Опасные пути - Хилтль Георг (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
— Ваше величество, когда и как бы Вы ни приходили, я бесконечно счастлива, — прошептала Атенаиса.
Лозен вышел в другой зал оранжереи.
— Никто не придет, — пробормотал он, — я верно рассчитал. Пенотье должен будет исполнить свое обещание.
Однако Лозен ошибся. Кто-то пришел в оранжерею уже раньше и видел, как король и Лозен спускались с лестницы.
Когда маркиза де Монтеспан рассталась с Лозеном, чтобы отправиться в оранжерею, Лавальер также покинула зал. Она ревнивым взором следила за переговорами графа с Атенаисой и, заметив, что та ушла, последовала за Монтеспан и видела, как та направилась в оранжерею и исчезла в ней. Сердце Луизы сильно билось; она перебежала через террасу и спряталась в группе растений, украшавших вход в оранжерею. Она видела, как Атенаиса осмотревшись опустилась на скамейку, приняла соблазнительную позу и устремила взор на вход. Луиза больше не сомневалась; она видела достаточно и знала, какое несчастье угрожает ей, все было теперь ясно. Она видела, как пришел Лозен, как король опустился на колени перед красивой, соблазнительной женщиной, и испытывала ужаснейшие муки. Ей хотелось умереть тут же, сейчас, в этом сыром углу, но ее желание к несчастью не исполнялось; она должна была видеть, как Людовик обнял маркизу и привлек ее к себе, как дрожащими руками гладил ее роскошные волосы. Луиза прижала лоб к каменному подоконнику; она была в полузабытьи и не могла двинуть ни одним членом.
Лозен два раза прошел мимо, но не заметил ее.
Наконец Лавальер пришла в себя и с отчаянием взглянула на скамью, на которой сидела Монтеспан; все исчезло, никого не было видно.
— Быть может, это был сон? — прошептала отвергнутая фаворитка, стараясь овладеть собой. — О, Господи, если бы это было так! Но нет, нет!.. Вот и его следы виднеются на песке!
Луиза с трудом поднялась на лестницу и пошла в парк, в котором виднелись гуляющие. Фейерверк уже кончился; взвилась последняя ракета, издали доносились оглушительные крики; “Да здравствует король!”.
— Странно, — сказал один из проходивших кавалеров своей даме, — король куда-то скрылся. Его не было во время фейерверка.
Луиза закуталась плотнее в плащ и прислонилась к дереву.
“Да, и все это время он был с ней, этой Атенаисой!” — мучительно пронеслось в ее голове, и при этом она осмотрелась кругом.
— О, вот то место, где он впервые обещал вечно любить меня, — простонала она, — там, между этими деревьями, он предлагал мне корону, а в нескольких шагах отсюда коварно разбил мне сердце.
Лавальер протянула руки по направлению оранжереи, но тут силы оставили ее, она зашаталась и упала, но была подхвачена чьими-то руками. Очнувшись, Луиза увидела, что ее голова покоится на груди какой-то дамы. Лампионы иллюминации уже гасли, и то место, где находилась несчастная обманутая фаворитка, было погружено во мрак. Однако Луиза все же узнала благородные, красивые черты своей спасительницы.
— Это — Вы, госпожа Скаррон? Благодарю Вас, — прошептала она, — Вы — ангел.
— Я шла по аллее, — мелодичным голосом ответила госпожа Скаррон, — увидела Вас и была страшно удивлена, что Вы здесь: Вас уже давно ищут во дворце. Подойдя ближе, я заметила, что Вы падаете и подхватила Вас.
Лавальер залилась слезами.
— Торопитесь, — воскликнула Скаррон, — Вас везде ищут; сейчас начнется шествие через парк… Король уже справлялся о Вас.
— Справлялся обо мне? Король? — вздрогнув проговорила Луиза. — Вы ошибаетесь! Король не любит меня больше… Не говорите этого никому, госпожа Скаррон! Вам тоже знакомо несчастье. Король больше не любит меня, я уверена в этом, но под своим бедным сердцем я ношу его ребенка.
III
Офмон
Уже стемнело, когда к небольшому, изящному замку, лежащему среди леса, по дороге между Компьеном и Эгю, подъехала почтовая карета. Замок был отделен от дороги красивой решеткой, за которой находился чистый, тщательно вымощенный двор. Дверца экипажа была открыта подбежавшим слугой, на лице которого изобразилось безграничное удивление, когда из него вышла маркиза де Бренвилье.
— Добро пожаловать, госпожа маркиза, — сказал старик, снимая шляпу.
Мария молча, с недовольным видом поклонилась ему, но потом одумалась и протянула руку, после чего спросила:
— Маркиз дома?
— Да, барин работает в маленьком кабинете. Не успел господин судья прибыть, как со всех сторон посыпались жалобы, прошения, иски, которые надо разобрать.
— Дайте почтальону поужинать, — сказала Мария и, откинув капюшон, направилась к лестнице, ведшей в комнаты ее отца.
Перед дверью в кабинет она на мгновение остановилась. В ее душе происходила жестокая борьба между нуждой и стыдом, но первая взяла верх, и Мария постучала.
— Войдите! — послышался голос.
Маркиза де Бренвилье открыла дверь и остановилась на пороге. Почти напротив двери, за письменным столом, заваленным актами, бумагами и книгами, сидел дре д‘Обрэ. Он поднял голову и силился рассмотреть вошедшую, стоявшую в полутьме.
— Кто там? — спросил он.
— Это — я, — ответила Мария.
Старик выронил перо, а потом, схватив лампу, встал из-за стола и осветил лицо дочери. Он помолчал немного, а потом произнес:
— Так это ты? Мое предсказание исполнилось. Одинокая, покинутая, ты ночью возвращаешься в дом отца. Я говорил правду; только я скорее ожидал твоего супруга, чем тебя.
— Не говорите о нем, отец, — сказала Мария, сжимая зубы, — это он заставил меня смириться. Я — нищая. Со вчерашнего дня наш дом в руках маркиза де Бренвилье. Кредиторы опечатали мой дом, и виной этого позора является человек, которого Вы, отец, навязали мне в мужья. Я пришла к Вам, как блудный сын, просить приюта под Вашей кровлей.
Д‘Обрэ поставил лампу на стол и, схватив холодные, как лед, руки дочери, воскликнул:
— Добро пожаловать, Мария!.. Я знал, что ты придешь. Не обвиняй Бренвилье!.. Виновата ты. Тот человек, который, к твоему и нашему счастью, сидит в стенах Бастилии, порвал тонкую нить, связывавшую тебя с маркизом. Разве он, товарищ твоего мужа и спаситель его жизни, осмелился бы так открыто проявлять свое преступное чувство к тебе, если бы ты сама не подала к тому повода? Твой муж выказал свое ничтожество, но виновницей его позора являешься ты, да, ты сама!..
Мария отступила назад, закусила губы, потом проговорила:
— Я? Я одна? Вы живете в странной обстановке, отец, иначе Вы не стали бы так рассуждать. Того человека, который, благодаря проискам моей семьи, томится в стенах тюрьмы, я люблю, маркиза же я презираю! Теперь я несчастна, всеми покинута, но, если даже Вы отвергнете меня, я не откажусь от Сэн-Круа. Я не могу вырвать его из моего сердца!
— Безумное дитя! — воскликнул старик, — твоя любовь — преступление!
— Отец, Вы все думаете о Ваших старых законах, о процессах, которые Вы вели, но не хотите считаться с сердцем. Знаете ли Вы, что он кутил и бросал меня, но все же привязываете меня к нему. Известно ли Вам, что Бренвилье, гуляя под руку со своими любовницами, нахально раскланивался со мной среди улицы, что он у ворот Вашего… моего дома открыто садился с публичными женщинами в экипаж, украшенный нашим гербом? Вы знаете все это и все же заботитесь о правах этого человека. Знаете ли Вы, какие огромные суммы денег проигрывал он и тратил на различных развратниц? Вы осведомлены обо всем этом и все же требуете, чтобы я хорошо относилась к нему.
Во время этой речи маркиза побледнела; ее глаза горели зловещим огнем.
Старик испуганно отступил и воскликнул:
— Успокойся!..
— Нет, — горячо возразила Мария, — нет, я не успокоюсь! Я теперь — разъяренная львица… Но что же из того? Вы отняли у меня того, кого я любила. Из-за чего? Из-за того, что Ваша глупейшая семейная гордость была оскорблена моими взглядами на нравственность! Ха, ха, ха! Как будто великие мира сего поступают иначе! Спросите его величество Людовика Четырнадцатого, его придворных, Лозена и всю компанию, что они думают о моей любви, о моем образе жизни!
