и химерические верования…
Жанна слушала в остолбенении, не понимая, что хочет сказать Рауль.
— Но, друг мой, — спросила она наконец, — что же я могу тут сделать? Что можем сделать мы оба?
— На первый взгляд ничего, но на самом деле очень многое, если не все…
— Как?..
— Я уже предупредил тебя, милое дитя, что должен сообщить тебе странные вещи… Маркиз де Тианж, как я говорил тебе, вздумал воспользоваться самой странной из слабостей Филиппа Орлеанского, чтобы спасти меня…
— Что же он сделал?..