«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

В описываемый вечер ставни во флигеле были растворены, и сама хозяйка сидела у окна. Алида была в том возрасте, когда люди наиболее доступны непосредственным впечатлениям, и рассматривала расстилавшийся перед ней прекрасный пейзаж, овеянный мягкой тишиной ночи, с наслаждением, какое испытывают от созерцания природы такие натуры.

Молодой месяц блистал на небосводе, окруженный мириадами звезд. Их свет нежно переливался на глади океана, то тут, то там вспыхивавшей под их лучами. Почти неощутимая вечерняя прохлада шла со стороны океана, необъятная ширь которого, разделенная песчаной косой, была совершенно спокойной; но его грудь тяжело вздымалась и опадала, словно кто-то огромный спал там, внизу, мирным сном. Лишь тяжелый, непрерывный рокот прибоя, набегавшего длинными белыми барашками на песчаный берег, нарушал тишину, то глухо, угрожающе нарастая, то невнятным шепотом замирая вдали.

Очарованная этим разнообразием звуков и торжественным покоем ночи, Алида вышла на маленький балкон. Опершись о перила, она наклонилась вперед, пытаясь разглядеть сквозь кусты роз часть залива, которая не была видна из окон ее комнаты.

Увидев неясные очертания мачт и темный силуэт корабля, стоявшего на якоре под защитой мыса, красавица Барбери улыбнулась. Ее темные глаза горделиво сверкнули; в изгибе пухлых губ можно было прочесть торжество; тонкий пальчик машинально постукивал по перилам.

— Однако быстро же капитан Ладлоу закончил свой поход! — не в силах совладать с охватившим ее чувством радости, вслух произнесла девушка. — Я, кажется, соглашусь с дядюшкой в том, что королеве дурно служат.

— Нелегко верно служить даже одной госпоже, — раздался вдруг чей-то голос из растущих под окнами кустов. — Но, служа двоим, можно навлечь немилость обеих…

Алида отпрянула и в то же мгновение увидела перед собой капитана «Кокетки». Прежде чем перепрыгнуть через разделявшие их низенькие перила, молодой офицер попытался прочесть в глазах девушки ее мысли; затем, то ли неправильно истолковав ее взгляд, то ли будучи слишком уверен в себе и в своих надеждах, он перескочил через перила в гостиную.

Хотя прекрасная дочь гугенота не привыкла к тому, чтобы в ее жилище входили столь бесцеремонно, на ее лице не выразилось ни удивления, ни испуга. Только кровь прилила к ее щекам да глаза, блеск которых никогда не затухал, засверкали еще ярче. Ее стан выпрямился, и она приняла решительный и надменный вид.

— Я слышала, что капитан Ладлоу завоевал славу храбреца в абордажных схватках, — холодно произнесла она, — и надеялась, что его честолюбие вполне удовлетворено лаврами, завоеванными в сражениях с врагами отечества!..

— Тысячу извинений, прелестная Алида, — перебил молодой человек. — Вы знаете, какие старания прилагает ваш ревнивый дядюшка, чтобы воспрепятствовать моему желанию побеседовать с вами.

— Однако все усердие олдермена ван Беверута оказывается тщетным, ибо он ошибочно считал, что положение и пол его опекаемой защитят ее от подобных сюрпризов!

— О Алида, вы капризнее ветра! Вам отлично известно, как претит вашему опекуну мое ухаживание за вами. А вы еще обижаетесь на меня за то, что я вынужден нарушить этикет. Я надеялся, вернее даже сказать — уверовал, полагаясь на содержание вашего письма, за которое тысячу раз благодарен вам, что… Не разбивайте так жестоко моих надежд!.. Возможно, они безрассудны, но…

Румянец, схлынувший было с лица девушки, вновь стал гуще, и на мгновение могло показаться, что ее решительность поколеблена.

Но после мгновенного раздумья она твердо, хотя и не без чувства, промолвила:

— Капитан Ладлоу, рассудок подсказывает женщинам необходимость соблюдать строгие приличия. Отвечая на ваше письмо, я руководствовалась скорее добрыми чувствами, чем благоразумием, и вижу, что вы заставляете меня раскаиваться в моем поступке.

— Пусть позор падет на мою голову, пусть наказанием мне будет презрение всего прекрасного пола, если я заставлю вас раскаяться в том, что вы доверились мне! Но разве у меня нет оснований жаловаться на ваше непостоянство? Разве мог я ожидать столь сурового выговора за вполне простительное желание выразить вам свою глубокую благодарность!

— Благодарность? — повторила Алида с неподдельным изумлением. — Слишком сильно сказано, сэр! Я всего-навсего дала вам томик стихов для прочтения — простая любезность, не требующая благодарности.

— Или я неправильно понял содержание письма, или сегодня день ошибок! — воскликнул Ладлоу, стремясь скрыть досаду. — Но нет! Письмо, написанное вашей рукой, опровергает вашу холодность. Клянусь честью моряка, я скорее поверю тому, что вы написали его по зрелом размышлении, чем из недостойного вас каприза. Вот это письмо, Алида. Мне нелегко будет расстаться с надеждой, которую оно вселило, в меня.

Красавица Алида с нескрываемым изумлением смотрела на молодого человека. Краска прихлынула к ее щекам. Она допускала, что, возможно, было нескромно с ее стороны вообще написать это письмо, но в то же время знала, что не написала в нем ничего такого, что могло бы так обнадежить молодого человека. Нравы того времени, профессия ее кавалера и поздний час побудили ее посмотреть прямо в глаза капитану Ладлоу, чтобы проверить, явился ли он к ней с честными намерениями. Но Ладлоу пользовался репутацией человека, лишенного недостатков, что являлось в те времена обычным для моряков, и ничто в его открытом красивом лице не подтвердило подозрений Алиды. Она дернула сонетку и жестом предложила гостю сесть.

— Francois, — обратилась она к сонному камердинеру, когда он вошел в комнату, — fais moi le plaisir de m'apporter de cette eau de la fontaine du bosquet, et du vin le Capitaine Ludlow a soif; et rappelle-toi, bon Francois, il ne faut pas deranger mon oncle a cette heur; il doit etre bien fatigue de son voyage note 62.

Получив распоряжение, Франсуа удалился. Довольная тем, что визит Ладлоу перестал быть тайной, и в то же время отослав слугу по делу, которое займет достаточно времени для того, чтобы она успела выяснить непонятный ей смысл слов гостя, Алида села.

— Ваш поздний визит, капитан Ладлоу, весьма нескромен, если не сказать невежлив, — произнесла Алида, когда они снова остались одни. — Вы считаете вашу дерзость оправданной, но я не могу поверить этому, пока не получу доказательства.

— Я рассчитывал иначе распорядиться вашим письмом, — ответил Ладлоу, с большой неохотой доставая из кармана известную читателю записку, — и я стыжусь своего поступка, хотя и совершаю его по вашему приказанию.

— Должно быть, произошло какое-то чудо, иначе моя записка не могла бы показаться вам столь важной, — заметила Алида, беря в руки письмо и начиная сожалеть о том, что написала его. — Должно быть, с языком вежливости и женской осторожности произошли какие-то непонятные превращения либо тот, кто прочел мое письмо, неверно его истолковал.

Но как только взгляд девушки упал на листок бумаги, который она держала в руках, ее негодование уступило место глубокому изумлению, и она вдруг замолчала. Приведем дословно содержание письма, вызвавшего такое удивление, а может быть, и некоторое чувство неловкости у его читательницы.

«Жизнь моряка, — красивым женским почерком было написано на листке, — полна опасностей и риска. Она вызывает в женщине чувство уважения. Пишущая эти строки не остается безучастной к достоинствам этих отважных людей. Преклонение перед морем и перед теми, кто связал с ним свою жизнь, — ее слабость. Ее виды на будущее, так же как и воспоминания о прошлом, всегда посвящены радостям, которые несет с собой море. Обычаи различных народов, военная слава, перемена мест, постоянство привязанностей — все это слишком волнует женское воображение и не может не оказать влияние на суждение женщины о мужчине. Прощайте».

Письмо было прочитано и перечитано снова и снова. Лишь после этого Алида осмелилась поднять голову и взглянуть в глаза взволнованно ожидавшего молодого человека.