Аляска, сэр! - Шестера Юрий (книга регистрации .txt) 📗

…В 1802 году Баранов вместе с отрядом русских поселенцев отправился на судах компании в небольшое морское путешествие с целью обследования и описания Чугачского залива к северу от архипелага Александра. Именно во время его отсутствия и взбунтовалось одно из индейских племен, населявших в Ситкинском заливе остров с некогда построенной на нем Архангельской крепостью. Подстрекаемые американцами, шхуна которых укрывалась в десяти милях за мысом, и снабженные ими же ружьями, порохом и свинцом для пуль, индейцы взяли эту крепость штурмом, после чего перебили всех обитавших в ней русских и алеутов с острова Кадьяк, включая женщин и детей. Попутно они разграбили склад Российско-американской компании, в котором хранились две тысячи шкур морских бобров [12], а деревянные крепостные стены и прочие постройки попросту сожгли.

Правда, после отплытия шлюпа «Надежда» из Петропавловска в Японию губернатор получил сообщение, что с помощью воинов индейских племен, сохранивших верность Российско-американской компании, и моряков возглавляемого Лисянским шлюпа «Нева» из экспедиции Крузенштерна бунт индейцев был подавлен, и те вынуждены были уйти через горы на северо-восток острова, где и основали новое поселение. Баранов же, решив сожженную Архангельскую крепость не восстанавливать, распорядился на месте бывшего селения бунтарей-индейцев, во всех отношениях весьма удобном, основать новый административный центр Русской Америки и назвать его Новоархангельском. Более того, на вершине ближайшего холма он собственноручно водрузил трехцветный флаг Российской империи, символизируя тем самым окончательное присоединение островов архипелага Александра к России.

Рассказ губернатора потряс Алексея Михайловича, ибо он даже не предполагал подобного рода событий в Русской Америке, куда так стремился. В то же время сообщение Петра Ивановича о том, что индейские племена, населявшие побережье Северо-Западной Америки, не только не поддержали бунтарей, но и, напротив, с оружием в руках выступили против них, обнадеживало. Во всяком случае Воронцов с облегчением понял, что дорога в заветную Русскую Америку для него по-прежнему открыта.

– Благодарю за ценную информацию, Петр Иванович, – сказал он губернатору. – И спасибо за предложение остаться у вас до весны. Однако вынужден отказаться: мне необходимо отбыть в Русскую Америку с первой же оказией. Да и бытовые неудобства меня не пугают: думаю, ближайшую зиму, а может, и не одну, мне все равно придется провести в индейских вигвамах. – Софья Михайловна на этих его словах брезгливо передернула плечами. – Что же касается занятий с детьми, то я уже оставил Якову Степановичу несколько действенных рекомендаций по ведению учебного процесса. Надеюсь, он примет их к исполнению.

– Пусть только посмеет не принять! – вскинулась Софья Михайловна. – Сразу после вашего отъезда я, Алексей Михайлович, возьму ход учебных занятий под личный контроль. Не зря же я как мышка-норушка, – она рассмеялась, явно довольная собственным сравнением, – часами просиживала в уголке, наблюдая за вашими уроками и осваивая основы педагогики!

– Ну все, пропал теперь мой Яков Степанович! – нарочито испуганно всплеснул руками губернатор.

– А вы не ерничайте, Петр Иванович! Если помните, учителем для наших детей его нанимала именно я, – парировала Софья Михайловна. – Хотя, разумеется, с вашей подачи, – не преминула она уколоть супруга.

Кошелев, желая положить конец привычной семейной перепалке, не очень уместной в присутствии графа, примирительно сказал:

– Да Бог с вами, душенька, поступайте с Яковом Степановичем, как сочтете нужным. – И поспешил переключиться на постояльца: – Алексей Михайлович, у меня есть к вам еще одно предложение, весьма, на мой взгляд, заманчивое.

– Какое же?

– Вы ведь гостите в Петропавловске уже почти месяц? – Воронцов согласно кивнул. – Вот! И до сих пор ничего, кроме немногочисленных бревенчатых зданий, а в большинстве своем просто изб, еще не видели! Потому-то я и решил предоставить вам возможность ознакомиться хотя бы с ближайшими окрестностями нашего города. Для этого уже распорядился подготовить трех верховых лошадей и дал соответствующие наставления конюху губернской канцелярии Осипу Макаровичу, который будет исполнять при вас обязанности проводника. Он опытный и по-своему интересный человек, хорошо знающий Камчатку. Кабри отправится вместе с вами.

– А я, – тут же вмешалась в разговор мужчин Софья Михайловна, – распоряжусь приготовить вам в дорогу сытный обед, чтобы вы смогли устроить замечательный пикник на свежем воздухе! – Женщина гордо вскинула подбородок, явно довольная тем, что и ей представилась возможность внести свою лепту в подготовку к предстоящей прогулке графа.

– Кстати, а привычны ли вы к верховой езде, Алексей Михайлович? – заволновался вдруг Кошелев.

– Обижаете, Петр Иванович! Во-первых, я все-таки вырос в графской семье, где верховой езде, фехтованию и танцам уделялось особое внимание. – При упоминании о танцах глаза Софьи Михайловны загорелись неподдельным интересом. – Во-вторых, я с самого детства был приписан к лейб-гвардии кирасирскому полку, которым командовал мой отец, и даже дослужился до чина унтер-офицера. А вот моему Кабри, боюсь, действительно придется несладко, – улыбнулся граф.

– Потерпит, – небрежно махнул рукой губернатор. – В конце концов, он всего лишь ваш слуга. Главное, что у вас, как у бывшего кавалергарда, не возникнет никаких проблем с лошадью. – Он облегченно вытер белоснежным носовым платком вспотевший лоб, а затем задумался, явно что-то прикидывая в уме. Потом огласил вывод, к которому пришел: – Сейчас конец августа, а это самое благодатное время на Камчатке. Посему назначаю выезд на послезавтра, на раннее утро. – И он вопросительно посмотрел на Алексея Михайловича.

– Буду готов, – заверил тот.

Утром назначенного дня, сразу после завтрака, Алексей Михайлович с ружьем, закинутым за спину, и сопровождаемый нагруженным съестными припасами Кабри и всей губернаторской семьей, прибыл к зданию губернской канцелярии. Там, у коновязи с тремя верховыми лошадьми, уже топтался в ожидании Осип Макарович. Поздоровавшись с ним, Алексей Михайлович поинтересовался, какую лошадь тот приготовил именно ему.

Подойдя к указанному жеребцу, тревожно косившему глазом и нервно раздувавшему ноздри, граф по-хозяйски похлопал его по шее и протянул заранее припасенный кусочек рафинада. Почувствовав мягкое прикосновение к ладони лошадиных губ, аккуратно взявших лакомство, он обнял жеребца за шею и прижался своей головой к его голове. И тот вмиг как-то обмяк, перестал дрожать и нервно переступать с ноги на ногу.

– Признал хозяина, ваше превосходительство! – восторженно воскликнул Осип Макарович, обращаясь к губернатору. – Воистину признал! Сразу видно, что человек умеет обращаться с лошадьми, – добавил он, уважительно глянув на графа.

Члены семьи губернатора довольно заулыбались, и Алексей Михайлович, вежливо улыбнувшись в ответ, снял с плеча ружье и со знанием дела приторочил его к седлу. Затем вставил ступню левой ноги в стремя и легко и непринужденно перекинул тело в седло. Петр Иванович мелко перекрестился: не обманул граф, и впрямь опытным наездником оказался!

Воронцов же меж тем натянул поводья, вздыбив жеребца, а потом отпустил их и сделал небольшой круг на рысях, чем вызвал очередной одобрительный гул присутствующих.

– И как же зовут этого красавца? – спросил граф проводника, похлопывая резвого жеребца по шее.

– Буцефалом, ваше сиятельство, – поклонился Осип Макарович.

– Надо же! – шутливо удивился Воронцов. – Выходит, мне предстоит гарцевать на любимом коне самого Александра Македонского! А вашего жеребца, случайно, не Росинантом кличут? – с улыбкой полюбопытствовал он.

– Откуда вы знаете, ваше сиятельство? – опешил от удивления Осип Макарович.

– Нетрудно догадаться. Ведь если один из жеребцов – Буцефал, то другой непременно должен быть Росинантом, неизменным спутником странствующего рыцаря Дон Кихота Ламанчского. Интересно другое: где вы почерпнули столь похвальные исторические знания?