Страсти по Софии - де ля Фер Клод (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Рассмеявшись над случившимся, я спрыгнула со стола, быстро натянула на себя штанишки, оправила платье и, подойдя к шнурку, висящему возле моего стула, дернула за него. Где-то в другой комнате прозвенел звонок — и почти тотчас в трапезной появился мажордом, держа, по обыкновению, в правой руке жезл, но нечесаный и явно не выспавшийся.
— Служанку ко мне! — приказала я. — С горячей водой и полотенцем.
— Слушаюсь, синьора! — ответил мажордом и низко поклонился. — Желаете выехать до завтрака?
— Куда выехать? — не поняла я.
— Во Флоренцию, синьора. Пойду будить конюхов…
Сообщение о том, что конюхов надо будить, и воспоминание о том, что я собиралась сегодня с утра отправиться во Флоренцию, несколько отрезвили меня. . — Что — еще рано? — спросила.
— Петухи пропели, — услышала вежливый ответ. — Но слуги еще спят. А вы уже спустились из спальни, синьора?
— Пусть еще поспят, — разрешила я, игнорируя слова его о спальне. — Только пошли кого-нибудь к коновалу Луиджо. Мне донесли, что вчера он поссорился с мавром… — встретилась с лукаво блеснувшими глазами мажордома, поспешила поправиться. — Я его вызвала сюда, но не дождалась. Теперь хочу узнать: что случилось?
— Луиджо уехал, синьора, — сказал мажордом.
— Куда? — удивилась я. — Когда?
— Ночью, синьора. Он заходил ко мне, чтобы предупредить, что отправляется в Рим.
— Зачем? — окончательно растерялась я.
— К святейшему папе римскому, синьора, — ответил он. — Дабы покаяться в свершенном грехе.
Далее расспрашивать было нельзя. Можно было лишь гневаться. Ибо доля властителя судеб человеческих состоит в обязанности поступать не так, как велит сердце, а как требует этого звание его. Графиня Аламанти должна гневаться на своего холопа Луиджо, посмевшего без разрешения хозяйки покинуть ленные ее владения. Мне же в этот момент хотелось расплакаться от обиды за себя и от злости на коновала, оказавшегося обыкновенным деревенским дураком, упустившим свое счастье. Я открыла было рот для ругательств, но мажордом и на этот раз упредил меня:
— Луиджо впал в грех прелюбодеяния, — сообщил он. — Женатый человек, отец четырех детей вступил в греховную связь с юной ведьмой. Луиджо — богобоязненный человек. Простите его, синьора.
Меня от этих слов словно ушатом холодной воды облило. Луиджо — богобоязен, я — ведьма, моя любовь — его измена… Как все просто, оказывается. И как все обидно и больно. Ввела, оказывается, я любимого человека во грех. А думала при этом, что осчастливливаю его. Сколько женатых мужчин пользовались телом моим — и были лишь благодарны за доставленное удовольствие. И лишь один — главный и единственный — посчитал ласки мои не удовольствием и наградой, а грехом. Воистину мир со времени моей первой молодости перевернулся.
— Служанку и воду! — повторила я повелительно. И отвернулась от мажордома, чтобы скрыть растерянность на лице, которую вдруг не сумела сдержать.
«Господи! — вдруг стала понимать я. — Я становлюсь моложе не только телом, но и душой, всем существом своим. Я поступаю, как молодая вздорная бабенка, вкусившая в первый раз власти и подчиненная своему естеству больше, чем своему разуму! В пятнадцать лет я была более зрелой и более разумной, чем сейчас. Не я приказываю своему телу, а оно мне! Влюбиться в жалкого коновала, человека из дворни, желать сделать его своим мужем только потому, что сама же уложила его на себя! Где твой ум, София? Где твоя гордость? Какая же ты дура стала, София? Что сказал бы твой отец, увидев сейчас тебя?!»
Я понимала, что всему виной был год воздержания и внезапность вспышки омоложенных чувств. Какая юная дева, впервые познавшая мужчину, не оказывается влюбленной в него и не желает принадлежать навеки лишь ему одному? А я и была такой именно девой, впервые, кажется, познавшей, что такое внутри меня мужчина, и по-настоящему влюбившаяся в Луиджо — мужика матерого, обвенчанного в церкви именем Господа, отца законных детей и, раздери его на части! — хорошего все еще любовника.
Когда явилась заспанная служанка с тазиком горячей воды и кувшином холодной в руках, с перекинутым через плечо полотенцем, я почти успокоилась. Села перед красного дерева бюро, в котором было вставлено тоже зеркало, но не венецианское, а наше — савойское, установленные в трапезной так, что их можно было обнаружить только зайдя за расположенную за спинкой моего стола перегородку. Зеркало это не было связано с Зазеркальем. По крайней мере, в дни моих мытарств в том сумеречном мире я не обнаружила в отражении трапезной ни этой вот перегородки, ни спрятанных там бюро и зеркала. Такое там бывало. Все, что не было отражено в зеркалах Вечности, имело там иную, собственную жизнь.
Глядя на свое юное красивое лицо с распахнутыми в удивлении глазами, я убедилась, что с прошлого вечера не помолодела ни на чуть-чуть. Но зато увидела оторопь на лице служанки.
— Синьора! — воскликнула она. — Кто вы? Убивать ее не хотелось. Все-таки позади была такая чудная ночь! И я, вяло зевнув, ответила первое, что пришло мне на ум:
— Мази это, девочка. Мази. Китайские врачи — великие кудесники. Да только жаль, что действуют всего половину дня.
Наклонилась над тазиком, омыла горячей водой себе руки и лицо, потом подставила руки под струю холодной воды из кувшина, плеснула ее в глаза и, чувствуя, как распаренная кожа лица словно ожглась холодом, взвизгнула от удовольствия.
— Лючия, — продолжила я, — украла у меня эти мази. Вот я решила и опробовать их перед дорогой. Как тебе — нравится?
И посмотрела служанке прямо в глаза. Ибо я очень хотела, чтобы моему объяснению эта дуреха поверила. А также хотела узнать: поверила или нет? И еще, чтобы принять решение: что сделать с ней?
Дура поверила. Она смотрела на меня восхищенно, во все глаза, как смотрят дети на неожиданно приехавших из дальнего села родственников, привезших много подарков и еще больше сутолоки и возни, перемешавших все в доме.
— Давай, причесывай… — разрешила я, и выдвинула один из ящичков моего бюро, в котором лежали маленькое зеркало на ручке, расческа и два гребня. А также там стояла небольшая плетенная из лыка корзинка с папильотками и маленькими заколками, подаренными мне в давние годы одним из парижских моих воздыхателей.
— Ой, какие чудесненькие! — воскликнула служанка — и тут же забыла о моем непонятном омоложении, обо всем на свете. Она осторожно коснулась маленького бриллиантика, вкрапленного в заколку, и радостно взвизгнула. — Ой!
И в тот же момент я почувствовала, как живот мой потянуло, а между ног стало влажно. Точно так бывало со мной в первые мгновения месячных недомоганий в те годы, когда я была не так молода, как сейчас, и знала, что явление это означало лишь то, что мне и на этот раз не случилось забеременеть.
« Значит, Анжелики у нас с Луиджо не будет, — поняла я, чувствуя при этом смесь и горя, и радости в душе. — Значит, у нее будет другой отец».
— Синьора! — молящее произнесла служанка. — Можно я примерю?
Держа в руках все ту же булавочку, она не решалась ее приставить к своей пышной рыжей копне на голове и посмотреться с бриллиантиком в зеркало.
Я молча кивнула.
«Я найду Луиджо, — уверенно произнесла при этом про себя. — В Риме ли, по дороге ли в Рим. И убью его. За измену».
ГЛАВА ПЯТАЯ
София узнает о новых тайнах замка Аламанти
Потеря мною двух дней на улаживание дел, случившихся из-за побега Луиджо, дала фору времени ему много больше, чем коновал ожидал. Он ведь не думал, что я не снаряжу сразу за ним погоню, рассчитывал на силу своих ног и на то, что вышел он из замка часов за пять до того времени, когда я обнаружу его исчезновение. Небось, все пятки оббил в беге, задыхался не раз, падая в кусты у обочины на дороге, прислушиваясь с бешено бьющимся в груди сердцем к топоту копыт. И чем дальше уходил от дома, тем легче и спокойней было ему, тем уверенней чувствовал себя Луиджо. А уверенный человек беспечен. О том, что я просчитала это все именно таким образом, он и не подозревал. Мужчина он умный, сильный, приметливый — это правда. И людскую натуру знает хорошо — даже мавра моего переплюнул. А вот того, что связался он с Аламанти, обидел меня, а не какую-нибудь там дворяночку или даже герцогиню Савойскую, ему невдомек. Чем дальше уходил он на юг, чем спокойней было вокруг, тем легче было мне найти его и уничтожить.
