Рукопись, найденная в Сарагосе - Потоцкий Ян (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
– Сеньор Агасфер, – сказал Веласкес, – о тебе упоминается еще в Theatrum Europeum.
– Может быть, – ответил Вечный Жид, – ведь я стал известен повсюду, с тех пор как каббалисты вздумали вызывать меня из глубин Африки.
Тут я вмешался в беседу, спросив Вечного Жида, отчего он так полюбил именно эти пустынные места.
– Оттого, что я не встречаю там людей, – ответил он, – а если иной раз встречу заблудившегося путника или какое-нибудь кафрское семейство, то, зная логово, в котором живет львица с детенышами, я нарочно навожу ее на след путников и с удовольствием смотрю, как она пожирает их у меня на глазах.
– Сеньор Агасфер, – перебил Веласкес, – ты кажешься мне человеком с недостойным образом мыслей.
– Я же говорил вам, что это величайший негодяй на свете.
– Если б ты прожил, как я, восемнадцать веков, – возразил бродяга, – то, наверно, был бы не лучше меня.
– Надеюсь прожить дольше и гораздо честнее, – отрезал каббалист. – Но прекрати эти наглости и рассказывай дальше о своих приключениях.
Вечный Жид не ответил ему ни слова и продолжал:
– Старый Деллий остался при моем отце, на которого свалилось сразу столько огорчений. Они стали жить дальше в своем убежище. Тем временем Цедекия, из-за смерти Ирода лишившись покровителя, тревожно о нас расспрашивал. Его все время мучил страх, что мы появимся в Иерусалиме. Он решил принести нас в жертву своему собственному спокойствию, и все, казалось, благоприятствовало его намерениям; Деллий ослеп, а отец мой, глубоко к нему привязанный, стал жить еще более уединенно. Так прошло шесть лет.
Однажды нам сообщили, что какие-то евреи из Иерусалима купили соседний дом, и там поселились люди, у которых на лице написано злодейство. Мой отец, от природы любивший одиночество, воспользовался этим обстоятельством и совсем перестал выходить из дома.
Тут повествование Вечного Жида было прервано какой-то внезапной суматохой, и он, пользуясь этим, исчез. Вскоре мы прибыли на место ночлега, где нас ждал уже приготовленный ужин. Мы воздали ему должное, как полагается путешественникам, и, когда скатерть была убрана, Ревекка обратилась к цыгану с такими словами:
– Если не ошибаюсь, тебя прервали в том месте, когда ты говорил про двух женщин, которые, убедившись, что за ними никто не следит, быстро перебежали улицу и вошли в дом кавалера Толедо.
Цыганский вожак, видя, что мы жаждем услышать продолжение рассказа о его приключениях, начал так.
Я догнал обеих женщин, как раз когда они стали подыматься на лестницу, и, показав им образчики и сообщив о поручении ревнивца, прибавил:
– А сейчас, сеньоры, войдите на самом деле в церковь, а я сбегаю к воображаемому любовнику, который, я полагаю, муж одной из вас. Увидев вас и не желая, конечно, чтоб вы знали, что он за вами следит, он уйдет, и тогда вы сможете пойти, куда вам угодно.
Незнакомки послушались моего совета, а я побежал к виноторговцу и доложил ревнивцу, что обе женщины в церкви. Мы вместе отправились туда, и я указал ему на два бархатных платья, сходных по рисунку с образчиками, которые были у меня в руке.
Он как будто еще колебался, но тут одна из женщин обернулась и как бы нечаянно слегка приподняла покрывало. Лицо ревнивца озарилось супружеской радостью, он смешался с толпой и вышел из церкви. Я выбежал за ним на улицу, он поблагодарил меня и дал мне еще один золотой. Совесть не позволяла мне принять его, но пришлось это сделать, чтобы не выдать себя. Я поглядел ему вслед, потом пошел за женщинами и проводил их до дома кавалера. Более красивая хотела дать мне золотой.
– Прости, сеньора, – сказал я, – совесть велела мне обмануть твоего мнимого любовника, когда я понял, что он тебе муж, но нечестно было бы брать плату от обеих сторон.
Я вернулся на паперть святого Роха и показал две золотые монеты. Товарищи мои вскрикнули от удивления. Им часто давались такие поручения, но никто никогда так щедро их не вознаграждал. Я отнес монеты в общую кассу; мальчишки пошли со мной, желая насладиться удивленьем торговки, которая в самом деле очень удивилась при виде таких денег. Она объявила, что не только даст нам столько каштанов, сколько мы пожелаем, но, кроме того, запасется маленькими колбасками и всем, что требуется, чтоб их жарить. Надежда на такой пир наполнила нашу ватагу радостью, только я не разделял ее и решил отыскать себе кухаря получше. А пока мы набили себе карманы каштанами и вернулись на паперть святого Роха. Поев, я завернулся в плащ и заснул.
На другой день ко мне подошла одна из вчерашних знакомок и дала письмо с просьбой отнести его кавалеру. Я пошел и отдал письмо камердинеру. Вскоре меня провели в комнаты. Наружность кавалера Толедо произвела на меня приятное впечатление. Нетрудно было понять, отчего он пользуется успехом у женщин. Это был обаятельный юноша. Ему незачем было улыбаться; веселье и без того сквозило в каждой черте его лица; и притом какая-то прелесть была в каждом его движении; можно было только заподозрить легкость и непостоянство его нрава, что, без сомнения, вредило бы ему в глазах женщин, если бы каждая не была уверена, что способна привязать к себе самого ветреного мужчину.
– Друг мой, – сказал кавалер, – мне известны твоя расторопность и честность. Хочешь поступить ко мне на службу?
– Это невозможно, – возразил я. – Я благородного происхождения и не могу быть слугой. А нищим я стал потому, что это ни для кого не зазорно.
– Отменно сказано! – воскликнул кавалер. – Ответ, достойный истинного кастильца… Тогда скажи мне, что я могу для тебя сделать?
– Сеньор кавалер, – ответил я, – меня вполне устраивает положение нищего, оно вполне достойно и дает мне средства к существованию, но, признаться, кухня у нас – не самая лучшая. Если ты, сеньор, позволишь мне есть с твоими людьми, я почту это за величайшее счастье.
– С величайшей охотой, – сказал кавалер. – В те дни, когда я принимаю женщин, я обычно отсылаю слуг. Вот если бы твое благородное происхождение позволило тебе подавать нам тогда на стол…
– Когда ты, сеньор, будешь со своей возлюбленной, – ответил я, – я с удовольствием готов вам прислуживать, так как, становясь тебе полезным, я облагораживаю таким образом свой поступок.
Простившись с кавалером, я отправился на улицу Толедо и стал спрашивать, где дом сеньора Авадоро, но никто не мог мне ответить. Тогда я спросил, где дом Фелипе дель Тинтеро Ларго. Мне показали балкон, на котором стоял человек важного вида и курил сигару и, как мне показалось, пересчитывал черепицы на кровле дворца герцога Альбы. Сердце мое исполнилось родственных чувств, но в то же время мне показалось странным, как это природа одарила отца таким избытком величия, уделив его так мало сыну. Я подумал, что лучше было бы разделить его поровну между обоими, но, решив, что надо быть благодарным богу за все, и удовлетворившись этим соображением, я вернулся к товарищам. Мы пошли к торговке пробовать колбаски, которые так мне понравились, что я совсем забыл про обед у кавалера.
Под вечер я увидел, как женщины вошли к нему в дом. Видя, что они там уже довольно долго, я пошел спросить, не нужны ли мои услуги, но они как раз в эту минуту выходили. Я сказал несколько двусмысленностей более красивой, а она в ответ легко ударила меня веером по щеке. Через минуту ко мне подошел молодой человек гордого вида, с вышитым мальтийским крестом на плаще. В остальном он был одет по-дорожному. Он спросил меня, где живет кавалер Толедо. Я ответил, что могу проводить его. В передней никого не было; я открыл дверь и вошел внутрь вместе с незнакомцем.
Кавалер Толедо немало удивился.
– Кого я вижу! – воскликнул он. – Мой милый Агилар! Ты в Мадриде? Как я счастлив! Ну что там у вас, на Мальте? Что поделывает великий магистр? А великий комтур? А приор ожидающих посвящения? Милый друг, дай тебя обнять!
Кавалер Агилар отвечал на эти дружеские проявления столь же ласково, но гораздо более сдержанно. Я подумал, что два друга захотят вместе ужинать. Нашел в передней посуду и скорей побежал за ужином. Когда стол был накрыт, кавалер Толедо велел мне принести из подвала две бутылки французского пенистого. Я принес и откупорил.
