Адъютант его превосходительства - Северский Георгий Леонидович (читать книги регистрация .txt) 📗
Кольцов весело скосил глаза в сторону Тани — мол, вот и застрял! — и неопределённо качнул головой. Таня невольно улыбнулась, и Кольцов тоже понял, что профессор, увлёкшись, может не ко времени разговориться. Вдруг профессор, посмотрев на Кольцова и Таню, заторопился.
— Совсем, совсем забыл, мне же надо… — И, не договорив, неловко засеменил к двери…
Чем-то домашним, уютным, располагающим к себе веяло теперь от комнаты, где остались Таня и Павел. И Кольцов понял, что это особое душевное расположение ко всему исходило от профессора, и был ему благодарен за его умение так естественно и просто создавать атмосферу дружелюбия и приятства.
— Павел, — сказала Таня, как только за профессором закрылась дверь, — я хотела видеть вас… Я знаю о вашем разговоре с отцом. Знаю, что он запретил вам встречаться со мной, равно как и мне с вами. Папа принял решение отправить меня в Париж. И я не увижу вас… вероятно, никогда…
— Ну что вы, Таня! — попробовал возразить Кольцов, пряча в глазах печаль. — Окончится война…
— Не нужно ничего говорить… — Таня быстро прижала свою руку к его губам и, помолчав, добавила: — У меня не будет больше времени сказать вам это… Я люблю вас. Наверное, давно, с той первой нашей встречи…
Павел удручённо молчал, понимая, что у него нет убедительных слов, чтобы ответить ей с той же прямотой. Да Таня и не ждала от него никакого ответа: она говорила и говорила, словно боясь, что её решимость скоро иссякнет и она не успеет сказать ему всего.
— Вы говорите — окончится война. Но она не окончится скоро. Господи, быть может, она совсем не окончится, пока вы все не перестреляете друг друга. Это ужасно! Ужасно! Я хочу спасти вас, Павел… Я поговорю об этом с Владимиром Зеноновичем. Он любит меня и расположен к вам. Он поймёт нас и, быть может, поможет и вам уехать в Париж.
— Но, Таня… Это невозможно! Идёт война, и я солдат. Этот поступок был бы справедливо расценён как дезертирство…
— Нет-нет! Владимир Зенонович послал бы вас в длительную служебную командировку… Прикомандировал к русской военной миссии в Париже. Стоит только вам сказать «да», и я умолю его!..
Несколько мгновений Кольцов молчал, потом взял Таню за руку, тихо сказал:
— Вы были предельно откровенны со мною, Татьяна Николаевна! Я хотел бы ответить вам тем же! Я благодарю вас за те чувства, которые вы высказали мне. Вы мне тоже нравитесь. Очень. Но сказать «да» я не вправе. Я не могу поступиться своей совестью и честью солдата. Родина в опасности, и я не смогу издали, в тепле и сытости, наблюдать за тем, что происходит здесь. Я не смогу так жить! Не обижайтесь на меня!
— Я знала, что вы так скажете, — грустно обронила она. — Простите!.. И прощайте… — Однако она не торопилась уходить — долго, словно стремилась запомнить его лицо, смотрела на него. Сказала: — Позвольте, я поцелую вас.
Молча прошли они в вестибюль, молча простились. Кольцов спустился по ступеням, а эхо относило звук его шагов назад, к Тане…
В смятенном настроении, ещё не зная, как ему поступить со своими чувствами, Кольцов, повременив немного, отправился на Николаевскую. Он явственно отдавал себе отчёт в том, что столь внезапный и рискованный приход Фролова к штабу мог быть вызван только чрезвычайными обстоятельствами. Он понял: что-то случилось с Красильниковым.
— Ты меня прости, что пришлось прибегнуть к такому способу связаться с тобой, — невозмутимо встретил его Фролов, когда Кольцов пришёл к Старцевым. — Но есть дела безотлагательные.
Они прошли через знакомую комнату, уставленную шкафами. Фролов толкнул дверь в маленькую комнату, пропустил Кольцова впереди себя. В комнате тускло горела подвешенная к потолку керосиновая лампа, окна были завешаны одеялами.
— Узнаешь? — спросил Фролов.
Кольцов присмотрелся и в полутьме комнаты увидел лукаво улыбающегося Красильникова.
— Семён Алексеевич? — радостно пожал ему руку Кольцов, — как же тебе удалось вырваться?
— Сам господин градоначальник собственноручно выпустил, даже, можно сказать, выгнал. Довольно грубо! По ошибке, конечно.
— Ты что, тоже сошёл за железнодорожника? — с доброй лукавинкой спросил Кольцов, польщённый тем, что его психологический экспромт с градоначальником так удался.
— В той ситуации я и за циркового артиста готов был сойти! — весёлый оттого, что видит своих друзей, пошутил Красильников.
Фролов стоял в проёме двери в своём широкополом купеческом сюртуке, и на лице его расплылось выражение довольства.
— Кособродов и Николай тоже бежали, — сообщил он Кольцову. — Но оставаться им в городе нельзя. Гарнизон поднят на ноги. Производятся повальные обыски.
Кольцову не хотелось сейчас рассказывать о том, как он способствовал этому, и он присел к столу, вынул из кармана мундира несколько исписанных листков, передал их Фролову.
— Что это? — посмотрел Фролов на бумагу.
— Отчёт о переговорах Ковалевского с союзниками. И тактико-технические данные танков, которые уже доставлены в Новороссийск, — обстоятельно стал докладывать Кольцов. — Выгрузка танков начнётся в ближайшие дни. Двенадцатого сентября начнётся наступление на Орёл и дальше — на Москву, Вероятнее всего, танки будут доставлены сюда к началу наступления.
Несколько минут все молчали. Фролов поправил фитиль у лампы, прикурил. Лампа качнулась — зыбкий свет заколебался на стенах. Повернувшись к Красильникову, Фролов решительно произнёс:
— Что ж, Семён! Нечего тебе сидеть здесь, испытывать судьбу. Сегодня же ночью выедешь в Новороссийск.
— Ясно, — сказал Семён Алексеевич.
— С тобой поедут Кособродов и Николай. Оба — железнодорожники. Проверенные товарищи… Кособродов работал в Новороссийске в депо, хорошо знает местные условия.
— Взрывчатки бы достать! — пыхнув цигаркой, деловито сказал Красильников, и вокруг его озабоченных глаз тонкими сетками собрались морщинки.
— Там неподалёку каменные карьеры, — ответил Фролов. — Рвут камень для цементных заводов. Местные подпольщики помогут вам со взрывчаткой.
— Ясно, — тихо повторил Красильников и, тщательно загасив о каблук окурок, посмеиваясь, спросил: — А скажи-ка мне, купец первой гильдии, на гроши ты не богат?
— Если тебе миллион, то не найду, — в тон ему, играя под скотопромышленника, ответил Фролов.
— Дай хоть на робу какую приличную. Не могу же я в этом офицерском френче красоваться. — Красильников начертил в воздухе вокруг своего лица круг и сказал: — Не соответствует…
Кольцов, который уже несколько раз бросал изучающие взгляды на френч, подошёл ближе к Красильникову и поднял клапан нагрудного кармана. На внутренней его стороне чернильным карандашом были начерчены две буквы: «П» и «К».
— Что ты там ищешь? — недоуменно спросил Красильников.
— Нет-нет, ничего! — И добрая, задумчивая улыбка озарила лицо Кольцова. — А ведь хороший парнишка растёт… Определённо, хороший! Правда же?
— Ты про кого это? — не понял сразу Красильников.
— Про одного нашего знакомого.
…Домой Кольцов вернулся поздно, но Юра ещё не спал. Он лежал в кровати, и глаза его были открыты. Лунная дорожка протянулась через комнату и нависла над самой головой мальчика. На потолке выступили трещины, сплелись в какую-то причудливую сеть.
Тихо проскрипела дверь — осторожно заглянул Павел Андреевич.
— Юра! — шепнул он.
Юра не откликнулся, но и не сделал вида, что спит. Павел Андреевич увидел это, вошёл, присел на краешек кровати.
— Сердишься? — спросил он.
— Нет, — несмело пошевелился мальчик на кровати.
— Так чего же ты?.. — ласково щурясь на лунный свет, спросил Кольцов.
— Думаю. — Юра перевёл взгляд на Кольцова, долго смотрел на него и затем тихо спросил: — Павел Андреевич, вы — красный разведчик?
В интонации мальчика почти не было вопроса. Кольцов сразу уловил это. Долго молчал, не слишком удивляясь проницательности своего маленького друга и вместе с тем избегая прямого ответа. Имеет ли он право открыться? Но другого выхода ведь все равно нет — мальчик догадывается о многом.
