Листы каменной книги - Линевский Александр Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Льок опять нарушил тягостное молчание.
— Если охотники никогда больше не обратятся к колдуньям, мои духи позволят им самим колдовать на священной скале, — медленно и громко сказал он. — Приходите завтра сюда просить у Друга удачи. Кремень посмотрел на стоявших позади него охотников.
— Придем на скалу! Попросим у Друга удачи! — закричали они. — Разве на охоте мы не сами колдуем?
— Теперь идите все в землянки, — подняв правую руку, приказал Льок, — когда встанет солнце над рекой, будьте здесь с дротиками и стрелами! Если колдун поднимал над головой руку, это означало, что он передает решение своих духов и охотники должны выполнять сказанное. Кремень недовольно, из-под нависших бровей всматривался в молодого колдуна. Но и он, Главный охотник, не смел возразить колдуну, стоявшему с поднятой рукой. Опустив голову и хмурясь, старик медленно повернулся и пошел к березовому стволу, переброшенному через поток.
Главный охотник остановился перед этим скользким, неверным мостиком и протянул руку. Ее тотчас взял шедший за ним охотник и сам протянул руку тому, кто был рядом с ним. То же сделал и третий, и четвертый, и пятый… Живая цепь перешла по шаткому бревну над клокочущих потоком. У Священной скалы остались Льок и еще три охотника. Это были его братья. Им надлежало совершить обряд расставания с матерью. Каждый из них понимал, что быстрое течение давно унесло ее тело к взморью, но гибель настигла мать у этого места, здесь и надо было прощаться с нею. У подножия скалы, на самом краю обрыва, стали два старших брата. Чуть поодаль от них — шестой сын. Младший, седьмой сын Белой Куропатки — колдун Льок, остался на скале.
Обычай запрещал плакать и сожалеть об умершем. Надо быть веселым, чтобы умершему не хотелось покинуть живых.
— Ты не уходи от нас! — громко, насколько позволял ему голос, крикнул старший сын Белой Куропатки. — Мы скоро принесем тебе еду. Хочешь жирной гусятины или мягкой утиной грудки?
— Мы не забудем тебя, — сказал второй сын. — Мы помним твои заботы о нас.
— Первого бобра, что я поймаю, я брошу в поток, — пообещал Бэй, ее шестой сын, — пусть Хозяин порога отдаст его тебе. Ты всегда любила мясо бобра.
Настала очередь Льока. Он знал, что нельзя плакать, но губы помимо воли тряслись и по щекам катились слезы. Он стал на колени, прижался лбом к холодному граниту скалы и что-то зашептал. Даже Бэй, стоявший к нему ближе других, не услышал, о чем говорил Льок. Грохот порога заглушал шепот брата.
Недолго пустовала Священная скала. Старому ворону не стоило прилетать сюда издалека. Только раз или два успел он ударить твердым клювом в трещину на камне, где еще темнели капли лебединой крови, как ему снова пришлось взметнуться ввысь: на скале появилась Лисья Лапа. Она приплелась одна, без обычных спутниц, опираясь на два длинных батога.
Ее землистое лицо было покрыто испариной, дрожали иссохшие руки, подгибались колени. Волоча распухшие ноги, старуха с трудом поднялась на скалу. Она встала перед изображением Роко и, сунув под мышки концы батогов, чтобы не упасть, протянула руки.
— Исчезни, — неуверенно бормотала колдунья, не спуская глаз с горбуна, белевшего на красной скале. — Говорю тебе, исчезни! От истощения кружилась голова, осекался голос, холодный пот леденил тело. Временами у нее мутилось в глазах, и тогда очертания ненавистного Роко начинали расплываться, бледнеть. Казалось, еще немного — и гранит опять станет гладким и чистым, каким был до сегодняшнего утра. Шепча заклинания, колдунья устало смыкала веки, но, раскрыв глаза, опять видела горбуна. Сколько ни шептала Лисья Лапа, лютый враг не исчезал. Чуть живая старуха побрела прочь. Сделав три шага, она остановилась и через плечо еще раз с отчаянием взглянула назад. Может быть, сейчас он все-таки исчез? Но Друг охотников по-прежнему смотрел на нее со скалы. Отныне священное место не принадлежало колдуньям, больше не ступят сюда ни Лисья Лапа, ни послушные ей старухи. Их заклинания, испокон веков раздававшиеся на этой скале, больше никогда не сольются с гулом порога. И всему виной этот безбородый мальчишка! Какой же казнью покарать осквернителя Священной скалы, посмевшего отнять ее у мудрых?!
ГЛАВА 5
По широкому простору Сорокской бухты Белого моря то там, то тут чернели лунки, затянутые тонкой ледяной коркой. Лунки пробивали по две в ряд, из одной в другую протягивали широкие ремни и привязывали к вмерзшим в лед кольям. Рано утром к бухте приходили женщины стойбища. По двое становились они у каждой пары отверстий — одна у правого кола, другая — у левого. Отвязав концы ремней, они осторожно вытаскивали из-подо льда перемет — широкую сыромятную полосу, на которой было прикреплено около десятка ремешков с костяной спицей-крючком на каждом. Под толстым льдом медленно плавала в полумраке тресковая молодь. У этой рыбы плохое чутье, ей надо натолкнуться на крючок, чтобы заметить и проглотить наживу. Много было расставлено подо льдом снастей, но скуден улов — две-три большеголовые рыбины на перемет уже считалось большой удачей. Чаще же всего приходилось заводить снасти обратно под лед, не сняв ни одной рыбины. Женщины снова накрепко привязывали концы ремня к кольям и с тоской загадывали: попадет или не попадет завтра хоть какая-нибудь рыба? От стойбища до бухты было не близко. В эту голодную пору немногие женщины имели силу добраться до залива и вернуться обратно. Самые слабые оставались в стойбище вместе с детьми и старухами. Они садились на корточки у входа в землянку и, повернув головы в сторону взморья, скрытого за лесом, томительно ждали, что добудут сегодня рыбачки. Неужели опять не принесут ничего?
Нетерпеливым детям не сиделось на месте. В конце концов, незаметно для самих себя, ребятишки выбирались на тропу, чтобы поскорее выведать от матерей, сколько они несут еды. Чаще всего улов помещался в плетеном из лыка коробе одной из женщин.
Редко выпадал день, когда на каждую землянку доставалось по целой рыбине. Тогда над всеми землянками поднимались клубы дыма. В месяц обилия люди выедали лишь мясистую спину сырой рыбы, выбрасывая все остальное. Когда добычи было много, ее не берегли. Но теперь раскромсанную рыбу разваривали в глиняном горшке до того, что она кашицей оседала на дне. Только затем начинали хлебать эту мутную ушицу. Каждый день начинался проводами рыбачек и охотников, тянулся в томительном, полном надежд ожидании и чаще всего кончался горьким разочарованием.
Но то утро, когда охотники должны были собраться колдовать у Священной скалы, началось по-другому. Охотники потихоньку от женщин отправились к порогу Шойрукши, а не на охоту, женщины же и вовсе не вышли из стойбища. Ночью умерла старуха, одна из помощниц Главной колдуньи, и навеки затих грудной младенец. Хотя смерть теперь была частым гостем в стойбище и к ней привыкли, она всегда вызывала много шума и суетни. Умершую колдунью по обычаю полагалось отнести на Священную скалу, прислонить ее к Стене мертвых и совершить обряд расставания и проводов в Страну духов. А хоронить ее надо было у землянки, где она жила с младшей дочерью, Красной Белкой, и внучкой, чтобы колдунья и после смерти охраняла их покой, — у этой землянки еще не было своего «охранителя». Тех же, кто умрет потом в этом жилище, уже не зароют возле него, а унесут в лес. Когда Главной колдунье сказали о смерти ее помощницы, Лисья Лапа пришла в замешательство. Льок осквернил Священную скалу, и теперь невозможно было совершить установленный обряд. Растерянность Главной колдуньи передалась ее помощницам. Имя Льока не сходило с их языка.
— Проклятый мальчишка! — бормотала Лисья Лапа. — Ты еще пожалеешь, что пошел против меня!
После долгих колебаний Главная колдунья решила совершить обряд расставания тут же, у землянки.
Умершую вынесли из жилища и положили у западной стены. Всем в стойбище нашлось дело: надо было выкопать яму, чтобы скрыть тело, надо было натаскать камней, чтобы сделать над могилой насыпь. Это лежало на обязанности женщин и девушек. А старухи уселись вокруг умершей. Лисья Лапа положила ее голову себе на колени и опустила руки на плечи мертвой.
