Адъютант его превосходительства - Северский Георгий Леонидович (читать книги регистрация .txt) 📗
Кольцов знал, что градоначальник любит подсказки. Вот и сегодня он сразу же почувствовал нетерпение полковника, но с подсказкой не спешил. Нужно помучить Щетинина ожиданием, чтобы он вернее заглотнул наживку.
Рассеянно и доверительно, словно проговариваясь слегка, но не желая этого обнаружить, Кольцов сказал:
— По секрету вам скажу, ожидается генеральное наступление… с неотвратимыми по своему значению результатами…
— Слава тебе, пресвятая богородица? — благоговейно произнёс Щетинин и мелко-мелко перекрестился. Как бы спохватившись, что сказано лишнее, Кольцов замолк.
— Павел Андреевич! — умоляюще сложил руки на груди градоначальник. — Уважьте, смилуйтесь! Век не забуду. Ну хорошо, не говорите! Намекните. Правда — она круглая, её обойти можно…
— Ну что ж, ладно, так и быть, — как бы окончательно решился на откровенность Кольцов. — Естественно, предвидится огромная переброска военных грузов, передислокация войск. А с транспортом, извините, из рук плохо. Вагоны — развалюхи, паровозы не ремонтированы, и главное — водить их некому, железнодорожников не хватает. Это уже смахивает на саботаж. Его превосходительство сегодня нервничал.
— Ах ты господи! Никак до всего руки не доходят! — стал жалостливо сокрушаться градоначальник. А Кольцов между тем продолжал:
— Привезёт машинист или ещё кто из железнодорожников мешок муки в паровозе или пассажира, а транспортная охрана его — в тюрьму! А им только это и надо…
— Вот прохвосты! Вот что делают! — возмущался градоначальник. — Ну, я им по кажу кузькину мать… Премного благодарен, что предупредили. Я наведу порядок!.. Не смею больше беспокоить. Честь имею!.. — Мелкое рвение, как всегда, нуждается в немедленном действии, и градоначальник, воинственно бряцая шашкой, поспешил из приёмной.
Начальник тюрьмы поручик Дудицкий сидел у себя в кабинете на столе, мрачный, с отупевшим, опухшим лицом, и сам с собой играл в карты.
Тут же на столе, рядом с огрызком яблока, — стояла бутылка из-под водки. Раньше, бывало опрокинув рюмку и закусив яблоком, поручик аккуратно припрятывал — бутылку, но потом махнул рукой — надоело. Да и что могло ему грозить?.. Если погонят с должности, то чем скорей, тем лучше для него. Сопьётся он здесь, вконец сопьётся оттого, что роль тюремщика не по нему, его воротит от смрада сараев, от всей этой возни с арестованными, от их ненависти, от их тяжёлых, полных презрения взглядов… Подумать только, его, боевого офицера не без заслуг, засунули дьявол знает куда и держат здесь! Два его рапорта с просьбой о переводе остались без ответа. Ну, он им подстроит, он всем им покажет! Кому и что — Дудицкий не ведал, но с пьяной отупелой настойчивостью продолжал кому-то мысленно грозить. Потянулся к бутылке, хотел налить рюмку. Все, кончилась божья влага. Повертев перед глазами пустую посудину, Дудицкий запел:
— Пупсик, мой милый пупсик!..
Дверь распахнулась, и на пороге вырос фельдфебель. Он испуганно доложил, подрагивая подбородком:
— Ваше благородие, господин градоначальник прибыли!
Во дворе, недалеко от ворот, стоял экипаж градоначальника. Сам полковник Щетинин, разминаясь, прохаживался на коротких ножках по булыжному двору, нетерпеливо ожидая начальника тюрьмы. Подошёл Дудицкий и попытался встать «смирно» для доклада. Но Щетинин отмахнулся и скомандовал:
— А ну показывайте, поручик, кто тут сидит!
Они прошли по двору и возле первого же сарая остановились.
— Здесь кто? — грозно посмотрел на фельдфебеля Щетинин.
Фельдфебель торопливо пролистал книгу.
— За политику которые, ваше высокоблагородие.
Градоначальник пошёл к следующей двери.
— А тут?
— Всякие. А больше жульё.
— Открывай!
Завизжала обитая железом дверь. Градоначальник вошёл в сарай, огляделся…
— Встать! — закричал фельдфебель.
С нар и с пола нехотя поднялись арестованные, выстроились полукругом. Градоначальник потянул носом, брезгливо поморщился:
— Ну и вонища у вас тут… хлев…
— Хуже не бывает, — обронил один из арестованных.
Градоначальник спросил у него:
— Фамилия? За что сидишь?
— Коломийцев моя фамилия.
— За фармазон арестован, ваше высокоблагородие, — доложил фельдфебель.
— Это что такое?
— Медное кольцо за золотое продал.
— Ишь ты! Шустрый какой! Ну, посиди, посиди, голубчик!.. Ты за что? — ткнул градоначальник пальцем косоглазого парня.
Тот шмыгнул носом, доложил обходительно:
— У фраера бочата из скулы принял.
— Ты что, не русский?
— Это карманщик, ваше высокоблагородие. Говорит, что часы из кармана у какого-то господина вытащил.
— Все здесь такие?
— Так точно.
Процессия направилась в другой сарай. Здесь среди арестованных находился Кособродов, его помощник Николай, а в стоне стоял Семён Алексеевич.
— За что посадили? — снова будто завёл пластинку градоначальник.
— Сами не знаем, — ответил пожилой рабочий. — Деповцы мы, рабочие, значит, из паровозного депо. Кто-то нам листовки какие-то подбросил, шут его знает. У кого при обыске нашли, тех забрали.
— Сукины сыны! — неизвестно в чей адрес выругался градоначальник. Ткнул пальцем в Николая: — А ты кто?
— Паровозный кочегар, ваше сиятельство.
— За что? — возмущённо воззрился на него градоначальник и повторил ещё грознее: — Так за что?..
— На паровозе пассажира провезли… — недоумевая, ответил тот.
— Нет, что только делается! — взорвался градоначальник. — Паровозы не ремонтированы. Ездить на них некому. А эти здесь Даром казённый хлеб жрут, бока отлеживают! Это же саботаж! Выгнать! Немедля выгнать всех железнодорожников. Пусть работают. А кто не захочет работать добровольно, погоним силой.
Фельдфебель торопливо делал пометки в книге и вопросительно смотрел на Дудицкого. Но тот был чем-то загипнотизирован. Глядя на нары, он подошёл к ним ближе. Там валялась самодельная колода карт.
— Ваше благородие… — напомнил фельдфебель.
— Пупсик, гони их всех к чёртовой матери! — с трудом улавливая, что к чему, приказал по-щетинински Дудицкий. Он сунул в карман колоду карт и пошёл вслед за градоначальником.
В прежние времена средоточием жизни городов были базары. В Харькове базар находился неподалёку от большой церкви Святого Благовещения. Вокруг церковной ограды, как и у Китайгородской стены в Москве, букинисты торговали книгами.
К одному из таких книжных развалов пришёл Юра. Он выбрал себе несколько книг, и пожилой букинист в пенсне, с седой бородой, перебирая их, шутливо сказал:
— Есть такое мудрое изречение: скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты. Как же можно сказать, кто вы, если друзья у вас — король Людвиг Двенадцатый, капитан Гаттерас, Шерлок Холмс… Кто вы? Помощник Холмса доктор Ватсон? Или герцог де Гиз? — Букинист добродушно рассмеялся и добавил: — Рубль с вас, молодой человек.
На церковной паперти толпились нищие. В углу, возле церковной ограды, сидя на корточках, что-то жадно ели беспризорные.
За церковной оградой Юра сел на скамейку и, не обращая внимания на снующих взад и вперёд людей, не в силах сдержать читательского нетерпения, стал перебирать порядком зачитанные книги. У одной вовсе не было обложки, и, как все интересные книги, начиналась она не с первой страницы. И Юра начал читать. Внезапно на плечо Юры легла чья-то рука. Он удивлённо поднял голову и ничего не понял: перед ним стоял одетый в какое-то рваньё заросший и сильно измождённый человек и что-то говорил. Быстро шевелились сухие, потрескавшиеся губы, но голоса Юра почему-то не слышал. Он все ещё жил событиями прочитанного… Но вот постепенно мир вокруг ожил, зазвучал, зазвенел.
— Ты что же, не узнаешь меня? — настойчиво и чуть-чуть обидчиво спрашивал хриплым голосом этот незнакомый человек.
Юра пристально всмотрелся и с трудом, веря и не веря своим глазам, узнал Семена Алексеевича.
— Вас… вас выпустили? — тихо спросил Юра, торопливо закрывая книгу.
