Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
— Привез письмо Бакурину. Он на судне?
— На судне. Давай садись, — по-прежнему недовольно сказал парнишка и, когда я неловко прыгнул в тузик, оттолкнул его веслом от берега. — Да не сюда! На среднюю банку садись.
Греб он одним веслом артистически и, очевидно желая произвести на меня впечатление, особенно старался. От его движений тузик раскачивался и бежал быстро.
— Хорошая шхуна! — пробуя завязать разговор и показать, что я не новичок в морском деле, сказал я.
— Сам ты шхуна. Это не шхуна, а иол, — презрительно ответил мальчишка, не оборачиваясь, и ловко подвел тузик к трапу. — Вылезай!
Я поднялся на палубу. Паренек привязал тузик и строго посмотрел на меня:
— Ноги вытри. Видишь, палуба какая белая! Только и дела, что за такими убирать.
Я стал вытирать ноги о лежащий у трапа мат.
— Постой тут. Я сейчас Бакурина позову, — сказал мой проводник и скрылся в рубке. Я огляделся. Палуба действительно чистая и белая. Ни пылинки, ни обрывка бумажки, ни пятнышка! Паруса убраны в чехлы и красиво зашнурованы. Вокруг высокой мачты тянулись снасти. Ой, сколько их! Неужели я когда-нибудь буду их знать?
На носу блестел ручной шпиль, выкрашенный серебряной краской. Я уже знал, что это машина для подъема якоря. Пока я рассматривал палубу яхты, дверца рубки открылась и из нее показался человек.
Иногда вы чувствуете симпатию к какому-нибудь лицу сразу, с первого взгляда. Вот такую симпатию я почувствовал к человеку, выбравшемуся из рубки. С небольшой, но складной фигурой, сухощавый и ловкий, он напоминал хорошо тренированного гимнаста. Прямой тонкий нос, резкие линии подбородка и рта. Но лучше всего в этом лице были глаза. Светлые, доброжелательные и пристальные.
— Я Бакурин. Давай письмо, — сказал Лев Васильевич. Я протянул ему записку. Он быстро пробежал ее и с улыбкой посмотрел на меня. — А где же второй? Не пришел? Жаль. Значит, Николай Юльевич тебя пригласил? Ладно. Тебя как зовут?.. Вот что, Игорь, — продолжал Бакурин, когда я назвал свое имя, — прежде всего я должен узнать, хочешь ли ты быть моряком или пришел на «Орион» покататься?
— Хочу быть моряком, — тихо ответил я.
— Если так, то ты многому научишься у нас. Но это не прогулка. Это работа. Иногда опасная и тяжелая. Не бойся, что ничего не знаешь. Мы все тебе покажем. Нужно только хотеть… Теперь должен тебя предупредить: у нас дисциплина. Слово командира — закон. Ты должен подчиняться тем порядкам, которые существуют на «Орионе».
— Я буду. Николай Юльевич говорил…
— Тогда я беру тебя матросом. Сергей! — крикнул Бакурин, отодвигая крышку рубки.
На палубе появился мальчик, который привез меня на «Орион».
— Познакомьтесь. Это Сергей Еремин. Тоже матрос. Но он у нас уже второй год и все знает. Для начала он тебе покажет судно. Сергей, проведи Игоря по судну.
— Есть провести по судну! — отчеканил Еремин, явно щеголяя своим морским видом. — Пойдем! Начнем с носа, — повернулся он ко мне.
Мы прошли на нос и по маленькому железному трапику спустились внутрь судна.
— Это кубрик. Вот твоя койка. Здесь будешь спать, — показал Сергей на прикрепленную к борту парусиновую койку.
Кубрик располагался в самом носу. Помещение маленькое и тесное. К бортам прикреплены четыре койки. Под ними находились рундуки для одежды. От переборки откидывался маленький столик, такой, как делают в железнодорожных вагонах.
— Пошли дальше. Это камбуз, — сказал Еремин, когда мы, наклоняя головы, вошли через узкую двустворчатую дверь в следующее помещение. Это была миниатюрная кухня, выкрашенная в белый цвет. К бортам привинчены большие посудные полки. На одной стояли тарелки, на другой — кастрюли. На крючках, ввинченных в подволок, висели кружки. На кухонном столе в специальных подвесах покачивались два обыкновенных примуса.
Смежной с камбузом была кают-компания. Красные бархатные диваны, полированные стены и зеркала придавали ей уютный вид. Поразил меня стол. Верхняя доска его качалась на оси, а к нижней части прикреплены шарообразные свинцовые противовесы.
— Зачем это такой стол сделали? — недоуменно спросил я своего спутника. — Ведь с него все повалится.
— Эх ты, тюха-матюха! — насмешливо сказал Еремин. — Это нарочно и сделано, чтобы в качку со стола ничего не полетело. «Орион» на сорок градусов кренится, а стол держится параллельно воде.
Мне очень не нравился этот Сережкин фасон, но, как новичок, я решил промолчать.
Потом он показал мне каюту капитана — крошечную одноместную каютку, маленький вестибюль и комфортабельную четырехместную каюту под названием «штурманская». Из вестибюля поднимался трап с бархатным поручнем. Он вел через рубку на палубу. С палубы можно было попасть в парусную, сплошь заваленную белыми мешками, в которых хранились паруса. Затем шел открытый кокпит, где сидели рулевой и команда во время хода, а за ним кладовка — ахтерпик, где лежали старые кранцы, щетки и концы. Здесь кончались судовые помещения.
— Больше показывать нечего, — сказал Серега и повернулся ко мне спиной.
«Если все здесь такие, то мне придется плоховато, — подумал я. — Ну ничего, как-нибудь».
Я стал бродить по палубе. Щупал такелаж, осмотрел еще раз кладовку, чтобы запомнить, где что лежит. На душе у меня было невесело. Одиноко почувствовал я себя на «Орионе». Невольно вспомнился Ромка с нашей «Волной». Я сел в кокпите и предался грустным размышлениям.
— Ну как, Игорь, понравилось судно? — услышал я голос Бакурина.
Я поднял глаза и увидел Льва Васильевича, сидевшего на крыше рубки. Он курил.
— Очень понравилось, Лев Васильевич. Это иол?
— Да, это иол. Парусное судно, на котором задняя мачта (она называется бизань) вынесена на самую корму, называется иолом. Кстати, я забыл тебе сказать, что ты будешь здесь получать зарплату — пятнадцать рублей в месяц.
— Лев Васильевич, скажите, я могу переехать жить на «Орион»?
— Конечно. Это даже будет хорошо. Кто-нибудь должен быть на судне. Еремин часто остается один. Теперь вас будет двое. Можете подменять друг друга.
— Вы командир «Ориона»?
— Да, командир.
— А Николай Юльевич кто?
— О, он большой парусник! А к нам приходит раз в неделю. Занят очень. Ты вот лучше расскажи о себе. Где ты живешь, где учишься, в каком классе, кто твои родители.
Я все рассказал. Но Лев Васильевич задавал один вопрос за другим. Видно было, что моя жизнь его живо интересует.
— Комсомолец? По годам рано? Нет, уже пора. Ты вступай, Игорь, в комсомол. Это — почетное и благородное звание. Будущее за комсомольцами.
Я почувствовал себя совсем по-другому. Мне казалось, что я беседую со своим хорошим-хорошим товарищем.
Язык у меня развязался, и я отвечал ему охотно и свободно.
— Вот что, Игорь, тебе нужно хорошо знать морскую терминологию. Потом, обязательно научись «голланить» одним веслом, если не умеешь. У тебя будет много времени. Выходы в море у нас не так часты.
— А когда же будет выход, Лев Васильевич?
— Обычно мы выходим в субботу и приходим в понедельник утром или в воскресенье вечером. Ведь остальные члены экипажа все работают. Но я сейчас в отпуске на два месяца, и потому выходить будем часто. Людей хватит, так как еще несколько человек берут отпуск.
— Сколько же нужно народу, чтобы выйти в море на такой большой яхте?
— Человек шесть хватит, пожалуй.
— А где работают остальные?
— Кто где. Это все парусники-любители. Кто на заводе, кто на фабрике. Боцман работает в порту. Я — на «Красном путиловце» экономистом.
Я был удивлен. Экономист — и вдруг моряк.
— Лев Васильевич, а вы тоже мастер спорта?
— Нет. У меня первый разряд. Но с детства привык к парусам. Лодку свою имел. Служил на флоте. Живу за городом, у моря.
Значит, Бакурин начинал свою морскую жизнь тоже на лодке. Мне это было приятно.
— Лев Васильевич, почему же вы не захотели сделаться моряком, а пошли в экономисты?
— Так вышло. По здоровью не подошел. Революция, гражданская война. На фронте до самого конца был. С бригадой моряков Балтийского флота белых громил. Там меня тяжело ранили. Еле выжил. Когда вернулся в Петроград, пошел в мореходное училище. Экзамены сдал, а вот медицинскую комиссию не прошел. А очень хотелось штурманом быть.