Ключи от заколдованного замка - Бадигин Константин Сергеевич (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗

Александр Андреевич щедро угощал всех вином и бражкой. За столом царило веселье.

— Женившись на моей дочери, ты, великий нанук, будешь в родстве со многими тлинкитскими note 6 поколениями, — говорил довольный почетом, разомлевший от вина Григорий. — Моя жена родом из волчьего племени, а у нее есть родственники из вороньих людей. Чем больше родственников будет у тебя, тем больше славы.

— Рад, очень рад, — ответил Баранов. — И хочу, чтобы все мои родственники жили в мире.

Начались песни и пляски. Чугачи любили повеселиться. В доме стало так шумно, что даже грохот океанского прибоя не мог прорваться в уши гостей.

В разгар веселья промышленный привел к Баранову воина якутатских колошей. Он был в полном воинском снаряжении, деревянную маску держал в руках.

— Великий нанук, меня послал вождь Илхаки. Он хочет говорить с тобой.

— Сколько с ним воинов?

— Двадцать.

— Он может прийти и привести в мой лагерь только десять воинов. Остальные пусть остаются на берегу. Скажи, что я сегодня женился на дочери вождя чугачей Григория.

Через полчаса послышалась громкая воинственная песнь. Это вождь Илхаки и его воины подходили к дому Баранова. Закончив песню, воины пустились в пляс. Едва закончив пляску, они положили своего вождя на меховой плащ и внесли в дом. Десять барановских кадьякцев встречали колошского вождя и помогали его неси.

Встреча произошла мирно. Вождь Илхаки принес извинения в непреднамеренном нападении и преподнес правителю подарок — превосходно выделанный лук и стрелы. Баранов простил его, обласкал, одарил тремя связками зеленых бус.

— Я рад, что ты стал моим родственником, — сказал Илхаки и улыбнулся, показывая все свои зубы. — Мать твоей жены и моя жена двоюродные сестры.

— И я рад, что мы станем большими друзьями.

— Теперь у тебя будет много родственников среди колошских вождей, — добавил Илхаки, — мы часто будем приезжать к тебе в гости.

— Двери моего дома всегда открыты.

— Ты великий и умный человек, нанук, — сказал вождь, — я никогда не буду воевать против тебя.

— Но ты должен примириться с вождем чугачей, Илхаки.

Илхаки опустил глаза и долго не отвечал.

— На моей свадьбе не должно быть врагов, ты слышишь, Илхаки?

Вожди закурили трубки, все вокруг затянулось облаком дыма.

— Хорошо, но пусть Григорий первым протянет мне руку.

— Григорий, подай руку вождю якутатов.

Вождь чугачей поклонился. Вождь якутатов ответил на поклон и прижал к сердцу протянутую руку. Мир был заключен.

Вместе с правителем они выпили по большому ковшу пенистой браги и захмелели. Илхаки решил показать свое искусство и долго вытанцовывал и притоптывал ногами. Когда он свалился от усталости, на круг вышел Григорий. Он всеми силами старался перещеголять вождя Илхаки, вертелся во все стороны, потрясал кулаками, дико вращал глазами и что-то кричал на разные голоса.

Наконец и правитель решил себя показать. Он пошел плясать вприсядку, а два промышленных без отдыха били по струнам балалаек.

Танец правителя пришелся по душе колошам, они громкими криками выражали свое одобрение. Обычно женихи у индейцев в танцах не участвуют, но сильным и богатым все разрешается.

Ранним утром, когда ковш Большой Медведицы повернулся на запад и малые звезды бледнели и сделались невидимыми, вождь Илхаки покинул лагерь правителя. Вслед за ним ушел и Григорий Рассказчик.

Лагерь затих. Высокий и носатый Иван Кусков расставил вокруг лагеря дозорных, а когда вернулся в дом, там все уже спали.

Ровно в шесть утра Александр Андреевич позавтракал с артелью и приказал готовиться к отъезду на Кадьяк. Охотники принялись грузить на галеру купленные у индейцев меха.

— Иван Александрович, — сказал Баранов, — продолжай промысел. Коновалова я отправлю в Охотск, мешать он тебе не будет. Лебедевских промышленных, ежели к нам попросятся, принимай. С колошами живи в мире, даром ни клочка шерсти! За все плати сколько положено.

— Слушаю, Александр Андреевич.

— Отряди четырех русских корабельный лес рубить, пусть подсыхает. На будущий год два корабля здесь построю.

— Где прикажешь морского бобра промышлять?

Баранов подумал.

— Спустись на юг. У ситкинских колошей попробуй. По проливам тамо зверя несощитимо. Однако смотри в оба. Ежели все пойдет по-хорошему, буду на ситкинском острове город ставить.

В полдень галера «Ольга» была готова к походу. Перед тем как выбрать якорь и поставить парус, промышленные пошли проститься с товарищами, убитыми в бою и похороненными на острове. Окружив могилу, сняв шапки, они запели сибирскую похоронную:

Прогремели прощальные выстрелы. Промышленные надели шапки. Великий океан гремел, ударяя в скалы. Все новые и новые волны наступали на каменистые берега.

Попрощавшись с товарищами, промышленные вернулись на галеру, выбрали якорь, подняли парус и, сильно загребая веслами, вышли навстречу кипящим волнам.

На острове Нучек осталось двести байдарок с охотниками-кадьякцами и одиннадцать русских промышленных во главе с Иваном Кусковым.

Глава третья. «САМОДЕРЖАВСТВО ЕСТЬ НАИПРОТИВНЕЙШЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ ЕСТЕСТВУ СОСТОЯНИЕ»

Император Павел долго не мог решиться на письмо фельдмаршалу Суворову. Он вспоминал прошлый приезд старого солдата, его чудачества перед строем на Дворцовой площади. Суворов подсмеивался над окружающими, отворачивался от проходивших взводов. Осмеивал новые правила службы, обмундирование, снаряжение в присутствии государя. Садясь в карету, он долго не мог пролезть в дверцу, ему якобы мешала прицепленная сзади сабля. Один раз он с серьезным видом усаживался в карету четверть часа. А его дерзкие забавы со шляпой?..

Но больше всего император был разгневан поговоркой старого фельдмаршала, передававшейся из уст в уста: «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, а я не пруссак, а природный русак».

«Я лучше прусского великого короля, — говорил Суворов, — я милостию божьей баталий не проигрывал. Русские прусских всегда бивали. Что ж тут перенять? Это-де невозможно. А прежде того я буду в сырой земле».

Примечательно, что и для Пруссии стали анахронизмом сохранявшиеся в Гатчине и ставшие теперь всероссийскими фридриховские армейские порядки. Приезжавшие из Берлина офицеры удивлялись, глядя на плац-парады и упражнения императорских гвардейцев.

Но слава Суворова была слишком велика, и императору, несмотря на все его самодурство, не по силам было расправиться со стариком.

Желание насолить французам в конце концов пересилило, и Павел Петрович, отбросив сомнения, сел за письменный столик из грушевого дерева, стоявший возле постели в спальне.

«Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мои корпусы Розенберга и Германа идут. Итак, посему и при теперешних обстоятельствах долгом почитаю не от своего только лица, но от лица и других предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезда в Вену».