Червонная Русь - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗

Сам же сюжет о разводе Прямиславы вымышлен, хотя и полностью историчен. Примерно такой же конфликт разыгрался сто лет спустя между Мстиславом Удалым и его зятем Ярославом Всеволодовичем. Поссорившись с Ярославом, Мстислав отнял у него жену Ростиславу, свою дочь, обвиняя зятя в супружеской измене, и остался глух ко всем мольбам Ярослава, который уже не смог бы вступить в новый брак и оставить законных наследников. Однако через несколько лет у Ярослава начали рождаться дети, среди которых был и будущий национальный герой Александр Невский. Кто была их мать – неизвестно. То ли Ярослав сумел-таки вернуть Ростиславу, то ли раздобыл другую жену (которая по церковным правилам была ему не положена). И подобных драм в истории русского средневековья довольно много. Просто удивительно, как мало внимания на них обращают писатели и с каким упорством их фантазия вращается вокруг десятка одних и тех же хрестоматийных персонажей.

Правда, писатель, желающий сделать свое повествование не только достоверным, но еще и романтичным и увлекательным, сталкивается со значительными трудностями. Брачный возраст в княжеских семьях наступал для юношей лет в 14—15, а для девушек (девочек) – начиная с 7—8 лет. То есть годам к 18, когда девушка созревала для любовного сюжета, всякая княжна уже давно была замужней женщиной и матерью нескольких детей. Самой взрослой парой (для первого брака) из мною обнаруженных были опять же Александр Невский и его жена Александра – на момент свадьбы они были не только тезками, но и ровесниками – и было им по 19 лет. Остальные, видимо, вступали в брак гораздо раньше. Для этого у любой княжеской семьи постоянно имелись и политическая необходимость, и возможность: к XII в. Рюриковичи размножились настолько, что могли подбирать брачные пары внутри рода, не допуская при этом кровосмешения.

Вообще типичный Рюрикович XI—XII вв. был кем угодно, но не русским. В самых знаменитых героях нашей ранней истории причудливо смешалась скандинавская, греческая, венгерская, польская, чешская, осетинская, немецкая, англо-саксонская, половецкая кровь, и лишь три невесты из новгородских боярских родов принесли им несколько капель русской крови (и то это считалось мезальянсом, вызванным суровой политической необходимостью). Рюриковичи редко умирали в тех же городах, где рождались, за свою жизнь успевали поменять несколько земель, породниться со смертельными врагами и насмерть рассориться с ближайшей родней. Все их существование было сплошным парадоксом. Их внешний облик, манеры, привычки, акцент и суеверия (позаимствованные у иноязычных матерей) – при том что они считались русскими православными правителями! – чрезвычайно интересны и достойны стать предметом особого художественного исследования.

Короче говоря, при всей авантюрности предложенного читателю сюжета, происхождение и судьбы героев романа в одних случаях историчны, а в других типичны для своего времени. Что же касается бытовых деталей, то в их воспроизведении большую и положительную роль играет опыт современных исторических реконструкторов, к московскому клубу коих – «Наследие предков» – автор имеет удовольствие принадлежать.

Об именах

Вопрос об именах, использованных в художественном тексте, постоянно вызывает интерес читателя, поэтому имеет смысл посвятить ему отдельный комментарий.

Как показывает анализ новгородских берестяных грамот, в первой половине XII в. народные языческие имена были более употребительны, чем христианские, причем в разных слоях общества. И нет оснований полагать, что в других областях Древней Руси дело обстояло как-то иначе. Общие принципы выбора, структура и значение дохристианских имен освещаются во множестве разных работ, как печатных, так и сетевых, и автор этих строк уже писал об этом в послесловии к роману «Огненный Волк» (М.: ACT, 2002).

В боярской среде весьма частым был случай, когда имя – христианское, а отчество – языческое: в летописях встречаются имена типа Петр Бориславич, Ян Вышатич, Иванко Чудинович, Фома Ратиборич, Демьян Куденевич, Димитрий Жирославич, Димитрий Завидович, Давид Ярунович, Мирошка (Мирон) Нездинич. Что интересно, «обратных» случаев (с языческим именем и христианским отчеством типа Жирослав Михайлович или Мирослав Андреевич) значительно меньше. Это можно объяснить относительной новизной христианской традиции даже для XII в. (ведь христианизация народа – не разовый акт, а длительный и сложный процесс), ввиду чего новые церковные имена легче приживались у представителей более молодых поколений. Исключение составляют княжеские семьи, где сочетания Юрий Ярославич – Ярослав Юриевич или Василько Ростиславич – Ростислав Василькович зависели только от порядка поколений «через один».

Династические княжеские имена вообще представляют особый случай. Это явление уже было предметом исследования профессиональных историков [73], но в нем до сих пор остается много неясного. Рюриковичами в течение веков использовался практически один и тот же набор родовых имен (это нормальная практика для правящих домов европейского средневековья). В список входили имена: Владимир, Святослав, Ярослав, Олег, Ярополк, Изяслав, Всеволод, Рюрик, Борис, Глеб, Роман, Давид, Игорь, Василий, Мстислав, Юрий, Вячеслав, Святополк, Ростислав. В полоцкой династии (и только в ней!) еще использовались имена Рогволод и Всеслав. Бывали варианты: Владимир – Владимирко – Володарь – Володьша. И это практически все. Любой мальчик из княжеской семьи мог получить одно из этих имен, но никто другой права на них не имел. В боярской среде тоже использовались двусложные имена, и даже имена с элементом «слав», но – другие. То есть никакой боярин (а тем более кузнец, как в некоторых исторических романах) не мог быть назван Изяславом или Мстиславом, зато не бывало князей по имени Борислав или Мирослав.

Этот запрет не распространялся на церковные имена из списка, которые при крещении мог получить любой. Именами Юрий, Давид, Роман, Василий могли окрестить представителей любого общественного слоя. С 1072 г., когда были канонизированы Борис и Глеб Владимировичи, их имена тоже стали крестильными и возможными для боярской среды.

Каждый князь имел два имени: княжеское языческое и крестильное христианское. В науке есть мнение, что княжеское и крестильное имена составляли устойчивые пары, то есть обладатель княжеского имени Владимир при крещении обязательно получал имя Василий, Мстислава крестили Федором, Всеволода – Гавриилом и т. д. В этом вопросе уверенности нет, потому что есть примеры, когда носители одного и того же княжеского имени (скажем, Ростислав) могли получать церковное имя Михаил или Григорий, зато окрещенный Михаилом мог быть как Ростиславом, так и Святополком.

С «парностью» княжеских/крестильных имен связано еще одно любопытное наблюдение. Все христианские имена из приведенного выше «княжеского» списка являются крестильными именами первых Рюриковичей-христиан. Василием был крещен сам Владимир Святославич, Георгием (Юрием) – Ярослав Мудрый, Романом – Борис, Давидом – Глеб (трое из его сыновей). Уже в XII в. князья упоминаются под именами Андрей и Михаил. Но, во-первых, существует вероятность, что у них были и княжеские имена, нам неизвестные, а во-вторых, что Андреем был крещен кто-то из других сыновей Владимира Святославича (Михаилом был крещен Святополк), но до нас эти сведения не дошли. Таким образом, выходит, что «церковная» половина пары (Василий, Юрий, Роман, Давид) приобрела самостоятельность и стала употребляться в обиходе наряду с «княжеской» половиной (Владимир, Ярослав, Борис, Глеб).

Но и это не все. В княжеских семьях весьма часто родные братья известны под именами Василий и Владимир (как у перемышльских Ростиславичей) или Давид, Роман, Глеб, Борис (как в полоцких семьях). Можно предполагать, что в первом примере оба брата получили княжеское имя Владимир, а церковное Василий, но для различения их в быту старший носил княжеское имя, а младший – церковное. Ибо маловероятно, чтобы Василий вообще не имел второго, княжеского, имени, а Владимир – церковного. Ведь если его крестили, то, значит, как-то и нарекли. Наречь при крещении Володаря Ростиславича Владимиром не могли, потому что Владимир Святой стал святым гораздо позднее, только в XIII в., а в XI в., когда родился князь Володарь, имени Владимир в святцах не было. У полоцких князей, соответственно, два брата в одной семье были наречены Борис-Роман и два Глеб-Давид, но во избежание путаницы один из пары в быту звался христианским именем, другой – княжеским. На наш современный взгляд, это выглядит нелепо, но и в позднем русском средневековье случалось так, что по три сына одного человека были «Ивашками», хотя несомненно, что в жизни всех троих звали какими-то разными прозвищами. А в этом случае логично и даже удобно, что святой покровитель у нескольких родных братьев один и тот же. Ввиду недостатка данных едва ли и наука сможет здесь сделать четкие выводы, но как повод к размышлению это весьма любопытно.