Камеристка - Вайганд Карла (книги хорошего качества .TXT) 📗

— После того как господа так долго ждали, я не могу избавиться от мысли, что они не имели бы ничего против, если бы с королем уже «разобрались», — саркастично заметила мадам Франсина. Люди между тем обступили короля, как ученики учителя, и по очереди высказывались. Царила почти образцовая дисциплина. Никаких криков, как было вначале.

— Ну, — наконец дипломатично сказал Людовик, — сейчас неподходящее время и место, чтобы обещать исполнить все ваши требования, но я дам вам совет: обратитесь в магистрат города Парижа. Он — официальный глас закона и сможет вам ответить на все вопросы.

А между тем уже битых три часа продолжались дебаты. Люди чувствовали себя польщенными, так как их восприняли серьезно и первый человек в государстве нашел для них время.

Увидев мэра, месье Петиона, в захваченном плебеями Тюильри, я подумала: «Теперь, конечно, он сразу прикажет солдатам очистить дворец от черни и оставить в покое королевскую семью».

Но ничего подобного не произошло. Никаких солдат он с собой не привел, только пару телохранителей для себя. Все это он объяснил так:

— У меня, как у мэра Парижа, все под контролем. С королем ведь ничего плохого не случилось. Напротив, его персоне оказали самое большое уважение.

С этими словами месье Петион откланялся, покинул разрушенный дворец и предоставил Людовика и его семью санкюлотам.

Слуга дофина внезапно ринулся в спальню короля, чтобы сообщить Марии-Антуанетте, которая сбежала туда, что тысячи впавших в неистовство человек идут вслед за ним. Королева с испуганным сыном на руках схватила за руку дочь и приказала мадам дю Плесси следовать за ней.

Я вцепилась в подол юбки моей госпожи, которую ни на минуту не собиралась оставлять одну. И если бы действительно дошло до кровопролития, то я бы хотела быть в этот момент вместе с мадам Франсиной.

Мария-Антуанетта побежала в приемную мужа, где король несколько часов терпеливо держал ответ перед плебеями и только силой врожденного авторитета удерживал бестий от бесчинств.

Едва люди увидели королеву, как раздался свист и со всех сторон послышались оскорбления. Мария-Антуанетта сделала вид, будто ничего не слышит, и храбро села к столу, сын и дочь устроились рядом с ней, а немногие, еще не сбежавшие гренадеры встали вокруг нее стеной. Моя госпожа села по другую сторону рядом с дофином, чтобы оградить его и отвлечь. Я сделала то же, но по отношению к мадам Ройяль, и успокаивающе взяла ее ледяную руку, которую принцесса мне охотно дала. Пара депутатов Национального собрания из сопровождения Петиона, оставшихся для наблюдения за происходящим, встали за стулом короля.

И тут наступил великий момент для Сантерра. Этот пивовар из предместья Сент-Антуан, который принимал участие в штурме Бастилии в самых первых рядах, а теперь был одним из главных инициаторов нападения на Тюильри, грубо потребовал от солдат пропустить его:

— Мне нужно поговорить с королевой.

Защитники слегка отодвинулись назад.

Неотесанный парень подошел к Марии-Антуанетте:

— Вам нечего бояться, — начал он, — люди любят вас и короля больше, чем вы думаете.

— Я не ошибаюсь, — холодно ответила ему Мария-Антуанетта. И, забыв про дипломатическое чутье, она продолжила: — Мне нечего бояться, потому что меня окружает Национальная гвардия.

Этим она настроила парня против себя, и тот заставил ее сидеть два часа у всех на виду, пока он вводил в помещение маленькие группы незваных гостей, чтобы у каждого была возможность «засвидетельствовать свое почтение королеве», то есть — оскорбить ее.

Я видела, как ученик мясника нагло размахивал перед лицом королевы окровавленной телячьей головой, насаженной на копье. Женщины также замахивались на нее своими сечками и обрушили на нее поток грубых ругательств. Хотя я и считала, что хорошо знаю парижский жаргон, меня поразил их лексикон.

Австриячка, ненавидимая всеми до глубины души, все это время просидела в своем кресле прямая, как свечка, и равнодушная, держа за руки детей. Даже присутствие детей не смущало баб. Я с трудом держала себя в руках, но была уже близка к тому, чтобы высказаться вслух, когда мадам Франсина, кажется, догадалась о моем настроении. Она бросила мне предостерегающий взгляд, который заставил меня опомниться. Было бы глупо еще больше раздражать возбужденных женщин.

Король, все еще плотно окруженный людьми в другом конце комнаты, не прекращал беседы. Казалось, будто он не замечал присутствия королевы и детей. Но я видела: когда вошла Мария-Антуанетта, он внезапно побледнел, что было непривычно при его обычно розовом цвете лица.

Затем три женщины встали прямо перед королевой. Как по команде, они повернулись к ней спиной, наклонились вперед, задрали свои длинные юбки и продемонстрировали голые зады Марии-Антуанетте, ее детям, солдатам гвардии и депутатам Национального собрания.

— Вот что мы думаем о тебе и твоих шалопаях! — крикнули они при этом.

Сантерр хотя и засмеялся, но как-то принужденно. Он сильно покраснел и поспешно прогнал эту троицу из комнаты.

Наконец людям все надоело, и они убрались восвояси.

В ранние утренние часы королева, мадам Кампан, мадам Турнель и мадам дю Плесси совершили обход дворца, чтобы оценить нанесенный ущерб. В следующие недели мы все рассчитывали на новое вторжение во дворец.

Национальное собрание, к удивлению многих, не отозвало деморализованную революционную армию, а, наоборот, усилило ее новыми батальонами добровольцев и приказало ассигнатами оплатить жалованье солдатам и закупить вооружение.

«Наше положение становится все более критическим, — писала Мария-Антуанетта в первые дни июля своему старому доверенному графу Мерси в Брюссель. — Потому что мы не можем рассчитывать на лояльность ни Национальной гвардии, ни армии. Охрана в последнее время стала более небрежной, и побег, если его подготовить умно, мог бы удастся».

В своем зашифрованном ответном письме Мерси советовал королеве уехать со всей семьей в Компьен. А потом попытаться пробиться в Амьен или Аббевиль.

«Там верные королю люди, которые защитят своего суверена и, в случае необходимости, пожертвуют ради него жизнями», — писал надежный спутник ее юных дней.

Ландграф [68] Гессен-Дармштадтский предложил тайно вывезти королеву из Парижа. Он считал, что в опасности только Мария-Антуанетта; а королю, его сестре и детям революционеры ничего не сделают.

— Если они забудутся настолько, то это преступление станет их концом, — считал ландграф.

Но Мария-Антуанетта отказалась уезжать:

— Я не могу и не хочу оставлять в беде своего супруга и детей.

Снова вернулись к старому плану Людовика позволить «похитить» себя. Но вдруг его величество воспротивился:

— Я останусь в Париже, ведь я дал королевское слово. Я буду ждать, пока придут австрийские и прусские войска.

Глава сто первая

Наряду с клубом якобинцев в центре города действовал клуб радикальных кордельеров, названный по монастырю францисканцев, «братьев — вязальщиков узлов». Они приобретали все большее влияние. Некоторые из кордельеров клялись уничтожить каждого, кто попытается предпринять что-нибудь против «новых свобод». Они точно знали, что король — злейший противник равенства и свободы.

Во время одного из моих частых посещений папаши Сигонье появились двое молодых людей. Это были веселые парни, полные энергии и, разумеется, бандиты. Они зарабатывали на жизнь, грабя богатых купцов, причем обычно не церемонились, если их жертва вдруг не желала расставаться со своим кошельком. Тут уж могло случиться, что человека, которого вежливо попросили отдать деньги, находили мертвым, с ножом, торчащим между ребрами. Старик скупал у них краденое, как я думаю. Эти молодые висельники и их подельник, как я слышала, разговаривали о «защитной одежде», о том, что она может спасти человека не только от ножа, но даже от пули. А потом они заговорили о том, как ее можно сделать.