Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Многие лета, многие лета, Православный русский царь!…
Полки приближались. Гром оркестра нарастал, и теперь Звонарёву уже слышались иные слова, те, которые на мотив марша распевали в Питере:
— Павел Петрович, Вам неизвестна судьба особого батальона Преображенского полка? — спросил Звонарёв у Тихменёва.
— Что это Вам вспомнились бунтовщики? — удивился тот.
— Просто интересно, где он сейчас?
— Там же, куда его отправили в девятьсот шестом году, — ответил Тихменёв. — Вздумалось солдатикам, чтобы их лучше кормили, вежливо с ними обращались. Отказались приветствовать офицеров и выходить на перекличку. Вот и допрыгались. Прямо с учения царь походным порядком отправил их в село Медведь Новгородской губернии. Офицеры служат там без выслуги лет и не производятся в следующие чины, а солдаты не увольняются в запас. Вот уже восемь лет нет никаких изменений в судьбе этого батальона.
— Неужели царь не смилостивился?
Тихменёв оглянулся по сторонам, боясь, как бы их разговор не стал достоянием чужих ушей. Но никто не обращал на них никакого внимания. Слева щеголеватый полковник рассказывал дамам какой-то салонный анекдот, и они, жеманясь, смеялись. Справа группа думских депутатов спорила о каких-то ограничениях на ввоз американских товаров. Бесконечная болтовня, шумные приветствия и ко всему — звуки марша. И всё же Тихменёв не отважился говорить в полный голос.
— Видимо, наш монарх придерживается того правила, что лучше перегнуть, чем недогнуть, — сказал он приглушённо. — В прошлом году во время празднования трёхсотлетия дома Романовых, царь был в гостях у преображенцев. Там находились и офицеры особого батальона. Их пригласили в надежде, что царь по случаю праздника простит наконец штрафной батальон. Ничего подобного. Увидев опальных офицеров, Николай страшно обозлился и уехал из полка, ни с кем не простившись. Говорят, что затем он перетрусил не на шутку: ведь казармы преображенцев расположены рядом с Зимним дворцом, ну и, кроме того, преображенцы несут внутренние караулы в самом дворце. Вдруг возьмут да и придушат, как Павла Первого. Чтобы несколько ублажить полк, царь подарил ему миллион рублей золотом — «на улучшение быта господ офицеров». Вот так.
Звонарёв впервые слышал эту историю и выразил удивление, что о ней ни словом не обмолвилась ни одна газета, даже «Русский инвалид».
— Чего захотели! — насмешливо воскликнул Тихменёв. — О таких вещах не пишут. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. — Он вздохнул. — Да только ли это! А водосвятие помните?
Ещё в японском плену Звонарёв слышал об эпизоде, о котором упомянул разоткровенничавшийся Тихменёв. Но то были слухи, теперь же представилась возможность узнать подлинное событие.
— Сделайте одолжение, Павел Петрович, расскажите! — попросил Звонарёв. — Это, должно быть, тоже нечто очень любопытное.
— Извольте, — охотно согласился Тихменёв. — Это произошло шестого января пятого года. Как Вам известно, эта церемония сопровождается орудийным салютом с валов Петропавловской крепости. В тот год салютовать должна была одна из батарей гвардейской конной артиллерии. — Тихменёв снова покосился на ближайших соседей. — Когда митрополит погружал крест в воду, то есть в самый торжественный момент крещенской службы, батарея пальнула картечью прямо в сторону места водосвятия. Произошло это из-за чьей-то халатности. Накануне шло учение при орудиях, и в стволе одной из пушек осталась картечь. Перед салютом никто не удосужился осмотреть пушки. Получился не салют, а обстрел. Хорошо хоть, расстояние выручило: от крепости до места водосвятия больше версты, так что картечь туда попала уже на излёте. И всё же одного в толпе убило, двоих ранило. Несколько картечин упало рядом с царской семьёй. Представляете, какой поднялся переполох! Царь не медля умчался в Зимний. Он усмотрел в злосчастном выстреле преднамеренное покушение на своё семейство. Вот почему расстрел на Дворцовой площади девятого января, спустя всего три дня, был особенно жестоким.
— Народ не забудет никогда этого расстрела, — мрачно вставил Звонарёв.
— Забудет, как многое забыл! — скептически заметил Тихменёв. — Толпа, народ — это стадо с короткой памятью. Время идёт, а под нашим зодиаком всё остаётся неизменным. И так будет вечно… Всех офицеров конной батареи перевели теми же чинами в различные захолустные батареи армии, и служить им больше в гвардии не разрешили. А ведь гвардия — это цвет нашей армии. Вы только взгляните, как шагают эти молодцы! — восторженно воскликнул генерал.
Да, маршем гвардейских полков нельзя было не восхищаться. Один за другим выходили на поле различные полки и занимали на нём строго определённые места, отмеченные солдатами-линейными. Пехота подходила с громкими, с удалым подсвистом песнями. За пехотой приблизился под звуки своего марша гвардейский саперный батальон, затем, громыхая щитами орудий, появилась артиллерия, и наконец на поле показались многочисленные конные полки. Поле заполнилось тысячами людей в защитных брюках и рубахах, на груди у офицеров красовались ордена и медали. Генералы были при орденских лентах через плечо.
Вскоре к валику подъехали открытые машины с царской семьёй и высоким гостем. Царю подвели белого аргамака, и он в сопровождении великого князя начал объезд построенных для парада полков. Царь торопился, стараясь не утомлять Пуанкаре, который вместе с царицей ехал в ландо вдоль выстроившихся полков.
Подъехав к царскому валику и не слезая с коня, царь остался у подножия валика, рядом с ним стал великий князь, главнокомандующий. Ландо с царицей и Пуанкаре отъехало немного в сторону и остановилось на небольшом пригорке.
Старая императрица с наследником и великими княжнами разместилась под тентом на валике, окружённая толпой придворных дам и великих князей. Тут же находился совсем уж престарелый деятель времён Александра II, ныне министр двора его величества, пышноусый, высокий, краснолицый, но всё ещё по-гвардейски статный граф Фредерикс. Он сел позади кресла вдовствующей императрицы и о чём-то тихонько вполголоса беседовал с ней, временами сердито оборачиваясь на чересчур смешливых придворных дам и кавалеров. Он в такие моменты был похож на старую, но уже не страшную классную даму, следящую за порядком на балу в своём институте.
День выдался безоблачный и тихий. Солнце с каждой минутой припекало всё сильней. Публика на валике, усиленно обмахиваясь белыми веерами, походила на стаю заморских белоснежных птиц, непрерывно трепетавших крыльями. Она не спускала глаз с валика, наблюдая за тем, что там происходит. Политики пытались предугадать, какова будет международная атмосфера после этой встречи Пуанкаре и царя, дельцы прикидывали в уме, какие прибыли им сулит военный союз Франции и России и как сохранить экономические связи с Германией. Сплетники и сплетницы судачили по поводу нарядов царицы, княжон и придворных дам.
Как и накануне, немцы стояли несколько обособленной группой около германского посла графа Пурталеса, выправка и надменный взгляд которого выдавали в нём, несмотря на дипломатическую форму, прусского юнкера. Даже болтливый Шлобитен сегодня предпочитал молчать.
Зато французы, окружившие французского посла Палеолога, были оживлены не в пример вчерашнему дню. Все следили за мановением царской руки. Николай сделал знак рукой, и фанфаристы дружно заиграли сигнал к походу. Выстроившийся против царского валика оркестр грянул было традиционный марш «Под двуглавым орлом», но тут же смолк и в следующее мгновение заиграл какой-то бодрый, весёлый, но совершенно незнакомый марш.
Услышав его, французы сразу подбодрились, а затем разразились аплодисментами. Звонарёв и Тихменёв не поняли, в чём дело и чему радуются французы.
