Отон-лучник - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Юноше впервые выпала возможность спокойно собраться с мыслями. Три дня назад, в это самое время, он был горд и счастлив, принимая в Годесбергском замке самых знатных вельмож здешних краев. А теперь, ни в чем не провинившись, да и вообще плохо понимая, что произошло, он не только лишился отцовской любви, но изгнан из дома и Бог знает, когда сумеет туда вернуться, да и сумеет ли. Спутники его несомненно были людьми честными и отважными, но это простолюдины — какое же будущее могло его ожидать среди них? Вот, к примеру, сейчас: ему, княжескому сыну, с самого детства привыкшему, что кто-то охраняет его сон, приходится самому нести караул, оберегая безопасность попутчиков.
За размышлениями Отон и не заметил, как пролетело время его дежурства. Пробило десять, затем половина одиннадцатого, одиннадцать, а юноша не замечал бега времени, тем более что ничто не отвлекало его от раздумий. Однако физическая усталость начинала брать верх над тревогами и заботами, а когда пробило половину двенадцатого, то окончание караула пришлось как раз вовремя: глаза у Отона совсем слипались.
Разбудив Германа, который должен был его сменить, Отон передал ему дежурство. Герман был в самом скверном расположении духа: ему снилось, что он уже зажарил только что убитую им косулю, собираясь поужинать, и тут он пробудился — с пустым желудком и без малейшей надежды чем-нибудь его набить. Однако, покорный своему жребию, он уступил ложе Отону, а сам занял его место. Улёгшись спать, Отон еще некоторое время смутно различал окружавшие его предметы и видел Германа: тот стоял возле одной из массивых колонн, поддерживавших очаг, но вскоре все затянулось сероватым туманом, поглотившим цвета и формы; теперь юноша закрыл глаза и уснул.
Как мы уже сказали, Герман стоял прислонившись к колонне возле очага, прислушиваясь к свисту ветра в развалинах высоких башен и оглядывая темные закоулки караульной в неверном свете гаснущего очага. Его внимание привлекла притворенная дверь, которая, по всей видимости, вела во внутренние покои замка; тут как раз начало бить полночь. Герман был храбрым малым, но удары колокола он невольно считал с каким-то внутренним трепетом, по-прежнему не сводя глаз с закрытой двери. Когда прозвучал двенадцатый удар, дверь отворилась и на пороге в сиянии лившегося из-за ее спины света бесшумно возникла бледная и прекрасная девушка. Герман хотел окликнуть ее, но она, словно догадавшись о его намерении, приложила палец к губам, призывая его к молчанию, и поманила за собой.
IV
Герман заколебался было, но, решив, что стыдно мужчине трепетать перед женщиной, сделал несколько шагов в сторону таинственной незнакомки, а та, видя, что он послушался, отступила в комнату, взяла стоявшую на столе зажженную лампу и, подойдя к следующей двери и открыв ее, вновь поманила за собой лучника, уже переступившего порог первой двери. Этот знак сопровождался такой ласковой улыбкой, что последние страхи Германа рассеялись. Он устремился за незнакомкой, а та, слыша его торопливую поступь, вновь обернулась и знаком велела держаться от нее на расстоянии нескольких шагов. Герман подчинился. В полном молчании шли они по анфиладе пустынных темных покоев, пока, наконец, таинственная проводница не толкнула дверь в ярко освещенную комнату, посреди которой стоял стол, накрытый на два прибора. Девушка первой вошла в комнату и, поставив лампу на камин, молча села на один из двух стоявших у стола стульев. Затем, увидев, что Герман в нерешительности стоит на пороге, проговорила:
— Добро пожаловать в замок Виндек.
— Достоин ли я такой чести? — возразил Герман.
— Разве вы не голодны, господин лучник? Разве не мучит вас жажда? — отвечала девушка. — Так садитесь, ешьте и пейте: я приглашаю вас.
— Наверное, вы хозяйка этого замка? — промолвил Герман, садясь к столу.
— Да, — кивнув, подтвердила она.
— И вы живете в этих развалинах одна? — продолжал лучник, с удивлением оглядываясь по сторонам.
— Да, я здесь одна.
— А ваши родители?
Девушка указала на висевшие на стене два портрета — мужчины и женщины — и тихо ответила:
— Я последняя в своем роду.
Герман внимательно посмотрел на нее, не зная что и думать об этом странном создании. В это мгновение он поймал устремленный на него взгляд девушки: в подернутых слезами глазах ее сияла нежность. В один миг Герман забыл о еде — его, безродного лучника, как равного принимала за своим столом знатная дама, словно забывшая о сословной гордости. Он был молод, хорош собой и не сомневался в собственных достоинствах; ему показалось, что тот случай достичь счастья, который, как говорят, выпадает любому человеку раз в жизни, выпал теперь и на его долю.
— Откушайте, — сказала девушка, подавая ему кусок кабаньей головы. — Испейте, — сказала она, наливая ему в бокал красного как кровь вина.
— Нельзя ли узнать ваше имя, прекрасная хозяйка? — спросил расхрабрившийся Герман, поднимая бокал.
— Меня зовут Бертой.
— Что ж, за ваше здоровье, прекрасная Берта! — воскликнул лучник и залпом опорожнил свой бокал.
Ничего не отвечая, Берта лишь грустно улыбнулась.
Напиток произвел волшебное действие: глаза Германа вспыхнули и, пользуясь приглашением хозяйки, он накинулся на ужин с воодушевлением, ясно говорившим, что неблагодарность отнюдь не была ему свойственна, причем так увлекся трапезой, что даже забыл сотворить крестное знамение, как привык делать, принимаясь за еду. Берта смотрела, как он ест, но сама не притронулась ни к чему.
— А разве вы сами не откушаете? — спросил ее Герман. Берта покачала головой и вновь налила ему вина. В те далекие времена прекрасные дамы уже завели обычай притворно пренебрегать едой и питьем как вещами низменными и недостойными их, и не раз, прислуживая на пирах, Герман видел, что хозяйка дома не прикасается к еде, в то время как рыцари, сидящие вокруг нее, предаются чревоугодию; видел он и красавиц, державших себя так, словно они питались лишь сладкими ароматами и росой — будто мотыльки или цветы, на которых они походили изяществом, яркой красотой и нарядами. Решив, что так обстоит и с Бертой, Герман продолжал есть и пить, ничуть не смущаясь ее воздержанием. К тому же, любезная хозяйка не оставалась совсем уж безучастной и, заметив, что бокал его пуст, в третий раз налила ему вина.
Все страхи и тревоги Германа полностью рассеялись. Вино было прекрасное и совершенно настоящее, ведь оно производило на этого ночного гостя обычное свое действие. Герман испытывал прилив веры в собственные силы и, перебирая свои заслуги и достоинства, отнюдь не поражался выпавшей на его долю удаче. Единственное, что его удивляло, так это то, как долго ему пришлось ожидать ее. Он пребывал в таком счастливом расположении духа, как вдруг взгляд его упал на лежавшую на одном из стульев лютню, на которой, казалось, играли недавно. Тогда он подумал, что музыка не испортит такой замечательной трапезы, и, любезно обратившись к Берте, попросил ее взять инструмент и спеть ему что-нибудь.
Берта протянула руку и, взяв лютню, извлекла столь звучный аккорд, что Герман весь затрепетал. Едва он оправился от волнения, как девушка запела нежным и глубоким голосом, и выбранная ею баллада была так созвучна с событиями этого вечера, что могло показаться, будто таинственная музыкантша мастерски импровизирует.
В балладе говорилось о знатной даме, влюбленной в лучника.
Намек не ускользнул от Германа, и если у него оставались еще какие-то сомнения, баллада полностью их рассеяла. И вот, когда девушка запела последний куплет, он поднялся со стула, обошел стол, встал позади нее совсем близко, так что рука хозяйки, едва успев вновь скользнуть по струнам лютни, очутилась в руках Германа. Но она была так холодна, что юноша вздрогнул; однако в ту же минуту он овладел собой.
— Увы, сударыня, — проговорил он, — я всего лишь бедный лучник, без имени, без состояния, но любить умею не хуже иного короля.
— А я не ищу ничего, кроме любящего сердца, — отвечала Берта.
