Опасный беглец. Пламя гнева - Выгодская Эмма Иосифовна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Аймат ничего не ответила.
— К майору! — сказал переводчик.
Аймат повели к майору.
Майор сидел за большим столом. У него были длинные светлые усы и усталые глаза.
— Спроси, из каких мест, — лениво приказал майор переводчику.
— Откуда пришла? С каких посадок? Убежала из деревни? Из каких мест? — бойко начал спрашивать переводчик.
Аймат молчала.
— Если ушла без разрешения из деревни, отправим под конвоем назад, — сказал переводчик.
— А если ушла с плантаций, отправим в тюрьму, — добавил майор.
Аймат не шевельнулась.
— Должно быть, она с восточных островов. Не понимает языка Явы, — лениво сказал майор.
— Отправим в тюрьму! — крикнул переводчик в ухо Аймат на мадурском языке.
Аймат по-прежнему молчала.
— А язык Суматры ты понимаешь? — спросил майор. — Может быть, ты пришла с той стороны пролива? Из лампонгских болот?
Майор говорил на языке суматранских малайцев лучше, чем переводчик. Он много лет прожил на Суматре.
— Верно ли, что лампонгские бунтовщики готовят флотилию, чтобы приплыть сюда и захватить весь западный берег? — спросил майор. — Что ты знаешь об этом, девушка?
Он уставился в Аймат недобрым тусклым взглядом.
Это был майор де Рюйт, бывший начальник Натальского гарнизона и участник многих боёв с лампонгскими и иными повстанцами на Суматре.
Лет за пять до того де Рюйт, устав от вечно неспокойной и бунтующей Суматры, попросил перевода на Яву.
Ему не повезло. Ява только издали казалась спокойной. Яванцы хорошо помнили, как их отцы и старшие братья ещё недавно сражались с иноземцами при Дипо Негоро, как большая часть острова была отбита у голландцев, как Дипо Негоро диктовал требования повстанцев самому генералу де Коку, наместнику голландского короля.
Второй год серьёзные волнения потрясают притихшую было, но всегда ненадёжную Яву. Искра перекинулась сюда с той стороны пролива, из лампонгских болот. Десятки лет в Лампонг на Суматру стекаются все беглецы, все недовольные, и с Явы, и с Мадуры, и даже с дальних восточных островов. Там они живут в непроходимых лесах, добывают себе оружие, вместе с повстанцами Суматры нападают на голландские посты, бьют регулярные голландские войска и, хлебнув свободы, возвращаются на этот берег уже законченными бунтовщиками. Плантации сахарного тростника горят на десятки миль вокруг: крестьяне поджигают их, чтобы не снимать урожая для плантатора. Они разрушают сахарные и индиговые заводы, гонят и убивают голландских чиновников, угрожают даже прибрежным голландским фортам. В последние дни так осмелели, что заняли пустые дома свайной деревни, чуть ли не рядом с фортом. С утра до ночи звучит оттуда их малайский барабан — вестник восстания. Они пригнали туда много лодок, поют песни и, видимо, ждут только подкреплений из Лампонга, чтобы напасть на форт.
Майор уже с досадой глядел на Аймат. Он хотел покоя, а его поставили на самое опасное место: форт Кастеллинг, у самой переправы в Лампонг.
— Верно ли, что лампонгцы достали большие суда, оснастили свои прау парусами и готовят набег на самую Батавию?…
Аймат не поняла. Она не знала языка суматранских малайцев. Но майор прочёл столько насмешливого вызова, столько зрелой ненависти в её тёмных глазах, что не стерпел и потянулся за пистолетом.
— Говори! — крикнул он. — Ты с той стороны пролива? Говори!…
Он стукнул рукоятью пистолета по столу.
— Прошу прощенья, господин майор! — сказал тут переводчик.
Последние две минуты переводчик молчал и только очень внимательно вглядывался в лицо и руки Аймат.
— Прошу взглянуть, господин майор!
Он взял правую руку Аймат и быстро повернул её ладонью вверх.
— Кофейная ягода! — закричал переводчик. — Она не из Лампонга! Она с кофейных плантаций, господин майор!
Крепко держа руку Аймат в своей руке, он приблизил её ладонью вверх к лицу майора.
Коричневая мякоть кофейной ягоды за долгие месяцы работы неотмываемой желтизной въелась в кожу ладони девушки.
— Да, кофейная плантация… — сказал майор. — Но какая?
— Я полагаю, что это Лебак, господин майор.
— Разве и в Лебаке?… — майор поднял брови.
Переводчик утвердительно кивнул головой.
— Да, бунтуют.
Аймат с ужасом глядела на переводчика. Как он мог, человек, наполовину принадлежащий её народу, так предавать своих?…
— Если мы вернём девушку плантатору, он заплатит за неё казне пятьдесят гульденов серебром, — сказал майор. — Но мы ещё не знаем, с какой она плантации.
Пятьдесят гульденов серебром — это была правительственная цена за работника, поставляемого властями хозяину плантации. Пятьдесят серебряных гульденов платили за работника; четыре гульдена медью в год — самому работнику.
— Но мы ещё не знаем, с какой она плантации, — раздельно повторил переводчик, наклоняясь к Аймат и берясь за её кабайю.
Быстрые руки метиса пробежали по её телу и тотчас нащупали нож, спрятанный под саронгом.
— Вот! — сказал переводчик и бросил нож на стол перед майором.
Майор лениво посмотрел.
— Паранг, — сказал майор, — обыкновенный малайский нож.
— Это нож для обрубания ветвей на плантации, господин майор! — сказал переводчик. — Посмотрите, на нём есть буквы!
На рукояти ножа были чернью выведены две буквы: «В» и «Г».
— Ван Грониус! — объяснил переводчик. — Крупнейший плантатор в Лебаке.
— Очень хорошо! Теперь мы знаем, куда нам надо отправить девушку, — сказал майор. — Пока пусть она посидит у нас.
Он хотел вызвать стражу.
— Прошу прощения, господин майор! — сказал переводчик. — Девушка пришла из Лебака, а в этой свайной деревне, что подле нас, есть много людей оттуда. Может быть, она что-нибудь знает об их планах? У них сегодня большое движение в деревне. Похоже, что они готовятся встретить своих из Лампонга, с того берега пролива.
— Девушка ничего не знает, — отмахнулся от него майор. — А что касается повстанцев, то мы должны быть готовы ко всему. Если они ждут подмоги, мы эту подмогу должны перехватить.
— У меня есть план, господин майор, — сказал переводчик.
— Доложишь потом, — хмуро ответил майор.
Он вызвал стражу. В помещение вошёл дежурный сержант, за ним — двое конвойных, туземных солдат.
Оба стали, вытянувшись у двери.
Аймат вздрогнула.
Она увидела, что стоящий справа в упор смотрит на неё. Платок, повязанный поверх фуражки, по форме солдат колониальной армии, слегка сполз ему на лоб; человек как-то неестественно сжал губы, точно сдерживая возглас, и смотрел на неё изумлённым взглядом.
«Касим!» — едва не вскрикнула Аймат.
Это был Касим из Тьи-Пурута, их сосед по деревне, угнанный в армию месяца за два до того.
Касим стоял вытянувшись, не смея шевельнуться. Он смотрел уже мимо неё, в лицо майору.
— В малайскую клеть, под стражу! — приказал майор, обращаясь к сержанту.
Оба солдата, повернувшись на босых пятках, по команде сержанта повели Аймат в глубину двора, за крайние бараки. Грязный ручеёк, протекавший по двору, расползался здесь в мутную зловонную лужу.
Низкое каменное строение с железной дверью и узким забранным решёткой прорезом над ней стояло над самой лужей, боковой стеной прислонясь к конюшням.
Строение было ниже человеческого роста, его черепичная крыша приходилась девушке по плечо.
Аймат втолкнули внутрь.
— Не бойся, я к тебе приду, — успел шепнуть ей Касим. Заскрипел наружный засов на двери, и Аймат осталась одна.
Вскоре она услышала движение во дворе форта; хлопнули створки ворот, и конный проскакал по двору. Потом стало тихо. Долго прислушивалась Аймат; за стеной конюшни тихонько храпели кони; в дальнем конце двора перекликались часовые. Много времени спустя она вновь услышала движение. На этот раз несколько человек проскакало по камням двора. С лязгом раскрылись и захлопнулись железные ворота, — и всё затихло.
Луна взошла; лунный свет положил на пол отражение решётки, закрывавшей прорез над дверью. Снаружи слышались ровные шаги часового. Он останавливался иногда, и Аймат видела через прорез сбоку его тяжёлый нос, белобрысые волосы и ободок фуражки; это был голландский солдат.
