Белый Волк - Мазин Александр Владимирович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
Элегантный отбив — и клинок господина Хегина вонзается в бревно в дециметре от входного полога… Который как раз сдвинулся, чтобы пропустить немножко холода и еще одного незваного гостя: совсем молоденького парнишку с топором на изготовку.
В современном моему рождению городе Осло есть замечательный парк с разными человеческими скульптурами. Так вот: если бы тому скульптору понадобилось ваять «Изумление», лучшего натурщика, чем паренек с топором, ему нигде не найти.
— Скиди, беги!!! — отчаянно завопил Хегин Брунисович, раскидывая руки (вернее, одну левую, правая — не послушалась) и бросаясь мне наперерез — собственной тушкой прикрыть обалдевшего вьюноша от страшного убийцы.
Храбро, ничего не скажешь. Голой жо… Простите, голой бородищей — на стальное лезвие. Ну что ты, право, так разволновался, женишок! Если я тебя, такого брутального, не убил, так, наверное, и тинейджера этого помилую.
Бросок получился не очень удачный — правая рука у меня занята, потому подстраховать было нечем. Хегин упал как раз на больное плечо, вскрикнул, аки раненый конь, и отрубился. А тинейджер… Ай да тинейджер! Нетрусливых пареньков делают в датском королевстве! Лезть на человека, вооруженного полноценным клинком, с невеликой секиркой — весьма отважный поступок. Даже если забыть о том, что этот клинок только что вывел из строя трех больших дядек.
Лично я бы не полез. Метнул бы топорик в страшного ворога, а сам выдернул бы из стены Хегинов меч.
Паренек недопетрил. Или боевого опыта не хватило. Но махал он топором недолго. Раза два только и успел. Потом я вошел в клинч, притиснул его к столбу (в кои веки я оказался крупнее и тяжелее противника!), легонько, не увеча, приложил бойкого тинейджера коленом в пах, отобрал топорик и отпустил. Вернее, передал обмякшее тельце в крепкие руки старины Пэра. Великая битва закончилась. Пора паковать трофеи.
Глава шестая,
Заиндевевшие лошадки, почуяв дымок, а значит, приближение теплой конюшни и полных яслей, затопали веселее, а по этому признаку и я, не обладавший звериным нюхом, сразу сообразил: недальняя дорога близится к финишу.
Хотя мог бы и Льота спросить: он на местности ориентировался в любое время года: вырос здесь как-никак.
Точно, впереди показался солидный забор, а из открытых ворот нам навстречу мячиками выкатились две пушистые псины и завертелись вокруг, исходя тревожным лаем. Однако близко не совались: соображали, что древком копья по морде — это неприятно.
Я спрыгнул с саней и, обгоняя лошадок, по утоптанному снежку вбежал во двор.
— Знала, что ты пожалуешь! — Рунгерд стояла на крылечке и улыбалась. В белой меховой шубке, с румянцем во всю щеку, она была просто неотразима. Я с трудом удержался от того, чтобы с ходу подхватить ее на руки.
Удержался. Не поймут. Средневековье.
Собачки тут же, без окрика, унялись и запрыгали вокруг нас уже вполне дружелюбно. Хорошие такие собачки, зубастенькие. Свартхёвди Медвежонок с ними на кабана ходил. Без проблем.
Из дома высыпали трэли. Засуетились вокруг лошадок.
Льот бросил вожжи, соскочил с саней, поклонился хозяйке. С достоинством. Свободный человек как-никак.
— Пожалуйте в дом! — гостеприимно предложила Рунгерд.
— Погоди, ясноглазая. У меня для тебя подарочек.
— О? — Все женщины, даже колдуньи, весьма любопытны. А уж если речь идет о подарке…
— Не знаю уж, понравится тебе иль нет… — проговорил я, подходя к саням. — Жениха тебе привез.
И не дожидаясь ответной реплики, скинул с саней медвежью шкуру.
На дне саней, качественно упакованные, рядком (если не сказать — кучкой), жмурясь от солнышка, возлежали трое агрессоров. Четвертого, раненного в ногу, я брать с собой не стал. Еще помрет по пути.
Удивил я свою подружку-волшебницу. Изрядно удивил. Но она умеет владеть собой.
— И кого из них ты прочишь мне в женихи?
— Я — никого. Но вот этот, — я легонько тронул древком копья скрежетнувшего зубами от злости Хегина, — козлик бородатенький назвался твоим будущим мужем.
Рунгерд наклонилась над Хегином Брунисовичем. Глаза ее сузились, губки изогнулись в иронической улыбке:
— Что-то я не припомню, чтобы принимала от тебя свадебные дары, Брунисон.
«Женишок» не ответил, только щурился и сопел в две дырочки. Неудивительно. Ротик-то я ему еще перед отъездом заткнул.
— Ишь ты как! — Я удивленно поцокал языком. — Соврал, значит, соседушка. Вот уж не думал, что такой уважаемый человек — и соврет. Представь, госпожа, ворвался ко мне в дом, с людьми оружными, мечом меня рубить взялся. И всё — от пылкой к тебе любви. Я, вообще-то, разбойников не милую, но, поскольку влюблен человек — пожалел, не убил. Уж я-то его понимаю! — Я одарил мою красавицу многозначительным взглядом. — Хотя, с другой стороны — умереть из-за любимой женщины… Это достойно висы.
А красавица выпятила губку и процедила презрительно:
— Не в меня он влюблен, Ульф Вогенсон, [6] а в мой одаль, — и трэлям: — Развяжите их, дайте им лыжи, и пусть убираются.
— Не так быстро, — возразил я. — Всё-таки их было четверо, прекрасная дочь Ормульфа. Третий у меня в усадьбе остался. Да и напали внезапно. Пришлось попортить им кожу. Не уверен, что все они смогут…
— Ха! Ну и зверя ты добыл, братишка!
Вот приятная неожиданность! Откинув дверной полог, во двор выбрался Свартхёвди Медвежонок.
— Никак сам Хегин Полбочки! А не нацедить ли нам из него ведерко-другое ворвани? — И заржал, как конь.
Уже развязанный Хегин глянул на него, как помоечный кот — на волкодава, и кое-как, с помощью мальчишки-тинейджера, уселся на край саней. Вид у «жениха» был небодрый. Крови потерял изрядно. Да и рану я ему нанес весьма болезненную. Третий нападавший, хоть и поднялся сам, но тоже выглядел неважно. Судя по косящим глазкам и тому, что он мне перед отъездом весь двор заблевал, — сотрясение мозга средней тяжести. Нехило ему начальник по башке приложил.
— Ведите их в дом, — распорядилась Рунгерд. — И дайте горячего молока. Позже я займусь ими, а пока хочу выслушать историю с самого начала.
— Правильно говоришь, матушка! — одобрил Свартхёвди. — Хэй, Скиди! — и подмигнул тинейджеру. — Им — молока, а нам — пива. Хорошая история под хорошее пиво звучит намного приятнее.
Право изложить события я уступил Льоту. Язык у него подвешен недурно. Кроме того, он, как коренной местный житель, уж точно не скажет ничего лишнего. Тут ведь — как в суде. Всё, что вы скажете, может быть использовано…
Угадал я лишь частично. Лишнего Льот наговорил много. Но — исключительно о моих подвигах.
Ей-богу, если бы я сам там не присутствовал, ни за что не поверил бы, что это — обо мне. По сути — всё верно, по фактам — тоже. А вот по сравнениям и эпитетам.
Я не возражал. В доме присутствовали две женщины, к мнению коих о себе я весьма неравнодушен. А им описание моих геройств, похоже, понравилось.
— Так ли всё было? — строго спросила Рунгерд, когда Льот умолк.
Хегину очень хотелось объявить сказанное враньем и послать нас всех подальше. Но сила была не на его стороне, а Рунгерд… Она ведь колдунья. Следовательно, по глубокому и небезосновательному мнению народа, ложь чует.
Так что сын Бруни с забавным прозвищем Полбочки лишь нехотя кивнул.
— Ты везунчик, Полбочки! — заявил Свартхёвди, человек простой и потому частенько обидный в речах — как пинок под зад. — Но ты — дурак! Какой же Ульф чужак, если он из нашего хирда!
— Хирда Хрёрека Сокола? — Судя по роже Хегина, он этого не знал.
Вот и мне урок: обозвался бы кто я есть и с кем хожу под одним парусом, глядишь, и без драки бы обошлось.
— И ты, я думаю, не просто дурак, Полбочки! — добивал униженного бонда Медвежонок. — Ты глупее цапли, если думал, что сможешь управиться с воином. Лучше бы ты овечек стриг да поросят холостил. В этих битвах тебе нет равных.
6
Для тех, кто не читал первой книги. Папу главного героя зовут Григорием, то бишь «бодрствующим», — всегда начеку, настороже, или в другом контексте — «осторожным». По-датски — Вогеном.