Лето Святого Мартина - Sabatini Rafael (читаем книги бесплатно txt) 📗
— Как насчет дела капитана д'Обрана? — нетерпеливо спросил его Трессан.
— Месье, я размышлял об этом все утро.
— Ну? И что же ты надумал?
— Helas, месье, ничего.
Трессан ударил по столу, за которым сидел, с такой силой, что с бумаг, громоздившихся на нем, взвился столб пыли, и заревел:
— Ventregris! Как мне служат?! Я плачу тебе, кормлю тебя и даю тебе жилище, ничтожество, а ты подводишь меня всегда, когда мне требуется то, что ты называешь своими мозгами. Разве у тебя нет никаких мыслей, воображения? Неужели нельзя придумать правдоподобный предлог: какое-то восстание, какие-то беспорядки, все что угодно, лишь бы это послужило мне оправданием для посылки д'Обрана и его людей в Монтелимар — да хоть к самому дьяволу?
Секретарь дрожал всем телом, его взгляд избегал встречаться со взглядом своего господина точно так же, как совсем недавно глаза того избегали взгляда Гарнаша. Сенешал наслаждался властью над этим человеком. Пусть его самого только что запугивали и устрашали, теперь его черед испытать свою власть на других; и было, по крайней мере, на ком.
— Жалкий, ленивый глупец, — бушевал сенешал. — От деревянного истукана было бы больше пользы. Убирайся! Похоже, я могу полагаться только на самого себя, как и всегда. Подожди! — остановил он секретаря, который уже добрался до двери, охотно повинуясь последнему распоряжению Трессана. — Скажи Ансельму, чтобы капитан немедленно прибыл ко мне.
Бабилас поклонился и отправился выполнять поручение.
Дав отчасти выход своей накопившейся ярости, Трессан сделал усилие, чтобы восстановить утерянное равновесие. В последний раз он утер платком лицо и лысину и вновь надел парик.
Когда вошел д'Обран, сенешал уже успокоился и вернулся к своей обычной манере держаться с достоинством.
— А, д'Обран, — сказал он, — ваши люди готовы?
— Они были готовы все эти двадцать четыре часа, месье.
— Хорошо. Вы исполнительный солдат, д'Обран. На вас можно положиться.
Д'Обран поклонился. Это был энергичный молодой человек, высокого роста, с приятным лицом и острым взглядом черных глаз.
— Месье сенешал очень добр.
Взмахом руки сенещал несколько преуменьшил свою собственную доброту.
— Вы выступаете из Гренобля в течение ближайшего часа, капитан, и поведете своих людей в Монтелимар. Там вы будете ожидать моих распоряжений. Бабилас даст вам письмо к местным, предписывающее предоставить вам подходящее помещение, Находясь там, д'Обран, используйте ваше время для выяснения настроений в этом горном районе до тех пор, пока не получите от меня дальнейших указаний. Вы все поняли?
— Не совсем, — признался д'Обран.
— Вы поймете лучше, когда пробудете в Монтелимаре неделю-другую. Конечно, все это может оказаться ложной тревогой. Тем не менее мы должны быть готовы охранять интересы короля. Впоследствии нас, возможно, обвинят в том, что мы шарахаемся от теней, но лучше быть наготове, когда появляется тень, чем ждать, пока она обретет плоть, чтобы раздавить нас.
Все это звучало так, будто слова сенешала содержали какой-то скрытый смысл; и д'Обран, хотя и не был доволен поручением, по крайней мере, утешился необходимостью повиновения наконец-то полученному приказу. И через полчаса его солдаты под барабанный бой выступили из Гренобля, начав двухдневный марш к Монтелимару.
Глава IV. ЗАМОК КОНДИЛЬЯК
В то время как капитан д'Обран и его войско быстро двигались к западу от Гренобля, господин Гарнаш в сопровождении своего слуги спешил в противоположном направлении, к серым башням замка Кондильяк, которые поднимались к еще более серому небу, нависшему над долиной Изера. Был пасмурный, холодный осенний день сырой ветер дул с Альп, и его дыхание было влажныц, предвещающим скорый дождь, которым готовы были пролиться низкие облака, нависшие над дальними холмами.
Однако Гарнаш был совершенно равнодушен к окружающему пейзажу, голова его была занята двумя вещами: только что закончившейся встречей и тем свиданием, которое ему вскоре предстояло. Лишь однажды он позволил себе отвлечься и высказать нравоучение своему слуге:
— Видишь, Рабек, что за канитель — иметь дело с женщинами. Интересно, благодарен ли ты мне за то, что два месяца тому назад я погасил свою матримониальную горячность? Думаю, что нет, во всяком случае, не в той мере, в какой следует. Никакая благодарность не может быть соизмерима с милостью, которую я оказал тебе. Но если бы ты женился и открыл для себя проблемы, вытекающие из слишком близкой связи с полом, который кто-то в древности, видно, в шутку назвал слабым и о котором без малейшей иронии, находясь в здравом уме, продолжают так говорить и нынешние дураки, ты мог бы винить лишь самого себя. Ты пожал бы плечами и примирился с этим, понимая, что не на кого сваливать вину. Но я, тысяча чертей, не такой простак. Выбирая свой жизненный путь, я предусмотрел, что буду двигаться по нему, не таща за собой никаких юбок. И что же произошло со всеми моими тщательно обдуманными планами? Судьба послала этих дьявольских головорезов умертвить нашего доброго короля упокой, Господи, его душу! Но поскольку его сын пребывает еще в том нежном возрасте, когда он не может править государством, его мамочка делает это от его имени. Итак, я, солдат, будучи подданным главы государства, оказался — не по своей собственной прихоти, конечно, — подданным женщины. Это достаточно плохо само по себе. А на самом деле — очень плохо, Ventregris, хуже некуда. Но судьбе этого мало. Надо же было этой женщине выбрать именно меня, чтобы высвободить другую женщину из когтей третьей. Чего только с нами не было с тех пор, каких только лишений мы не претерпели. Ты знаешь об этом, Рабек, да что я говорю — ты же разделял их вместе со мной. Но у меня есть предчувствие, что все, доселе перенесенное, — ничто в сравнении с тем, что нам предстоит пережить. Лучше вообще не иметь дела с женщинами. А ты, Рабек, собирался покинуть меня ради одной из них.
Рабек молчал. Возможно, он был пристыжен, а может быть, не соглашаясь со своим господином, все же достаточно дорожил своим положением, чтобы держать рот на замке, когда его мнение могло быть истолковано превратно. Молчание слуги ободрило Гарнаша, и он продолжил:
— И что же это за неприятности, которые меня послали уладить? Женитьба. Девица желает выйти замуж за одного, а другая женщина хочет, видите ли, чтобы она вышла замуж за другого. Прикинь, что за история может из этого выйти. Добрая половина всех проблем этого мира возникла из-за женских капризов и глупостей. И ты, Рабек, еще собираешься жениться!
— Ну-ка взгляни, — внезапно изменившимся тоном произнес он, — нет ли здесь поблизости брода?
— Вот там мост, месье, — ответил слуга, радуясь смене темы разговора.
Молча они подъехали к мосту. Взгляд Гарнаша был прикован теперь к серой массе, возвышающейся на другом берегу реки в полумиле от них, на высоком холме.
Они миновали мост и поехали по голому бугристому склону, плавно поднимавшемуся к замку Кондильяк. Окрестности замка выглядели совершенно мирными, несмотря на массивность и мощь сооружения. Он был окружен рвом с водой, но подъемный мост был опущен, и ржавчина на его петлях указывала, что он в этом положении находился уже давно.
Никто не окликнул всадников. Они уже въехали на дощатый настил моста, когда глухой стук подков разбудил наконец кого-то в сторожке у ворот.
Неряшливо одетая личность — что-то среднее между солдатом и лакеем
— преградила им путь, стоя в воротах и лениво опираясь на мушкет. Господин де Гарнаш назвал себя, добавив, что желает видеть маркизу, и часовой отступил в сторону, пропуская их. Гарнаш и Рабек оказались в центре грубо вымощенного двора. Из разных дверей появились люди, и некоторые из них были похожи на военных, из чего следовало, что в замке имеется какой-то гарнизон.
Нимало не смущаясь их присутствием, Гарнаш швырнул поводья солдату, который шел рядом с ним, ловко спрыгнул на землю и приказал Рабеку ожидать его здесь. Солдат-лакей передал поводья Рабеку и попросил господина Гарнаша следовать за ним. Он провел его сначала через дверь налево, затем вниз по коридору, и, наконец, минуя приемную, они вошли в просторный зал, обшитый панелями из черного дуба и освещенный лишь неровным пламенем поленьев, горевших в величественном очаге, да серым светом дня, просачивающимся сквозь высокие стрельчатые окна.
