Тайны Парижа. Том 1 - дю Террайль Понсон (читаем книги txt) 📗

— Ты ошибаешься, — ответил Мориц, — я знаю такого человека, о котором ты мечтаешь.

— Ты?

— Я! — спокойно подтвердил Мориц Стефан.

— И этот человек молод?

— Молод, красив, умен и… богат.

— О! Мне до последнего нет дела! И… он любит?

— Он таит в глубине сердца сильную, таинственную страсть, предмета которой не знает никто, хотя она и подтачивает его жизнь. Какая женщина — демон или ангел — была причиной того, что лоб его покрылся морщинами? Никому на свете это неизвестно. Но с полгода уже жизнь его сделалась загадкой, и эту загадку я желал бы, чтобы разгадала ты.

— Дорогой мой, — сказала Фульмен, — если бы ты познакомил меня с этим человеком, то я, клянусь тебе, постаралась во что бы то ни стало заставить его полюбить меня.

— Неужели, — возразил Мориц, — ты хочешь, чтобы леди Г. увлекла его?

— Я не буду леди Г…

— Черт возьми! Вот видишь, решение твое уже принято. О! Я знал тебя, моя тигрица, когда хотел навострить твои ноготки, пробудить твою уснувшую ревность, заставить закипеть твою остывшую было кровь. Ты дикая птичка, задремавшая в своем гнездышке и внезапно пробудившаяся при шелесте крыльев, раздавшемся в необъятном небесном пространстве.

— Но кто же этот человек? — прошептала Фульмен.

— Один из моих друзей.

— Где же он?

— У тебя.

— У меня! — воскликнула изумленная Фульмен.

— Да, — сказал, утвердительно кивнув головою, Мориц.

— Теперь?

— Да, теперь.

— Как странно, — пробормотала Фульмен, — у всех сидящих за моим столом веселые лица.

— Ты ошибаешься! Среди них находится человек с бледным, задумчивым лицом, погруженный в самого себя. Но надо быть наблюдательным, видишь ли, чтобы видеть и догадываться обо всем, а все наши друзья слишком легкомысленны.

— Ну, что же, — спросила Фульмен, — ты покажешь мне его, я полагаю?

— Да, но я укажу его тебе чуть заметным знаком.

— Почему?

— Потому что, моя дорогая, бесполезно делать все эти элегантные посредственности поверенными нашей тайны.

Мориц остановился, внимательно посмотрел па Фульмен.

— Знаешь ли, — сказал он ей, — какая самая ужасная, самая сильная страсть у артиста, у мечтателя, у поэта, у человека, подобного мне?

— Нет, — ответила Фульмен.

— Любопытство. Я поклялся узнать, какую тайну хранит это глубокое, как бездна, сердце, — и вот почему я хочу отдать его тебе на растерзание. Я предлагаю тебе вступить со мною в серьезную сделку

— Я согласна.

— Идем же, — прибавил Мориц, — я покажу тебе врага. Мы вернемся к твоим гостям. За ужином я спрошу одного из них: «Что вы предпочитаете — херес или мадеру?» Этот человек и будет он!

Фульмен встала, оперлась на руку Морица Стефана и вернулась вместе с ним в столовую.

Гости пили и смеялись; появление хозяйки было встречено взрывом бурной веселости.

— Ну, что ж? — спросили они. — Убедило тебя красноречие Морица, Фульмен?

— Может быть…

И балерина улыбнулась, как бы говоря: «Этот секрет принадлежит только мне и ему».

— Бедная моя Фульмен, — сказал голландский банкир отеческим тоном, — не слушай поэтов: их медовые речи увлекут тебя на красивую и тенистую дорогу, полную цветов, которая ведет, однако, прямо к нищете. Выходи замуж за лорда Г.: у него пятьдесят тысяч фунтов стерлингов годового дохода.

— Против этого банкира ничего нельзя возразить, как против математической истины, — заметил Мориц Стефан.

Фульмен молчала, но через минуту она протянула свой стакан соседу и сказала:

— Я не знаю разговора глупее, как тот, который вертится на свадьбе. Я не знаю, добрые друзья мои, буду ли я называться леди Г., но пока я все еще Фульмен и не хочу, чтобы мой ужин походил на поминки.

— Я думаю, — сказала Мальвина, улыбаясь и выставляя свои белые зубки, — что этот ужин окончится мертвецким пьянством.

— Браво! — вскричал Стефан.

— А у меня, — сказала энженю, — болит сердце, и мне советуют рассеяться.

— Кто говорит здесь о болезни сердца? — вскричала Фульмен.

— Те, у кого его нет, — ответил журналист, — а у кого в самом деле болит сердце, тот не скажет об этом ни слова.

И, протянув стакан молодому человеку, сидевшему против него, которого звали Арманом, он спросил:

— Что вы предпочитаете: херес, которого я прошу вас налить мне чуть-чуть, или мадеру, которая стоит около вас?

При этих словах Фульмен вздрогнула и с любопытством взглянула на человека, к которому относился этот загадочный вопрос.

Это был молодой человек лет около двадцати шести, который до тех пор едва произнес несколько слов, едва улыбался и сидел с грустным выражением на лице. Звали его Арман Леон; он был сын полковника.

Если читатель не забыл ужасную драму, разыгравшуюся между героями «Друзей шпаги», главным действующим лицом которой был полковник Леон, а главной жертвой — маркиз Гонтран де Ласи, то помнит, конечно, нежного и романтического молодого человека, воспитанного полковником с ревнивой заботливостью матери, но которого, однако, отцовская любовь не могла предостеречь от роковой страсти, которую внушила ему госпожа де Сент-Люс и чуть не стоившую ему жизни.

Однако, когда мы встретили его у Фульмен, то есть через четыре года после смерти маркиза де Ласи и распадения общества «Друзей шпаги», его мысли были заняты не воспоминаниями о госпоже де Сент-Люс, оставившими такой глубокий след в душе молодого человека. Новая любовь, без сомнения, роковая, завладела этим уже разбитым и испытанным, но ненасытным сердцем, которое хотело испить до дна чашу разочарований.

Взгляд Фульмен, который она бросила на Армана, был глубок, как бездна. Однако никто из гостей не обратил на это внимания, и разговор продолжался по-прежнему шумно и весело. Но Нини Помпадур, красивая маленькая брюнетка, вскричала:

— Бьюсь об заклад, что ни у кого из нас не таится в глубине сердца той любви, которую горят нетерпением высказать, потому что она душит, но сознаться в которой не хотят сразу.

— Конечно, — ответила Фульмен, наливая вина Арману, сделавшемуся теперь исключительно предметом ее внимания, — конечно, такая тайна, когда есть счастливцы, обладающие ею.

Мориц Стефан незаметно подмигнул Фульмен и тем помешал окончить речь молодой женщине.

— И ты хочешь узнать тайны любви, — сказал он, — ты, Нини? Честное слово! Ты ничего в этом не смыслишь… Но кто же любит теперь? Разве каприз не убил любовь? Я знаю, что один из присутствующих здесь обладает романтическим сердцем, скрывающим тайну, но он, наверное, желает сохранить ее для себя.

— Кто же он? — спросили все разом. Фульмен снова вздрогнула.

— Вот он, — сказал журналист и указал на Армана. Тот сначала слегка побледнел, однако быстро справился со своим волнением. На губах его скользнула грустная улыбка. Фульмен воспользовалась его замешательством, чтобы снова наполнить его стакан крепким испанским вином, которое, по ее мнению, должно было развязать ему язык.

— Бедный Арман, — сказал Мориц Стефан, — здесь нужно любезно подчиниться требованиям и признаться…

— Признаться в чем?

— Признаться, что в глубине вашего сердца таится прекрасная и честная любовь.

— Дорогой мой, — вдруг возразил молодой человек с достоинством, — если бы это было и так, то время ли и место ли делать признания?

— О, признайте только факт, — сказал Мориц, — больше мы ничего не требуем.

— Согласен.

Арман произнес это слово холодно, с простотою человека, который уже перестал краснеть за свои заблуждения.

— Значит, — прошептала Фульмен взволнованным голосом, — вы любите?

— Люблю…

— Страстно?

— Да, страстно и безнадежно…

— И вот почему, — продолжал Мориц Стефан, — наш друг Арман явился сюда. Он хочет в веселье забыть свою несчастную любовь.

— Дорогой мой, — сказал Арман, грустно улыбаясь, — неразделенная любовь самая преданная.

— Как! Ваша любовь остается без ответа? — спросила танцовщица.

— Да, сударыня.