По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман (читать книги полностью .TXT) 📗
— Судно сейчас по-другому чувствуется на воде, — сказал Соклей. — Более остойчиво. Как будто мы на суше. Палуба «Афродиты» не колеблется под ногами так, как раньше.
— Этого и следовало ожидать, — отозвался Менедем. — Корабль ведь несет груз вдвое больше обычного, поэтому волны не раскачивают его так сильно.
— Верно. Мы никогда раньше не ощущали, что это значит — идти с полным грузом, правда? — спросил Соклей, и Менедем кивнул.
Акатосу, в отличие от крутобоких парусных судов, вовсе не обязательно было путешествовать с полным грузом, чтобы получить прибыль за счет перевозимого объема. Он перевозил предметы роскоши, которые ценились за редкость. Теперь Соклей более-менее себе представлял, что такое обычное плавание обычного моряка парусного судна, и нельзя сказать, чтобы ему это понравилось.
Один за другим большие корабли спустили с реев огромные паруса. Один за другим эти паруса вздулись и наполнились ветром. Неповоротливые суда начали путешествие на юг, но так неторопливо, будто шли пешком.
«Афродита» тоже спустила парус, и Менедем снял гребцов с весел. Но вскоре ему пришлось приказать людям подобрать парус, иначе акатос, несмотря на свой груз, обогнал бы все остальные суда.
Когда Соклей выпустил птенцов павлина из клеток, чтобы птицы побегали, они начали сновать по кожаным мешкам с зерном так же бодро, как сновали прежде по деревянным планкам, и клевать просыпавшуюся пшеницу так же радостно, как до этого клевали тараканов и жуков, кишевших на «Афродите».
И лишь только когда команда помогла загнать птенцов обратно в клетки, Соклей смог как следует оглядеться. И что теперь прикажете делать? Разве что облюбовать укромное местечко, где можно будет стоять, предаваясь мрачным мыслям. Учитывая, куда направлялась «Афродита», мрачные мысли были бы как раз кстати, но Соклей решил не поддаваться такому настроению.
Поскольку торговая галера не могла двигаться со своей обычной скоростью, да бы не оторваться от остального флота, у Соклея было вдоволь времени, чтобы полюбоваться каждой деталью пейзажа, мимо которого они проплывали. Он видел большую часть Этны и смог как следует ее рассмотреть. Теперь, когда у него была возможность сравнить два вулкана, он понял, насколько Везувий массивней. Грязь на склонах и вокруг подножия Этны имела тот же серо-пепельный оттенок, что и грязь возле Помпей. Сицилийские виноградники выглядели не менее роскошными, хотя поля спеклись до коричневого цвета под жарким летним солнцем.
Медленно, очень медленно флот плыл мимо Тавромения, Наксоса и Акиона. Соклей с надеждой смотрел на каждую маленькую гавань и тяжело вздыхал, когда «Афродита» и крутобокие корабли проползали мимо них. Летнее солнце, казалось, торопилось совершить свой путь по небу. Прежде чем флот достиг Катаны — самого большого после Сиракуз полиса на восточном берегу Сицилии, — солнце уже опустилось за остров. Якоря плюхнулись в воду, а капитаны стали готовиться к тому, чтобы провести ночь в море.
— Если я не ошибаюсь, шкиперы этих торговых судов предпочли бы пришвартоваться у пирса, — заметил Соклей Менедему.
— Что ж, не стану с тобой спорить, — ответил его двоюродный брат. — Если внезапно налетит шторм, мы попадем в переделку, тем более с таким большим грузом.
— О шторме нам сейчас следует волноваться меньше всего. — И, чтобы пояснить, что он имеет в виду, Соклей показал на юг.
— Не забивай себе голову тем, в чем не смыслишь. Предоставь шторм нам с Диоклеем. А если хочешь и дальше беспокоиться насчет карфагенцев, воля твоя.
— Хотел бы я знать, как будет «Вижу судно!» на финикийском языке, — ответил Соклей. — Вот Химилкон наверняка знает. Если бы я мог снова очутиться в гавани Родоса и спросить его…
— Спросишь после того, как мы доставим зерно, получим плату и вернемся домой, — ответил Менедем. — Тогда и сможешь его найти, если к тому времени это тебя все еще будет интересовать.
Менедем говорил легко и непринужденно; даже если он сам и не верил, что все пройдет гладко, когда флот доберется до Сиракуз, он придерживал сомнения при себе. Отчасти, конечно, чтобы напрасно не волновать команду. Отчасти же, как полагал Соклей, в силу врожденной самоуверенности — или высокомерия? Менедем никогда еще не оказывался в безвыходной ситуации и, казалось, не сомневался, что такого с ним произойти просто не может.
Хотелось бы Соклею, чтобы его двоюродный брат оказался прав, однако, откровенно говоря, не верил в это. Самоуверенность никого еще не спасала. Оставалось только надеяться… Надеяться вопреки здравому смыслу…
«Все выяснится завтра», — подумал Соклей.
Юноша завернулся в гиматий и лег на мешки с зерном. Они были немного мягче, чем планки юта, хотя и очень неровные.
Соклей думал, что беспокойство не даст ему уснуть, однако усталость пересилила. Когда он открыл глаза, Менедем уже петушиным криком возвещал о наступлении нового дня.
Несколько моряков недовольно ворчали и сонно переругивались.
— Эх, жаль, я босой, а то запустил бы в тебя сандалией, — пробормотал Соклей.
— Нынешний день стоит отпраздновать. — Голос Менедема был полон фальшивой сердечности — такую сердечность пускают в ход некоторые торговцы, чтобы всучить покупателю барахло. — Сегодня вечером мы славно попируем в Сиракузах, в городе, знаменитом своими пирами во всем эллинском мире.
Некоторых моряков это заставило приободриться, но заявление брата совершенно не подняло дух Соклея. Во-первых, Сиракузы были осаждены. Какой уж там пир! Во-вторых, разве у команды «Афродиты», да и у всего остального флота, было не больше шансов пойти на корм крабам и угрям, чем самим ими полакомиться?
Остальные капитаны между тем тоже будили криками своих матросов, хотя, кроме Менедема, ни один из них не догадался закукарекать. Путеводная звезда Афродиты сияла сквозь сумрачную дымку на востоке, а недалеко от нее серебрилась тончайшая полоска месяца. Если бы не сияющий маяк путеводной звезды, Соклей вряд ли бы вообще заметил луну. Менедем не беспокоился ни о луне, ни о звездах. Как любой настоящий капитан, он оценивал ветер.
— Так и есть, ветер северный, — сказал он. — Пока он держится, мы сможем проскользнуть прямо в северную гавань Сиракуз — в Маленькую гавань, как ее называют.
«Что ж, мы и вправду могли бы это сделать, если бы не карфагенские военные галеры, — подумал Соклей. — Они на-ходятся как раз между нами и целью, и, поскольку идут на веслах, карфагенцев не заботит, в какую сторону дует ветер».
О таких вещах Менедем счел за благо не упоминать. Соклей решил не упоминать о них тоже. Команда подняла якоря, с которых капала вода. Моряки спустили парус с реи. Большие паруса крутобоких кораблей уже тоже были спущены; они наполнились прекрасным бризом, и бриз погнал их именно в том направлении, куда они имели безумие стремиться.
И снова «Афродита» вела себя более остойчиво, чем обычно. И снова она двигалась медленней, чем всегда.
Соклей взошел на ют.
— Если возникнет такая необходимость, свободные от гребли люди смогут выбросить мешки с зерном за борт? — спросил он.
— Чтобы облегчить судно, если за нами погонятся карфагенцы? — уточнил Менедем, и Соклей кивнул.
Капитан «Афродиты» пожал плечами.
— Мы могли бы такое проделать, но сильно сомневаюсь, что это нам поможет.
Этот ответ можно было предвидеть, и все же он поразил Соклея своей честностью.
Соклей наблюдал, как за бортом сперва показалась, а потом исчезла Катана — большой город, больше Мессены. Тойкарх поцокал языком. Зря они проплыли мимо; он считал, что это вполне подходящее место для того, чтобы здесь остановиться, сделать передышку… скажем, лет на двадцать-тридцать. Но капитаном был Менедем, и ему было плевать, кто что думает. «Интересно, — размышлял Соклей, — почему воины, которых ведут плохие генералы, не дезертируют чаще».
Сам он никуда с судна не мог убежать. Катана была слишком далеко, чтобы добраться до нее вплавь, а большинство моряков вообще не умели плавать. И к тому же Соклей не был уверен, что Менедем — плохой капитан, хотя и склонялся к этому умозаключению.
