Заморский рубеж - Алексеев Иван (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
– Распоряжение от дежурного сотника! – Вестовой протянул начальнику свернутую трубкой грамоту с печатью.
Обалдевший начальник молча взял протянутый свиток, продолжая беззвучно взирать на вестового, в котором он уже узнал Михася.
– Разрешите отбыть к месту дежурства? – деловитым тоном осведомился Михась.
– Разрешаю, – едва только и смог выдавить из себя изумленный глава всей южной кавалерии и вздрогнул от раздавшегося за спиной визга супруги, выглянувшей у него из-за плеча и увидевшей на их родном балкончике конскую морду.
Михась тронул поводья, и конь послушно стал спускаться, пятясь, по лестнице. Достигнув земли, отрок развернул коня и неспешно потрусил со двора. А на улице, с которой через невысокий забор прекрасно была видна вся только что происходившая сцена, Михася громко приветствовали многочисленные зрители, в первых рядах которых, конечно же, находились Разик и Желток. Трое друзей в обстановке строжайшей секретности в течение двух месяцев готовили для только что состоявшегося трюка старого боевого коня Петьку, отслужившего свой срок и теперь, как и многие другие четвероногие ветераны, мирно коротавшего оставшиеся ему годы на отдельной конюшне. Петька был выбран тройкой заговорщиков из многих других претендентов за покладистость и сообразительность. На отдаленной укромной полянке они соорудили лестницу, напоминавшую ту, что была пристроена к терему начальника южной конницы, вначале закрепили ее полого, под небольшим углом, и стали приучать Петьку ходить по ступенькам, а главное – пятиться по ним. Угол наклона лестницы постепенно увеличивался, пока не достиг реального «боевого» положения. Затем оставалось только дождаться дежурства и соответствующего поручения, которое выпало на долю Михася, привести из пенсионной конюшни Петьку и совершить поступок, немедленно попавший в легенды Лесного Стана. Друзья так ни разу и не выиграли конных состязаний у южных, но шутки и подтрунивания по этому поводу в их адрес со стороны соперников прекратились раз и навсегда.
– Галопом… Аида! – прозвучала давно ожидаемая команда, и скачка началась.
Северные восседали на высоких и могучих «рыцарских» лошадях европейских пород. Южные же состязались на низкорослых, зато неприхотливых и выносливых монгольских лошадках. Сотня всадников, пять десятков испытуемых из Северной тысячи и столько же – из Южной, неслась, набирая темп, по лесным просекам и обширным полянам, перегороженным барьерами из бревен, плетнями, рвами с водой и просто ямами. Во время скачки приходилось преодолевать довольно крутые склоны оврагов и даже переплывать одну довольно широкую и глубокую реку с быстрым течением. На некоторых полянах, на специально оборудованных рубежах, лавину всадников поджидали ряды соломенных чучел, одетых в старое обмундирование, водруженных на сколоченные крестом жердины, которых требовалось поразить копьем, зарубить саблей, пробить стрелой или заарканить, в зависимости от знака, висевшего на рубеже. Чучела эти были не столь безобидны: они щетинились копьями, «держали» в руках-жердинах вполне настоящие, хотя и давно зазубренные сабли, прикрывались щитами. На их тряпично-соломенных шарообразных головах, на том месте, где полагалось быть лицу, по традиции, заведенной, как считалось, еще триста лет назад самим отцом-основателем Саввой Кондратьевичем, были намалеваны огромные голубые глаза и широкая красная издевательская улыбка. Находящиеся возле чучел посредники за каждый промах задерживали неудачника на месте до счета «десять», а затем позволяли продолжить скачку.
Монгольские лошадки южных из-за своей низкорослости хуже брали барьеры, зато лучше прыгали в длину. Скакали они резвее, и резвость эта сохранялась на протяжении очень длинных дистанций. Конечно, в прямом столкновении и рубке строй на строй тяжелые северные кони давали преимущества их седокам, но в степной войне важнее были легкость и маневренность. Если в самом начале скачки около десятка северных дружинников, среди которых были и три друга, еще держались в первых рядах, то уже к середине южные стали постепенно отрываться и уходить вперед. Особенно увеличился отрыв после рубежа по стрельбе из лука. Здесь отстал и от южных, и от своих товарищей Михась. Он был одним из лучших в Стане стрелков из арбалета, называемого по-русски самострелом, а также многократно выходил победителем в состязаниях по стрельбе из пищали или аркебузы. А вот лук был его слабым местом. Кое-как поразив на скаку три мишени из пяти, Михась, осаживая рвущегося вперед коня, стиснув зубы, ждал, когда наблюдатель досчитает до двадцати, и уныло взирал на проносящихся мимо него соперников.
Теперь, чтобы их догнать, следовало рискнуть, и Михась с места в карьер ринулся вслед за ушедшей вперед кавалькадой. Вороной конь Бар дик, словно тоже почувствовавший обиду за то, что его зачем-то держали на поляне, без понуканий понесся широким галопом, явно стараясь изо всех сил. Он легко и с охотой перепрыгивал через препятствия, отчаянно съехал почти на самом заду с крутого песчаного берега реки и без колебаний плюхнулся в холодную воду, поплыл наискосок, борясь с сильным течением. Михась соскользнул с седла, поплыл рядом, причем не держался, как все, за луку или гриву, а лишь придерживал одной рукой ослабленные поводья, а сам изо всех сил загребал руками и ногами, чтобы облегчить и ускорить совместное плавание. Уж что-что, а плавать Михась умел. В результате предпринятых Усилий Михась с Бардиком переместились к следующему рубежу на несколько позиций вперед, обогнав с десяток дружинников из Северной тысячи. Южные и часть северных, среди которых были Желток с Разиком, скакали по-прежнему где-то впереди.
Мокрые, тяжело и прерывисто дышавшие, конь и всадник ворвались на всем скаку на рубеж для сабельной рубки и помчались по свободной дорожке навстречу трем ожидавшим их соломенным врагам. Если бы у Михася был запас времени, то он, конечно же, придержал бы коня, чтобы вернее отбить направленные на него сабли и срубить соломенные головы с мерзкими ухмылками. Но времени-то как раз и не было, поэтому опять приходилось рисковать. Михась едва успел выхватить саблю из ножен и крутануть ею над головой, разминая плечо, готовя его для рубки с оттяжкой. Соломенная голова распадется на две половинки или же слетит с соломенных плеч только при правильном ударе, при котором сабля не просто молотит, как дубина, оставляя лишь синяки и шишки, а разрезает противника, разваливает его «от плеча до седла». Рраз! Два!! Три!!! Последняя голова почему-то осталась на месте, лишь слегка покачнувшись. Михась уже ожидал свистка наблюдателя, но, еще выводя саблю из удара, чтобы она не срубила ухо собственному коню, заметил краем глаза, что тряпично-соломенный шар, бессмысленно таращась невинными голубыми глазищами, дрогнул, скатился вниз, запрыгал по вытоптанной земле. Михась издал нечленораздельный победный клич и, не сбавляя темпа, помчался дальше, свернул с поляны на узкую лесную тропинку буквально перед носом четырех соперников, еще только выходивших со своих дорожек.
Михась пришел шестым среди испытуемых из Неверной тысячи, Разик был первым, а Желток – вторым.
– Не расстраивайся, братик, – в один голос принялись утешать Михася два его товарища, когда он, дышавший так же тяжело, как и честно скакавший изо всех своих лошадиных сил Бардик, пересек конечную черту. – Завтра будет наш день.
– Ладно, братцы, прорвемся! – без особой радости ответствовал Михась.
Поскольку все испытуемые завершили скачку задолго до того, как в специально поставленных на столике у конечной черты песочных часах закончил падать песок, отмерявший предельное время, довольное начальство объявило благодарность обеим выстроившимся на рубеже полусотням. Более того, оно, выдержав эффектную паузу, объявило увольнение до утра для восстановления сил перед завтрашними новыми состязаниями, то есть отпустило всех кандидатов в строевые бойцы отдыхать по домам. Дружное троекратное «ура!» спугнуло стаи разнообразных птиц, успевших привыкнуть даже к пищальным выстрелам, часто звучащим на поляне для воинских испытаний. Птицы эти долго кружились над поляной, обиженно чирикая и каркая на разные голоса.
