Прусский террор - Дюма Александр (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Вот, — сказал он, — выкуп города Франкфурта.
— Что это значит?.. — спросил генерал фон Рёдер.
— Это значит, что бургомистр Фелльнер, вместо того чтобы подчиниться нам, повесился вот на этой веревке. Пусть же его смерть падет на голову тех, кто явился ее причиной!
— Однако, — возразил с грубой резкостью генерал фон Рёдер, продолжая курить сигару, — контрибуцию все равно придется заплатить.
— Если только, — спокойно сказал Бенедикт Тюрпен, входя в зал Сената, — король Вильгельм Первый не отменит ее для города Франкфурта.
И, развернув телеграмму, которую только что получила г-жа фон Белинг, он прочел ее генералу фон Рёдеру громким голосом, во всеуслышание, чтобы ни один человек не оставался в неведении по этому поводу.
— Сударь, — сказал Бенедикт генералу, — советую вам перенести эти двадцать пять миллионов флоринов из статьи прибылей в статью убытков. А в качестве бухгалтерского документа честь имею оставить вам вот эту телеграмму.
XLII. ДВЕ ПОХОРОННЫЕ ПРОЦЕССИИ
Одновременно по Франкфурту распространились две разные новости, одна поразила всех ужасом, другая обрадовала.
Первая новость вызвала у всех ужас: бургомистр, столь уважаемый и почитаемый человек, занимавший два первых места, место сенатора и место бургомистра, в только что угасшей маленькой республике, отец шестерых детей, образец отеческих и супружеских добродетелей, вынужден был повеситься, чтобы не выдать жадному и грубому солдату сведений о богатых семьях в городе.
Вторая новость была добрая: благодаря вмешательству г-жи фон Белов и по просьбе королевы ее супруг отменил контрибуцию в 25 миллионов флоринов, наложенную на город Франкфурт.
Понятно, что во всем городе люди были заняты только этими новостями. Наибольшее удивление и любопытство местных жителей разжигали две таинственные смерти, последовавшие почти одновременно.
Люди задавали себе вопрос, как это Фридрих фон Белов после оскорбления, нанесенного ему генералом, подумал, прежде чем застрелиться, о том, чтобы обязать свою жену отправиться в это благое паломничество в Берлин. Ведь этот человек даже не был франкфуртцем и душой и телом принадлежал прусской армии. Хотел ли он искупить низкое насилие над городом, содеянное его соотечественниками? Кроме того, прусские офицеры, присутствовавшие при ссоре между Фридрихом и генералом, вовсе не хранили молчание и кое-что рассказали об этом.
В этих молодых сердцах, еще не успевших затвердеть под веянием тщеславия, не заглохло, видно, понятие о справедливости и несправедливости, как это случается со старыми солдатами, привыкшими к беспрекословному подчинению, каков бы ни был отданный им приказ. В глубине души многие страдали, задетые в своей гордости, оттого что их использовали в качестве орудия для осуществления актов мести, причина которой терялась в таинственных обидах некоего министра, бывшего прежде послом. Когда их собиралось вместе десять, двадцать, сорок человек, они говорили о том, что им приходится заниматься не ремеслом солдата, а делом агента, поселяемого у недоимщика податей, или свидетеля при описи его имущества.
Такие люди не молчали и были весьма далеки от желания оправдывать своего генерала; они рассказали в нескольких словах о ссоре, произошедшей в их непосредственном присутствии, и намеками дали возможность догадаться обо всем остальном.
Печатники в типографии получили приказ не набирать никаких объявлений без разрешения коменданта города, но во Франкфурте среди этих людей нашлось немало готовых поступить наперекор этому приказу, и доказательством тому является тот факт, что в минуты, когда советник Куглер бросил на чашу весов веревку бургомистра, более тяжелую, чем меч Бренна, тысяча невидимых и неведомых рук расклеивала по франкфуртским стенам следующие листки:
«Этой ночью, в три часа утра, достойный бургомистр Фелльнер повесился как мученик, преданный городу Франкфурту. Граждане, молитесь за упокой его души».
Со своей стороны, Бенедикт отыскал печатника из «Почтовой газеты», обязавшегося выдать ему через два часа двести копий текстов двух телеграмм, которыми обменялись королева и король. Кроме того, этот же человек брался за то, чтобы, в случае если его объявления не будут слишком больших размеров, расклеить их при содействии обычных расклейщиков, которые добровольно соглашались рисковать, а это и на самом деле было рискованным, и постараться таким образом официально сообщить добрую весть своим согражданам.
Для печати использовали ту же бумагу, того же цвета и тот же типографский шрифт, что были выбраны для объявления о самоубийстве г-на Фелльнера.
И действительно, по прошествии двух часов двести новых объявлений оказались расклеенными рядом с предыдущими.
Они содержали следующее:
«Вчера, как уже известно, в два часа пополудни, барон фон Белов застрелился после ссоры с генералом Штурмом, во время которой генерал оскорбил его.
Причины этой ссоры останутся секретом только для тех, кто сам не пожелает о них узнать.
Одним из пунктов его завещания было поручение г-же фон Белов отправиться в Берлин и просить Ее Величество королеву Августу отменить контрибуцию в 25 миллионов флоринов, наложенную на город генералом Мантёйфелем.
Потратив время лишь на то, чтобы облачиться в траур, баронесса немедленно уехала.
Мы счастливы иметь возможность сообщить нашим согражданам содержание двух телеграмм, присланных нам:
«Государь, покорно и настоятельно прибегаю к просьбе отменить контрибуцию в 25миллионов флоринов, незаконно наложенную на город Франкфурт, уже выплативший как натурой, так и деньгами 14 миллионов флоринов.
Ваша покорная и нежная супруга Августа».
Сразу же вслед за получением этой телеграммы король соблаговолил ответить телеграммой следующего содержания:
«По просьбе нашей возлюбленной супруги королевы Августы контрибуция в 25 миллионов флоринов, назначенная генералом Мантёйфелем городу Франкфурту, отменяется.
Вильгельм I».
Можно понять, какие толпы народа стекались к этим двум объявлениям. В какой-то момент движение народа в городе стало походить на мятеж. Тогда забили барабаны, на улицы вышел патруль, и граждане получили приказ разойтись по домам.
Улицы опустели. Канониры, которые к десяти часам утра, как мы говорили, уже держали в руках зажженные; фитили, так и остались с ними у своих пушек. На протяжении тридцати часов угроза все еще висела над городом. По истечении этого срока, поскольку в городе не было больше ни скоплений народа, ни каких-либо столкновений и не последовало ни единого выстрела, в ночь с 25 на 26 июля все эти враждебные городу приготовления были устранены.
Наутро были расклеены новые объявления.
В них содержалось следующее уведомление:
«Завтра, 26 июля, в два часа пополудни, состоятся похороны господина бургомистра Фелльнера и начальника штаба Фридриха фон Белова.
Обе похоронные процессии двинутся из домов умерших и сойдутся в Соборе, где будет совершена общая служба — отпевание этих жертв.
Семьи придерживаются мнения, что дополнительных приглашений, кроме настоящего объявления, не потребуется и город Франкфурт не пренебрежет своим долгом.
Траурное шествие от дома бургомистра Фелльнера поведет его зять, советник Куглер, а от дома майора Фридриха фон Белова — г-н Бенедикт Тюрпен, его душеприказчик».
Не будем пытаться рисовать картину того, что происходило в домах обеих семей, оказавшихся в несчастье. Госпожа фон Белов приехала 24 июля к часу ночи. В ее доме все бодрствовали и молились у тела Фридриха. Несколько первых дам города пришли сюда же ждать ее возвращения. Ее встретили как ангела, принесшего небесное милосердие.
Но через несколько мгновений люди поняли, что это долг благочестия столь поспешно вернул ее к изголовью мужа. Все удалились, оставив ее у тела горячо любимого человека.
