Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Вместо того чтобы представить убийцу, Пьера Бонапарта, как и всякого другого, обыкновенному суду, составили особый суд из явных ставленников императора и поручили ему произнести приговор.
Действительно, это был сколько неловкий, столько дерзкий поступок. Предвидя, что заседания этого суда в Париже могут иметь самые дурные последствия, его отправили в Тур, где он должен был вынести приговор и где принц мог спокойно и безопасно появиться на скамье подсудимых!
Приговор, конечно, император определил раньше. Он не заключался, как следовало ожидать после стольких убийств, в наказании гильотиной, ссылкой в Кайену, куда ссылалось столько невинных, но в денежном штрафе в двадцать шесть тысяч франков, которые император же и уплатил, равно как и несколько тысяч франков для бедных города Тура, из благодарности к милостивому приговору.
Таков был исход злодеяния, возмутившего всех до глубины души.
Таково было наказание двоюродному брату Наполеона; принц и его семья не могли более чувствовать себя в безопасности в Париже, и Людовик Наполеон подарил принцу поместье, чтобы тот мог при первом удобном случае снова начать свое кровавое ремесло.
Число противников Людовика Наполеона возрастало; недовольные и озлобленные выступали на сцену; Франция походила на волнующееся море перед бурей; страна переворотов была издавна опасной ареной для всех властителей, хотя бы они были так же добродушны, как Луи-Филипп и несчастный Людовик XVI, или так же славны, как Наполеон I.
Евгения, пользовавшаяся в последние года сильным голосом в правлении, которая влияла на него и советам которой император всегда следовал, была угрюма и почти не выходила из своего будуара. Она придумывала средства не только удержать, но и укрепить трон; она хотела удовлетворить свое собственное честолюбие, льстя в то же время народному.
Устранением недовольных и величественным жестом, могущим занять внимание толпы, она надеялась осуществить свои планы.
Все ее мысли обратились к тому, чтобы придумать такой жест, на который само население могло бы громко и горячо отозваться, и план ее не замедлил осуществиться!
Но возвратимся к прерванной нити рассказа.
ХХШ. НОЧНАЯ КАЗНЬ
Несчастная Маргарита убежала к Долорес и Олимпио, которые с радостью приняли ее в своем отеле на Вандомской площади.
Содрогаясь, рыдая, она рассказала им о последнем злодеянии Эндемо! Долорес пришла в ужас, когда Маргарита упомянула о мертвой руке, не оставлявшей сомнения в том, что Хуан был убит по поручению Эндемо.
– Чаша терпения переполнена, – сказал Олимпио, и голос его звучал тем гневным и мрачным тоном, который всегда свидетельствовал, что Олимпио принял страшное решение. – Ряд его преступлений окончен – они известны Богу, который простит мне, если заступлю его место и положу им конец! Оставайтесь у нас, Маргарита, не бойтесь ничего. Вы под моей защитой!
– Благодарю, дон Олимпио, около вашей супруги утихают мои страдания и успокаивается сердце! Долорес понимает и знает все, чем я полна, ей я могу поверить все мои страдания!
– Бедная Маргарита, – ласково сказала Долорес и прижала глубоко взволнованную девушку к своему сердцу. – Я стану утешать и защищать вас, помогу вам все перенести!
– У Мараньона я погибла бы, – прошептала Маргарита. – О, это было ужасно!
– Верю вам, – отвечал Олимпио, – я удивлялся, как могли вы так долго терпеть.
– Сначала меня удерживало желание спасти несчастных, которых он хотел погубить.
– Вы сделали доброе дело, Маргарита, и Бог наградит вас за это!
– Потом жестокий страх, парализующий каждую мысль, каждое решение!
– Теперь вы останетесь у нас, – сказала Долорес голосом, полным глубокой любви. – О, какая радость отплатить вам за все добро, которое вы мне сделали!
Олимпио ушел в свой кабинет, оставив Маргариту на попечение своей Долорес; он не хотел медлить ни минуты. Приговор Эндемо был готов, и нужно было в следующую же ночь исполнить его, чтобы этот негодяй, считавший себя в безопасности в платье полицейского агента, не совершил новых злодейств.
Олимпио сел за свой письменный стол; лицо его было серьезно, лоб покрылся морщинами.
Он писал:
«Государыня! Нижеподписавшийся просит у вас приказания арестовать и казнить агента Мараньона, настоящее имя которого Эндемо, и который прежде выдавал себя за герцога Медина. Исполнение приказания и ответственность за него берет на себя Олимпио Агуадо».
Он сложил и запечатал письмо.
Затем написал приглашение духовнику императрицы и приказание агентам Шарлю Готту и Грилли явиться к нему около десяти часов вечера.
И эти письма он также запечатал. Потом позвонил.
Вошел преданный слуга Валентине Фигура его, прежде стройная и высокая, казалась теперь шире и внушала к себе почтение.
– Что угодно, дон Агуадо? – спросил он, остановившись около двери.
– Валентино, я дам тебе важное поручение, – начал Олимпио, – исполни точно и скоро мое приказание! Ступай в Тюильри и отдай это письмо дежурному камергеру, чтобы он его немедленно доставил императрице! Ты получишь приказ, разумеется, письменный, об аресте и казни Эндемо, называющегося Мараньоном!
– Слава Богу, – сказал Валентино, и можно было слышать, что слова эти были сказаны от всей души.
– Затем второе письмо отдай духовнику императрицы! Если он пожелает видеть приказ, то покажи ему его.
– Слушаю, дон Агуадо!
– Вот эти два письма доставь полицейским агентам – Грилли и Шарлю Готту!
При этих словах лицо Валентино, только что сиявшее радостью и удовольствием, приняло вдруг выражение недоумения.
– Значит, дон Агуадо, желаете поручить арест этим двум агентам? – спросил он.
– Нет, нет. Выслушай прежде все, что я тебе скажу. В обоих письмах ничего не говорится об аресте, так что Грилли и дядя д'Ор не знают, в чем дело. Повеления императрицы не показывай им. Я приглашаю их сюда в качестве свидетелей.
– Очень хорошо, дон Агуадо.
– Если они станут отказываться, ссылаясь на другие служебные обязанности, то скажи им три слова: «По велению императрицы»!
– Превосходно, дон Агуадо!
– Оттуда сходи на улицу Баньоле.
– Близ кладбища отца Лашез?
– Совершенно верно! В конце этой улицы стоит низенькое серое здание, отделенное от других домов длинным забором. В этом заборе ты найдешь дверь, которая приведет в обширный двор. Там спроси Гейдемана, парижского палача.
– Слушаю, дон Агуадо!
– Отдай ему приказ императрицы и скажи, что казнь совершится у него во дворе сегодня ночью. В полночь придут свидетели, духовник и преступник.
– А если Гейдеман пожелает переговорить с вами? – спросил Валентино.
– То может сюда прийти! В полночь я буду у него. С улицы Баньоле отправляйся в дом покойного маркиза Монтолона, там найдешь лакея Леона.
– Знаю его, дон Агуадо, знаю очень хорошо, – сказал Валентине исполненный радости, видя, что Олимпио доверяет ему важнейшее поручение.
– Леон решительный и сильный малый.
– И при том так же сильно ненавидит мнимого герцога, как и я, – добавил Валентино. – Стоит только сказать это имя, и он вспыхнет, как порох.
– Хорошо! Возьми Леона с собой на бульвар Bonne Nouvelle; ты знаешь дом, где живет так называемый полицейский агент Мараньон?
– Как не знать, дон Агуадо.
– Встаньте около дома и незаметно наблюдайте. Если Эндемо возвратится домой рано и уйдет с наступлением ночи, то следуйте за ним; если же он воротится домой поздно, то позаботьтесь о том, чтобы он не покидал больше дома. В одиннадцатом часу вы должны, во всяком случае, иметь его в руках, если нужно, употребите силу. Даю вам неограниченные полномочия. Если он станет сопротивляться, то свяжите его, посадите в фиакр и везите на улицу Баньоле. Три четверти двенадцатого он уже должен быть во дворе палача, где вы найдете меня. Ты все понял, Валентино?
– Все, дон Агуадо, только даст ли императрица повеление?
