Джура(ил. И.Незнайкина) - Тушкан Георгий Павлович (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Придя в себя, Джура спросил Саида, что он знает о Кучаке. Саид пересказал Джуре все их совместные приключения. Он рассказывал очень долго, со множеством отвлечений и подробностей, стремясь представить Кучака злым и расчетливым. Он не мог простить, что такой простодушный с виду человек перехитрил его, утаив от него золото.
Наступил вечер, и Саид заканчивал свой рассказ:
…Я подговорил Кучака сказать, что памирское золото он нашел в пустыне Такла Макан, в одном из старинных городов, засыпанных песком. В пустыне много таких городов, и все дома в них сделаны из тополя. От домов остались только сотни столбов. Кругом сухой песок на много дней пути. Часть стен из камыша обмазана глиной, а на них нарисованы полуголые женщины с волосами, закрученными в пучок, мужчины, похожие на киргизов. От сопровождавших нас басмачей я освободился по дороге. Но уже вскоре об этом узнал Кипчакбай. И где мы только не прятались с Кучаком! Нас схватили в Чижгане. Больше я ничего не знаю о Кучаке. Наверно, он погиб от пыток… Меня тоже пытали, но я выжил…
Джура, утомленный длинным рассказом, впал в тяжелое забытье. Во сне он бредил, и из его несвязных слов Чжао и Саид многое о нем узнали.
Джура очнулся только на другой день. Он чувствовал смертельную усталость во всех членах и страшную боль в затылке. Лежа у стены, он смотрел вверх сквозь решетку на темно голубое небо. Потом, сдерживая стон, он внимательно осмотрел яму, широкую внизу и сужавшуюся кверху.
Весь огромный мир, дыхание которого он ощутил в крепости, мир Максимова и Козубая, Ивашко и Уразалиева, мир, в котором ему открывалась широкая дорога, вдруг исчез, как сон, и он потерял свободу и друзей, очутился здесь, в тесной яме.
— Где я? — спросил Джура.
— Там, откуда выход только один, — в могилу.
— И вы оба уже покорились этой участи? — спросил Джура. — Неужели ваши друзья оставили вас?
— Потерпи… — сказал Чжао, стараясь успокоить бедного юношу.
— Я не буду терпеть! — перебил его Джура. — Я из рода большевиков. Это самый большой род — он везде. Мне помогут, как только узнают, что я здесь.
Саид хрипло смеялся, а Чжао тихо сказал:
— Молчи, здесь хозяин Кипчакбай! Это тюрьма исмаилитов…
Джура опять потерял сознание. Чжао обломком бритвы сбрил все волосы с головы Джуры. Он собрал со стен паутину, смочил её слюной и заклеил Джуре страшную рану на голове.
— Не верю я этому молодчику! — сказал Саид. — Может быть, его нам подбросил Кипчакбай, чтобы выведать у нас секреты?
— Вряд ли. Неужели ты думаешь, что он притворяется? Он слишком молод для этого и прямодушен. Я чувствую — ему здесь будет очень трудно. Ты сам слышал, что он говорил в бреду. Не раздражай его. Мне кажется, он хороший человек и не способен лгать, как другие.
Тень ненависти вспыхнула в глазах Саида.
— Ты говоришь про меня? Что я сделал тебе? Или моя ложь Кипчакбаю тебя тревожит? Пусть каждый идет своим путем. Тут и святой чертом станет.
Через несколько дней Джура мог уже сидеть и говорить. Но он молчал. Порывистый, страстный, но замкнутый, Джура не рассказывал Саиду и Чжао о своих чувствах. Он часто вскакивал и начинал ходить, а потом бегать по яме. Лишенный возможности действовать, он приходил в ярость. Головокружение и боль снова заставляли его опускаться на землю. Ненависть, которую Джура и раньше питал к Тагаю и другим басмачам, росла с каждым часом его пребывания в яме. Он не хотел ни есть, ни пить, ни говорить. Желание отомстить стало единственным устремлением его воинственной натуры. Мстить Тагаю, Кзицкому и Шарафу, мстить всем басмачам! Мстить тем, кто покрыл его позором в глазах Козубая и Максимова! Он уже не мечтал, что отомстит сам. Он видел себя вместе с другими в отряде среди ста, тысячи всадников. Он думал о том, какими путями они направились бы, чтобы обрушиться внезапно на головы врагов, думал о том, где добыть еду и корм для коней. Мысленно он обращался с речью к народу, народу, который он хотел навсегда освободить от басмачей, баев и их хозяев. Когда Джура поскачет с джигитами, земля так загудит под ударами великого множества копыт, что этот шум услышит Козубай, услышит Зейнеб, услышит Максимов, услышат комсомольцы, красные джигиты. Джура закрывал глаза, и грозные картины вставали перед ним: он видел горы вражеских трупов, слышал ржанье коней, гром выстрелов. Увлеченный мечтами о мести, он метался по яме, не замечая ни Чжао, ни Саида, и что то бормотал, натыкаясь на них, как слепой. Но, подняв голову, он видел решетку и над ней ясное голубое небо.
На восьмой день Чжао удержал его за руку.
— Джура, — говорил ему тихо Чжао, — твой язык пересох и губы запеклись. Смотри, ты ударяешься о стены, сам того не замечая. Выскажи нам свое горе, все обиды. Ведь даже по ночам ты не спишь!
— А кто ты такой, почему сам сидишь здесь? — спросил Джура недоверчиво.
Он хорошо помнил слова Козубая: «Будь осторожен в обращении с незнакомыми людьми, но скрывай это. Если тигр показывает тебе свои клыки, не воображай, что он тебе улыбается».
— Мы, все трое, сидим в тюрьме для нарушителей мусульманского закона, — сказал Чжао, — и властям нет дела до того, что делается в одной из ям, расположенных в горах Китайского Сарыкола. Здесь самое главное лицо — военный судья басмачей Кипчакбай. О нем ты знаешь из рассказа Саида. Ты чем нарушил шариат?
— Я? Шариат? Я не знаю, что это.
— Я объясню тебе: это закон. Наша яма — тайная исмаилитская тюрьма, — продолжал Чжао. — Сюда помещают людей, чья деятельность причинила зло исмаилитам. Не станешь же ты утверждать, что никогда не сталкивался с исмаилитами?
— Они хотели завлечь меня, но я не поддался, — гордо сказал Джура. — Все интересовались, и наши и исмаилиты, куда делся фирман Ага хана, который был в кожаной сумке убитого мной Артабека. Так и не нашли.
— Ты очень наивен, юноша, — сказал Чжао, — я это вижу. Как ты попал к нам и как тебя зовут?
— Я Джура, из рода Хадырша. Не слышал? Раньше я думал, что на всем свете существует только род Хадырша и ещё род купцов Тагая, а когда меня приняли членом в отряд…
Саид насторожился. Чжао перебил Джуру вопросом о том, перестала ли болеть его голова.
Чжао тихо шепнул Джуре, выбрав время, когда Саид уснул:
— Я тоже красный, хоть и никогда не был на советской земле, но молчи об этом.
Саид открыл глаза.
— Ага, секреты? — сказал он. — Собираетесь вести подкоп? Знайте же, я тоже убегу с вами, а не возьмете с собой — выдам вас немедленно!.. Я пошутил, не бойтесь меня. Видно, все мы в чем то провинились у исмаилитов. Ссориться нам нечего, надо думать, как убежать отсюда.
— Неужели ты, Саид, не имеешь друзей и родственников среди сторожей? — спросил Джура.
— Ты в своем уме? Кто сидит в яме, для того один путь — в бочку, утыканную гвоздями, на виселицу. У меня есть дядя, мулла. Но теперь муллы продались и делают грязное дело, прикрываясь словами корана.
Саид любил поговорить. Джура слушал его невнимательно. Он смотрел вверх и пропускал мимо ушей рассказы Саида о лисах — оборотнях, злых духах, о святых гробницах, об опиекурильнях. Ничто не могло отвлечь его от горестных дум. Он тосковал по горным просторам, наполненным прохладным воздухом, тосковал по утраченной свободе. При мысли о басмачах он злобно стонал, не в силах скрыть свои чувства, вскакивал и снова начинал метаться. Тогда Чжао повышал голос, чтобы привлечь внимание Джуры.
Чжао видел, что с каждым днем Джура становится все мрачнее. Однажды он обратился к нему с вопросом:
— Знаешь ли, Джура, где ты сейчас находишься?
— Знаю, — буркнул Джура, недовольный тем, что прервали бег его мыслей, — в яме.
— Нет, я не об этом говорю, — продолжал Чжао. — Знаешь ли ты, что мы сейчас с тобою живем в китайской провинции Синьцзян? Южная половина называется Кашгария, а северная, за горами Тянь Шань Пе Лу, — Джунгария. Если бы ты поднялся на виднеющуюся отсюда гору Муз Таг Ата — Отец Снежных Гор, ты увидел бы, что вся Кашгария похожа на чашу. На севере горы Тянь Шань, на юге Куэнь Лунь и Алтын Таг, на западе Сарыкол, а на востоке огромная, как высохшее море, пустыня Такла Макан, а за ней снова горы. По краям этой огромной чаши лепятся кишлаки. А какие здесь реки, ты знаешь?
