Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Нет, господин председатель.
— Вы уверены, что нет?
— Я утверждаю это.
— Хорошо; мы потом вернемся к этому вопросу. Итак, вы говорите, что давно уже ремеслом барышник?
— По крайней мере, лет двадцать.
— Вы торговали вне пределов Эльзаса и Лотарингии?
— Нет, господин председатель.
— А лошадьми какой породы преимущественно?
— Никогда других в руках не имел, как французской породы. Я мог бы доказать посредством господина Жейера, одного из первых банкиров в Страсбурге, что незадолго до войны я имел казенный подряд на ремонт трех кавалерийских полков.
— Вы знаете, что к свидетельству господина Жейера теперь прибегать нельзя. Он находится в Страсбурге, осаждаемом пруссаками.
— К несчастью, это справедливо, господин председатель, но я честный человек.
— Вы никогда не ездили за границу?
— О! Очень редко. Для моих дел езжал.
— В последнее время не были?
— Не был, господин председатель.
— Откуда вы ехали, когда вас остановили на постоялом дворе Легофа?
— Из Лоркена.
— А куда направлялись?
— Я собирался в Сент-Квирин, но узнав, что им овладели пруссаки, решился вернуться назад или, по крайней мере, объехать город на таком расстоянии, чтоб не подвергнуться нападению.
— Зачем вы остановились у Легофа?
— Чтоб дать моей лошади отдохнуть и овса поесть, да и самому перекусить.
— Только для того?
— Ни для чего более, господин председатель.
— Вы уверены, что это была ваша единственная цель, что вы не имели, например, в виду переговорить кое с кем?
— Я, господин председатель? — вскричал обвиняемый, остолбенев. — С кем же мне разговаривать на постоялом дворе Легофа, где никогда ни души не видать?
— Вы это положительно утверждаете?
— Разумеется, господин председатель.
— Хорошо.
Председатель подал едва заметный знак. Мгновенно дверь распахнули настежь и в ней показалась баронесса Штейнфельд.
— Боже, баронесса! — воскликнул барышник в крайнем изумлении.
— Что такое? — спросил председатель.
— Я ничего не говорю.
— Извините, при виде этой дамы вы вскричали: «Боже, баронесса!», что показывает, по крайней мере, что она вам знакома.
Он опять сделал знак.
Дверь затворилась и скрыла за собою баронессу.
— Позвольте мне одно замечание, господин председатель. Предположив даже, что я знаю эту даму, что ж в этом такого, что могло бы мне ставиться в вину?
— Ответьте сперва на вопрос: знаете вы или нет эту даму?
— Я? К чему мне вилять, когда я силен своею невинностью? Мне нечего бояться, чтоб поведение мое могло быть сочтено преступным кем бы то ни было. Давно уже я имею честь знать баронессу фон Штейнфельд. Она очень богата и любит хороших лошадей; я снабдил ее четырьмя парами, когда шесть месяцев назад она устраивала свой дом в Страсбурге.
— Все это очень правдоподобно. К несчастью только, когда баронессу арестовали на постоялом дворе, куда вы прибыли до нее, она заявила, что приехала для свидания, которое вы ей там назначили. Свидание, по-видимому, имело целью нечто очень важное. Заметьте, что это сказано было баронессою полковнику фон Штаадту, начальнику ее конвоя, который не без основания удивился желанию такой важной барыни остановиться на плохом постоялом дворе вместо того, чтоб ехать до Сент-Квирина.
— Я не могу быть ответствен в словах баронессы фон Штейнфельд, господин председатель. Каждый раз, когда еду по этой дороге, я останавливаюсь у Легофа. Может быть, баронесса желала мне сделать заказ, справилась обо мне у своего управляющего, с которым я очень давно дружен, и услышала от него, что она, вероятно, встретит меня у Легофа. Разумеется, это могло побудить ее остановиться на его постоялом дворе.
— Предлог благовиден. Я вижу себя вынужденным предупредить вас, что вы становитесь на опасную почву; мы военный совет, а не асизный суд. Мы не прилагаем всех усилий, чтоб найти вас виновным; напротив, наше величайшее желание выяснить вашу невинность.
— Позвольте, господин председатель, кажется, мои ответы до сих пор…
— Очень были искусны, с этим я согласен, но до сих пор в них слова нет правды.
— О! Господин председатель…
— Выслушайте меня. Вас вовсе не зовут Ульрихом Мейером, вы родились не в Росгейме близ Страсбурга, вам не сорок семь лет и три месяца, и вы не барышник. Хотите ли вы теперь, чтоб я сказал вам, кто вы? Все доказательства у меня в руках.
— Господин председатель…
— Молчать! Вы граф Ульрих фон Бризгау, родились в Кобленце, пятидесяти двух лет и занимаетесь шпионством ради пользы графа Бисмарка, вашего закадычного друга.
— Милостивый государь, подобная клевета…
— Это не клевета; здесь нет клеветников.
— Однако, мне кажется…
— Доказательство моих слов вы сейчас доставите мне сами. Оборотень, ступайте сюда!
Контрабандист вышел из толпы и стал перед барышником, к которому два волонтера молча подошли сзади.
Отвесив глубокий поклон, Оборотень сказал:
— Ваше сиятельство, позвольте мне снять с вас штиблеты.
— Снять с меня штиблеты? — повторил барышник, позеленев. — Для чего же?
— Чтоб вам было свободнее, — ответил контрабандист, посмеиваясь. — Не беспокойтесь, это минутное дело.
Барышник сделал было движение угрозы, но два волонтера тотчас схватили его за руки и заставили сидеть неподвижно.
Между тем контрабандист, нисколько не смущаясь свирепыми взглядами барышника, принялся снимать с него штиблеты, и, действительно, исполнил это мгновенно.
Штиблеты эти, как уже сказано, были кожаные и выше колена.
Контрабандист раскрыл свой нож и без дальних околичностей распорол их на икрах.
Из каждого образовавшегося отверстия он вынул по пачке бумаг, чрезвычайно тонких, которые положил на стол, говоря насмешливо:
— Вот оно! Однако тут еще не все; граф Бризгау не таковский, чтоб все яйца сложить в одну корзину. На нем должно быть еще три тайника, которые, мы, надеюсь, откроем не менее успешно. Во-первых, кнут, — заключил он, взяв со стола кнут барышника.
С минуту он осматривал его, потом подавил пружину, почти вовсе незаметную, и отвинтил пуговку на ручке.
В середине оказалась пустота.
Когда он стукнул по столу рукояткою, из нее вывалился сверток бумаги.
— Вот оно! — повторил контрабандист. — Теперь перейдем к обуви! О! Господа, вы не можете представить себе, до чего прусские шпионы хорошо знают свое дело. Вообще это благородные дворяне очень умные и тщательно выбранные, но благодаря Бога, мы знаем все их штуки, хотя они и превышают что только можно вообразить по части мошенничества.
Пока говорил таким образом, контрабандист без церемонии снял с несчастного барышника его толстые башмаки.
Тот уже принял серо-зеленый оттенок в лице. Вытаращенные глаза его дико вращались. Он чувствовал, что погиб, и не сознавал более, что вокруг него происходит.
Контрабандист срезал верх башмаков и преобразил их таким образом в сандалии, отодрал тонкую кожаную стельку, подавил пружину и в каждой подошве открыл удивленным взорам присутствующих искусно скрытый тайник, полный бумаг.
— Теперь приступим к четвертому и последнему тайнику. Не угодно ли вам будет нагнуть голову, ваше сиятельство?
Несчастный машинально опустил голову на грудь.
В одну минуту контрабандист отпорол воротник его камзола. Разумеется воротник этот набит был бумагами, которые перешли в руки председателя, как и остальные.
— Что касается парика, чрезвычайно искусно сделанного, который скрывает цвет волос его сиятельства графа, кажется, не к чему снимать его опять, когда это уже было исполнено на постоялом дворе.
— Нисколько не нужно, — ответил председатель. — Что вы теперь скажете, обвиняемый?
— Ничего, господа! — вскричал граф, бросаясь на колени и с отчаянием сложив руки. — Я презренное существо, недостойное сожаления и мне остается только молить о пощаде. О, не убивайте меня! Я отец семейства; одна нищета вынудила меня согласиться на гнусную роль. Во всем я готов сознаться, но пощадите меня, ради Бога, не лишайте меня жизни!
