Тени пустыни - Шевердин Михаил Иванович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
— Все, что вы, ваше превосходительство, говорите, несовместимо… да–да… несовместимо с принципами… высокими принципами!.. Я не могу допустить… здесь, в стенах… британских стенах! Вы… вы не смеете даже подозревать меня… нас… Во всех странах первой заботой английского джентльмена и дипломата является забота о благе и процветании местного населения, где бы ни развевался британский флаг… И всем это хорошо известно. Он развевается во имя благородства, высокой морали и справедливости…
Грушеподобная голова консула блестела… Возвышенные чувства так и мерцали. Но Гулям не стерпел и, хоть дал себе слово не дразнить и не раздражать эту английскую лису, резко бросил:
— Мы, афганцы, не терпим двоедушия… Мы, простые, честные люди, не верим вам, торгашам, неверным на слово, коварным в поступках… Я не верю ни одному вашему слову. Я знаю, вы, англичане, перед всем миром стараетесь представить афганцев дикарями и убийцами, а сами…
Благородное негодование отразилось на лице Анко Хамбера. Он встал, развел во всю ширину стола руки — а они оказались у него удивительно длинными — и поклонился. Весь вид его говорил: «Я разговаривал с вами как с человеком, а вы…»
Но Гулям сразу понял, что все высокомерие, вся самоуверенность, вся наглость, все сознание своей силы почему–то не позволяют Анко Хамберу просто вышвырнуть его, Гуляма, за дверь без всяких разговоров. Одного–единственного оскорбления из сотен высказанных им во всеуслышание в этом чопорном кабинете этому чопорному, самонадеянному господину было более чем достаточно.
— Вот вы, несдержанный в выражениях господин Гулям, — сказал Анко Хамбер, — вы отзываетесь о нас, англичанах… так… Не удивляюсь. Люди Востока вообще лишены свойственного европейцам чувства справедливости… А мы, англичане, самые справедливые из народов мира, а потому и… предназначены править миром.
— Господа и рабы. Англичане — господа, афганцы — рабы. Так вы все думаете. Не огонь справедливости горит в вас, а огонь жадности. Колониальной жадности.
И все же Гулям не мог понять, почему Анко Хамбер терпит его и продолжает разговаривать с ним…
Поморщившись, консул сказал:
— Дело не в жадности. Если мы видим, что народ не способен воспринимать культуру, нам делается понятно, что он не годится ни на что, кроме… кроме подчинения…
Без всякого перехода Гулям спросил:
— Где госпожа Настя–ханум? Где моя жена? Я требую…
— Наше консульство не осведомлено… Консульский устав предусматривает вполне определенные функции…
— Я же знаю, что вы увезли ее…
— Вы лишены чувства реальности. Здесь британское консульство, а не разбойничий притон…
С полным отсутствием логики Гулям вдруг понял, почему Анко Хамбер не обрывает разговор, не выдворяет его из своего кабинета. Анко Хамберу он, Гуляем, нужен, очень нужен. И Анко Хамбер знает, прекрасно знает, где Настя–ханум. Анко Хамбер только прикидывает сейчас в уме, сколько стоит эта тайна и как продать ее Гуляму повыгоднее. Вот почему господин консул отложил в сторону свою спесь и забыл о самолюбии… Забыл?.. Нет, не забыл, а лишь отложил в сторонку, до более удобного времени. И Гулям отлично знал цену этой тайны. Анко Хамбер назвал ему ее еще в Баге Багу, и сейчас Анко Хамбер не отступил ни на йоту. Вот почему так просто Гулям попал в здание консульства. Вот почему господин Анко Хамбер с такой готовностью, без всяких там дипломатических проволочек, принял его у себя в кабинете, вот почему он выслушивает от пуштуна всякие обидные слова.
Но прежде чем приступить к делу, Анко Хамбер, очевидно, решил свести с Гулямом кое–какие счеты, поиграть с ним в кошки–мышки. Он никогда бы не сказал ему, Гуляму, то, что он сказал, если бы перед собой не видел человека, подавленного, опустошенного горем. Кроме того, очевидно, на всякий случай за портьерой стоял кто–то, не то лакей, не то сотрудник консульства. Гулям не столько увидел его, сколько почувствовал его присутствие.
Анко Хамбер побагровел и сказал презрительно:
— Величайший писатель мира Киплинг… Редиард Киплинг (вы, конечно, его читали, когда учились в Оксфорде) говорил: «Афганец вовсе не заслуживает доверия. Доверяйте проститутке сначала, змее потом и афганцу после всех…»
Он сделал паузу, наслаждаясь впечатлением, произведенным этой цитатой. Анко Хамбер как бы говорил: прочь церемонии, карты на стол, поторгуемся. Мы видим друг друга насквозь.
— Господин Гулям, обратите внимание… Я все еще разговариваю с вами… — продолжал он, — а я мог бы и не разговаривать. Вы, афганцы, враги. Вы остаетесь упорными заговорщиками, вероломнейшими, безжалостными врагами… Но британское консульство интересует реальность. Эта реальность…
— Договаривайте!
— Восхитительно! Превосходно!..
Благодушие вернулось к Анко Хамберу, и из грушеподобной его головы, казалось, снова заструились довольство и благодушие.
— Так что же вы хотите?
— Подведем итог. Мне известно местонахождение каравана.
Собеседники смотрели друг другу в глаза. Глаза спрашивали и отвечали. Гулям и консул понимали друг друга без слов. Безмолвный разговор продолжался мгновения, но за эти мгновения в мозгу Гуляма промчалась вся его жизнь — прошлая, настоящая и… будущая… Да, он отлично представил себе и будущее… Одно дело, если бы он вернулся в Пуштунистан с семьюстами двадцатью семью вьюками, другое… с пустыми руками!
Тысячи пудов груза, и какого груза! Прекрасная цена доверия. Он видел лица своих соплеменников. Суровые лица.
Но теперь все дым и пыль. Сейчас он сам себе подпишет приговор. Он знал и не мог поступить иначе. Он смотрел в глаза, холодные рыбьи глаза Анко Хамбера, но не видел их уже. На него смотрели глаза его Насти–ханум. Смотрели с мольбой, надеждой, любовью…
Гулям решил. Он сказал тихо вслух:
Розой был я — от горя шипом стал я.
Медом я был — змеиным ядом стал я,
Розой был я средь свежих роз,
Среди друзей и недругов презренным стал я…
Анко Хамбер многие годы жил и работал на Востоке. Поэтическое четверостишие поэта Исфагани немного растрогало его. Всегда чуть–чуть жалеешь своего врага, сдавшегося на твою милость. Анко Хамбер возликовал. Сейчас его голова более чем когда–либо походила на сочную, перезрелую грушу, источавшую сладкий липкий сок.
— Итак, — ласково сказал он, — остается соблюсти ничтожные формальности, все решится к общему удовольствию…
— При условии, что моя…
— О! Я же сказал, ко всеобщему удовольствию… Поверьте мне… Ля–ля–ля!
Он вышел из–за стола и изящно, двумя пальцами протянул Гуляму лист бумаги.
— Спросили лису: «Кто твой свидетель?» — «Мой хвост», — отвечала она, — проговорил Гулям. Ненависть и брезгливость звучали в его голосе.
Но Анко Хамбер плевал на ненависть какого–то пуштуна. Продолжая напевать «ля–ля–ля», он ждал, стоя за креслом, когда Гулям кончит писать.
Он повертел перед глазами записку:
— Что это? Шутки, по–моему, едва ли в вашем положении уместны…
— Тайнопись… — коротко заметил Гулям.
— Но я ничего не понимаю… Откуда я знаю, что вам вздумалось здесь написать?
— Начальник охраны Аббас Гора (это его прозвище) не поверит никакой другой записке… Он кухгелуйе… лур. Луры упрямы.
— А–а, шифр… Но вы мне покажете… Разъясните…
— Невозможно… Надо в совершенстве знать по–лурски… Это тайные письмена «Камсала» Мухаммеда Мумин Хусейна Мухаммеда Земан Тангабуни. Придуманы они при Нурширване еще в шестом веке…
Анко Хамбер колебался. Он поглядывал то на листок со странными письменами, то на Гуляма и не мог решиться. Вдруг он обнял его за плечи одной рукой и воскликнул с легким смешком:
— Прекрасно! Я в восторге! Таинственный Восток! Древние письмена! Как–нибудь мы потолкуем об этом с вами за стаканчиком виски. А сейчас за дело!
Было ясно — Анко Хамбер решил поверить. У него имелись основания верить. Он загнал этого опасного дикаря в угол. Деваться пуштуну было некуда. Анко Хамбер считал себя психологом, да и на самом деле по–своему знал хорошо людей Востока. Он понимал, что Гулям целиком захвачен своим чувством.
