Византийская тьма - Говоров Александр Алексеевич (книги онлайн полные txt) 📗
Все те же пустынные, мрачные, сводчатые коридоры Большого Дворца, где расположены всякие царские службы — зверинец, конюшня, склад пиротехники… Отсюда Денис бежал с Фоти из чародейской эргастирии той страшной зимой, и ничего не изменилось! А вот и само логово безумного старца Сикидита.
На сей раз это просторное многосводчатое помещение, эргастирии, палаты чародея при дворце. Хотя хозяина не оказалось на месте, жизнь в эргастирии шла колесом. Добрая сотня лампад горела, освещая самые отдаленные уголки. Видно было что высокий покровитель не скупится на науку чародейства.
Это был целый цех, где одни что-то чертили, другие долбили, стучали молоточками, рисовали на распяленных козлиных шкурах. Третьи, наконец, сквозь узкие бойницы в сводах наблюдали небо.
Завидев вошедшего принца и его свиту, подбежал горбатый помощник Сикидита, тот самый, который был с ним в Никее… Весь он был обмотан, обвязан бинтами — после взрыва той несчастной протопушки. Кланялся с великим усердием, принцу стоило труда его остановить.
— Где хозяин?
— Он поднялся на большую башню Юстинианы.
— Что-нибудь наблюдать?
— Нет, он прыгает.
— Как прыгает?
— Он вчера вычислил, всевысочайший, что, если спрыгнуть с зонтиком диаметром в три пяди…
— Послушайте, вы что, тут все с ума сошли?
— Никак нет, всещедрейший, это наука.
— А если он того… — Андроник выразительно повертел ладонью.
Горбатый не знал, что сказать, за него произнес Денис: «Сикидиты приходят и уходят, а наука остается…» — и не сумел удержаться от ухмылки.
— Но, но, но, — возразил грозно принц. — Сикидит нам еще ой как необходим!
Принц послал Пупаку, чтоб он свел прыгателя назад на грешную землю, а сам с интересом рассматривал экспонаты.
И тут Денис увидел хрустальный куб или, вернее, параллелепипед, поставленный вертикально, точно такой же, из которого он бежал сам и освободил свою Фоти. Сердце встрепенулось и тут же успокоилось, потому что любимая Фоти осталась ждать его в благоустроенном дворце.
Но эта женщина была чем-то ужасно похожа на ту Фоти, которая некогда спала в таком же стекле. Та же пышная, золотая корона волос, пластический изгиб обнаженной талии. Крепко замкнуты веки с полосками ресниц, а нежнейший ротик приоткрыт и там видны зубки.
— Вот это да! — пришел в восторг Андроник. — Это королева с рынка блондинок. Впрочем, синэтер, говорят, у тебя жена тоже классная блондинка, хотя и дочь простого стратиота. Но ты же мне ее не показываешь, ха-ха-ха! Наверное, боишься, что отобью.
А Денис по своей аналитической привычке провел четкую разницу со своей Фоти — у этой мелкие черты лица, как у лисенка, крохотные ладошки и ступни ног (а у его Фоти крестьянские, крупные).
— Моя Эйрини, — увлекшись, говорит принц, — не хуже, а, скорее, даже лучше… Да теперь кому достанется, стрючку какому-то. Вот был бы, синэтер…
— Что? — почти машинально спрашивает Денис, хотя отлично понимает, о чем идет речь.
— Ничего, — усмехается Андроник. И опять, как ни в чем не бывало, обращается к кубу: — Эта какая-то не наша, миниатюрная очень. Иноземка, что ли?
И вдруг Дениса осенила догадка — да ведь это же генуэзка, из рода Колумбусов, как ее звали? Бьянка, сестра Ферруччи, невеста корабельщика Амадея. Он так и сказал принцу:
— Это подружка того самого Амадея.
— Вот она где! — принц стремительно переместился к кубу. — Как бы нам разбойника этого ею заманить? А хороша девка! — принц похлопал по стеклу и принюхался. — Постой, это она, что ли, тут припахивает? Сикидит, чума тебя разбери, да она же у тебя дохлая, совсем протухла!
Как раз в этот момент Пупака привел Сикидита, который вбежал, как рассерженная крыса, недовольный тем, что его отвлекли от экспериментов. Подбежал к стеклу, стал ковырять его пальцем. Подали больше света, стало и вправду видно, что несчастная мертва…
— Ай, ошибся я в расчетах, — подытожил чародей. А горбатому закричал: — Убери ее на помойку, слышишь?
«Преступник! — подумал о нем Денис. — А он тут у них в героях ходит… Впрочем, препарирование трупов в учебных целях широко применяется и у нас».
Сикидит кланялся высоким посетителям, только дойдя до Дениса высокомерно на него взглянул и кланяться не стал. Отпустил всех работающих, и эргастирий обезлюдел, остались только высшие.
— Скажи-ка нам, волшебник, — начал издалека принц, — это для нас очень важно, мы сюда к тебе сегодня для этого и пришли. Насколько правда то, что ты его, — принц показал на Дениса, — как ты выражаешься, перетянул из другого мира. Ну, из будущего, что ли… Или в какой степени правда?
Подождали, пока горбатый ломиком сокрушил кристалл и извлек оттуда останки генуэзки. Пупака тем временем, отдувая от лица нечесаные космы, смешивал вино и раздавал присутствующим. Сикидит, впрочем, отказался, он был трезвенник.
Чародей отвечал принцу, что ведь он много раз уже рассказывал по его требованию, как все произошло. Вот и свидетель — Пупака, тоже ведь синэтер государя. А в вестибюле, среди поджидающей господ челяди, есть и другой, слава Богу, свидетель — оруженосец Костаки.
— Я верю, верю… — остановил его принц. — Но есть свидетельства, говорящие об обратном. Ты молчи, молчи, — удержал он Дениса. — Пусть выскажет все до конца. Мне надо знать, как это могло произойти. Или, во всяком случае, как ты мог извлечь его оттуда?
Сикидит, сделав жест безнадежности, принялся говорить о том, что весь видимый и ощутимый мир есть попущение Божье. Бог, так сказать, спал или отдыхал, и в условиях потери им бдительности и образовался мир. В нем может случиться что угодно и когда угодно, и если подойти с другого конца — нет чуда, а есть скудость нашего невоспринимающего ума. Пишет же блаженный Палефат, что у мифического Дедала, который был на Крите и у которого был сын Икар, у него имелись там живые скульптуры, у каждой в ногах был запрятан особый моторчик… А взять того же Пигмалиона.
— Ты, папаша, не из той оперы, — опять остановил его принц. — Мы про генуэзку тебя не спрашиваем. Ограничимся тем, что мы установили непреложность факта — сей гражданин, по имени Дионисий или как там его, вовсе не сын какого-нибудь пресловутого мельника, а действительно человек из другого мира, продукт твоих колдовских, гражданин Сикидит, деяний. Так я говорю?
— Так! — в один голос ответили увлеченно слушающие Агиохристофорит и Пупака.
— А если так, то освети нам, батюшка Сикидит, следующие проблемы: какие сверхъестественные возможности имеет этот твой продукт и нельзя ли нам отправить его обратно, обязав, чтобы вернулся потом к нам? Видишь, — остановил он темпераментного чародея, которому уже не терпелось вступить в диспут. — Мы, как представители властей предержащих, уже не спрашиваем тебя, что за нечистая сила тебе помогала, хотя это напрочь исключено законами империи и церкви. Мы на это закрываем глаза. Теперь говори!
— И отвечу, и отвечу! — суетился возбужденный Сикидит, брызгая слюной из беззубого рта. — Напрасно ты, всевысочайший, надеешься на сверхъестественные силы этого своего синэтера. Там, в своем мире, он был не чем иным, кроме как нерадивым школяром, и книги читал плохо. Так что зря ты ждешь, что он тотчас вспомнит прочитанное и день за днем восстановит тебе судьбу. Позволь, я при твоей высокой персоне устрою ему некоторое испытание?
Принц взглянул на Дениса, убедился, что он совершенно спокоен, и разрешил.
— Скажи, плод греха и добродетели, — вопросил чародей, — перетряхни-ка свою память. Что произойдет, а для вас, естественно, это уже произошло, в двести пятый день второго индикта шесть тысяч шестьсот двадцать пятого года?
Он даже сгорбился, пытливо всматриваясь в бесстрастное лицо синэтера. Денис лихорадочно перебирал в памяти прочитанные или даже законспектированные когда-то истории и хроники. Старался не показать, что ему стыдно, но память звенела только обрывками каких-то поездок, разговоров, встреч, ненужных расчетов никчемного имущества.
