Лесные Всадники - Ромашов Андрей Павлович (чтение книг .TXT) 📗
Рядом висели стрелы поменьше, их железные наконечники были похожи на охотничьи ножи.
– Это тоже для большого и сильного зверя, рума, а эти, гляди, для рыбы…
Он показал на тонкие длинные стрелы с широким ушком вместо хвоста, с рубчатыми костяными наконечниками.
– Мы стреляем рыбу, когда большая вода. Она ходит в осоке, как утка. Понравились Оскору маленькие тонкие стрелы с шариком на конце. Он знал: такая стрела не портит шкурки, только глушит и сталкивает зверька с дерева.
Пучки стрел, деревянные и кожаные сагайдаки, ножи и хитрые петли были покрыты слоем сажи. Давно старый вождь повесил их на стены своего чума. Сопр показывал гостю ножи в серебряной оправе, завернутые в шкуры булгарские чаши, тонкие, с четким рисунком.
– Это все мое, рума, – говорил ему вождь. – На берегу Голубой Камы стоят две моих камьи и большая лодка. Я самый богатый в племени. Я могу купить белого коня.
Оскор понял хитрость Сопра. Вождь хочет купить Арагеза. Но разве отдаст Шавершол друга-коня за серебряную чашу, за пучок стрел, за кривой булгарский нож!
– Ты – рума. Ты можешь взять себе любую стрелу.
Оскор взял маленькую деревянную стрелу с костяным наконечником и сунул ее в свой сагайдак.
– Будь здоровым и сильным, друг Сопр, – сказал он вождю и вышел из чума.
Утро было теплое и светлое, пахло рыбой и дымом.
Оскор глядел на тихое стойбище братьев. Чум вождя стоял у самого леса, от него к Великой Голубой реке сбегало еще два десятка приземистых деревянных чумов. Все они были похожи на островерхий чум вождя. Квадратный сруб из неошкуренных бревен поднимались невысоко над землей, на срубе стояла, как степная юрта, крыша из тонких и длинных жердей. В каждом чуме была низкая дверь, плотно завешанная шкурами, и маленькое окно для дыма. Низкие черные срубы с серыми крышами окружала высокая густая трава. Нигде не было видно загонов для скота или ям для варки железа. Только валялись головы и кости рыб. Их было так много, что даже собаки не подходили к ним. Оскор прошел все стойбище братьев, до обрывистого берега Великой Голубой реки, и никто не вышел из чума, никто не остановил его. Люди сидели в чумах, у каменных чувалов. Вместе с дымом ползли оттуда запахи вареного мяса и рыбы.
Блестело горячее солнце, блестела река.
В такой день женщины из рода быстроногих дзуров поют веселые ласковые песни, а маленький Вургаш смеется. Оскор не понял, откуда пришла печаль. Но она была в его сердце. «Идите и смотрите», – сказал им Большой шаман братьев. Но глаза певца не видят радости, а уши его не слышат веселых песен.
Оскор ушел из стойбища в лес и долго трубил там, как сохатый весной, подавая знак Шавершолу. Игривые белки бросали в него шишками; радуясь теплому дню, суетились и пели в зеленой хвое бойкие птицы.
Где-то недалеко проревел сохатый – и, раздвигая красноягодные волчьи кусты, вышел Шавершол.
– Скоро Арагез обгонит любую лошадь в табуне, – сказал он Оскору и громко засмеялся.
Они вернулись к чуму вождя и увидели худых людей в грязных и рваных меховых рубахах. Среди них стоял важный Сопр, надувая отвисшие щеки. Люди просили у него рыболовную сеть и лодки-долбушки, обещая ему десятую часть улова. Сопр давал им сеть и не давал камьи-долбушки.
– Дай нам лодки, Сопр, – негромко просили они. – У нас только две камьи.
– Рыба ушла из заливов на большую воду.
– Дай, Сопр. У нас нет рыбы. В наших чумах голод.
Вождь хмурился и недовольно мотал головой. Он просил за две камьи и сеть половину пойманной рыбы. Они согласились отдать ему половину улова и потянулись один за другим, как ощипанные гуси, через стойбище к крутому берегу Великой Голубой реки.
Угры вышли из кустов и подошли к Сопру. Он стоял гордый и довольный: скоро опять в его чуме будет много свежей рыбы.
– Эти люди из твоего племени? – спросил Шавершол.
– Мои, мои, – замотал головой вождь. – Их пауль стоит у кривого залива. К ним надо идти день.
– У них нет своих лодок?
– Гех, гех, – засмеялся Сопр. – Отцы их все отдали предкам и Великого Торуму.
К послам подошел высокий худой охотник с длинными черными волосами. Они были перевязаны у него широким ремнем на затылке и лежали на спине как лошадиный хвост. Длинноволосый погладил сначала Шавершола по плечу, потом Оскора и сказал им:
– Я охотник Ласло. В моем чуме есть мясо для гостей.
Угры пошли к нему.
– Почему ваши женщины не собирают ягоды и сочные корни? – спросил его Оскор.
– Они боятся, – ответил Ласло. – Великий Торум велит нам есть мясо и рыбу. У белых корней и лесных ягод нет теплой крови. Их не ест добрый Мир-Суснэ.
В чуме он кормил гостей свежим мясом и долго говорил, как наказал Великий Торум людей из соседнего племени. Они ели красные ягоды с волчьих кустов и умирали. Сейчас живут в их чумах лесные звери и ночные птицы.
А Шавершол рассказывал ему о племени всадников, о родном народе, который не знает голода даже в холодные снежные зимы.
– Мы закапываем весной в землю семена ячменя. Отжигаем осенью на костре их желтые стебли, выбиваем зерна, растираем между камней и печем лепешки…
– Знаю, знаю, рума-друг, – говорил Ласло Шавершолу. – За Голубой Камой тоже едят лепешки. Я видел сам.
Шавершол хотел спросить его, кто дал такое имя Великой Голубой реке, но не успел. Ласло повел их в соседние чумы и говорил всем:
– Они наши братья. Завтра мы покажем им праздник медведя.
Манси здоровались с гостями и угощали их жирным и мягким брюхом рыбы. Спали угры в чуме Ласло. На другой день, вечером, к нему собрались мужчины и женщины, родившие двух сыновей, на медвежий праздник.
Ярко горел огонь в каменном чувале. В чуме стало жарко, люди сняли меховые рубахи, но обвязали руки шкурами и травой. Брат Великого Торума не любит голых рук.
Ласло надел рукавицы из медвежьих лап с черными загнутыми когтями и, качаясь, запел о Мир-Суснэ, всевидящем сыне Великого Нуми-Торума. Этой песней манси начинали все свои праздники.
Ласло кончил, Сопр отложил деревянную палочку, взял другую, и по знаку его запели все сидевшие в чуме. Они умоляли Мир-Суснэ быть добрым и зорким, хранить их скот и не пускать в степь болезни. Угры слушали братьев и удивлялись: у них нет скота, а они просят Мир-Суснэ беречь скот; живут в лесу, а просят не пускать болезни в степь…
Когда манси кончили петь о быстром, как ветер, и зорком, как птица, Мир-Суснэ и Сопр отложил еще одну палочку, Ласло надел берестяную маску медведя, поднял когтистые лапы, раскрыл пасть и заревел. От дверей крался к нему с большим луком охотник. Они сошлись. Ласло-медведь старался зацепить охотника медвежьей лапой, а тот, бросив лук, плясал и вертелся вокруг него.
Охотник нырнул под медвежьи лапы и, выхватив костяной нож, всадил его в бок медведя. Ласло упал, дернулся, как умирающий зверь, и затих. Охотник поставил ему на спину ногу и закричал:
– Ты умер, брат Великого Торума, ты умер и не будешь нам мстить!
Сопр отложил еще одну палочку, мужчины и женщины запели о Нуми-Торуме, о великом и невидимом вожде духов. Они обещали ему седую куницу и черную лису, серебряные чаши и жирное мясо. Они называли его добрым и ласковым.
Таяла тихая песня в честь Великого Нуми-Торума, сначала засыпали старики и женщины, потом засыпали мужчины.
Сопр отложил пятую палочку и поднялся, покачиваясь от усталости.
– Мы пойдем в мой чум, – сказал он уграм, – и будем есть рыбу.
Угры вышли за ним из чума Ласло. Тихая ночь глядела на них с густо-синего неба множеством волчьих глаз, черный лес ближе подвинулся к стойбищу братьев и затаился… На Великую Голубую реку легла широкая и лунная дорога. Она звала их домой, в юрту рода, на берег родного Меркашера. «Идите и смотрите», – сказал им в Синей пещере Большой шаман. Они видели многое в пауле братьев, но мало радости было в их чумах, невеселы были их песни и праздники…
