Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
– Дело в том, сынок, – сказал он, – что с Демоном ты обязательно победишь в первых двух испытаниях, потому что для них нужны в основном скорость и сила. Днем для метания колец и тому подобного Пег подойдет лучше: он легче и послушней.
– Спасибо, папа, – сказал Гай.
– И еще одно. Я бы хотел, чтобы ты выиграл. Это будет очень много значить для меня. И все же лучше проиграть, чем выиграть нечестно. Не перебивай! Знаю, что ты не привык лгать и обманывать. Но другие – те, что с неба звезд не хватают, будут мошенничать вовсю. И может возникнуть соблазн отплатить им той же монетой, пойми меня правильно, мальчик. То, что это делают другие, не может послужить тебе оправданием: обманом славы не добудешь, так было испокон веку. Может быть, – добавил Вэс улыбнувшись, – именно это надо было сказать тебе в ответ вчера, когда ты попрекал меня Речел, просто в голову не пришло…
– Папа, – начал Гай.
– Забудь об этом. Да вот и Джо Энн высматривает тебя. Прелестное дитя. Может быть, когда она вырастет и созреет… смотри, парень: шесть лет разницы между мужчиной и женщиной – это пустяк…
– Я об этом думал, – не сразу ответил Гай, – но только для этого нужно, чтобы мы подходили друг другу. Не для того, чтобы вернуть Фэроукс. Но я все-таки верну его или построю новый дом выше по реке, такой, что и Фэроукс, и все остальные поместья не смогут с ним сравниться. Они сейчас взяли верх над нами, но это не вечно будет длиться. Фолкс никогда не смирится с поражением, да и нет никого, кто победил бы нас надолго. Ну пока, папа…
И он поехал навстречу Джо Энн, синие глаза которой выражали восторг, изумление, почти благоговение.
– Гай! – сказала она. – Я так беспокоилась, так давно тебя не видела. Боже правый! Ты только погляди на себя. Тощий как жердь и черный как головешка. Где ты пропадал? Ох, уж эти мужчины, скажу я тебе!
Гай сидел, глядя на нее сверху вниз, и улыбался.
«Она мила, – думал он, – очень мила, а подрастет, еще больше похорошеет. Сейчас, правда, это трудно представить: она – как длинноногий жеребенок… Вот позже, может быть…»
– Давай, малышка, – сказал он как обычно. – Поехали.
– Не называй меня малышкой. Мне уже десять, вернее, послезавтра исполнится десять. И вот еще, Гай: папа собирается отдать мне одну из своих серых лошадей, как ты и предлагал, – правда, здорово? Когда я заговорила с ним об этом, он замялся, притворился, что не думал об этом всерьез, но я-то знаю: он просто хочет сделать сюрприз. А кроме того, я вчера видела, как Руфус чистил красивую маленькую кобылу… О Гай!
– Хорошо, – сказал Гай. – А что ты сейчас собираешься делать?
– Попробую упросить тетушку Бекки, чтобы она дала нам облизать горшки, в которых делает глазурь для пирожных. Нет, сейчас еще слишком рано. Поехали на пристань, посмотрим, как негры выгружают лед с парохода.
– Лед? В это время года!
– Конечно, глупый. Его привозят к нам с Севера упакованным в солому. Он нам нужен: а как бы иначе негры готовили мороженое для моего дня рождения? Мало кто в наших краях ест его, ведь оно такое дорогое. Но папа говорит, что мой день рождения – это особый случай.
Гай, конечно, видел лед раньше, когда они еще жили на холмах. Там в разгар зимы пруд покрывался тонкой ледяной пленкой, которая сохранялась лишь часов до десяти утра. Дважды за его семнадцать лет даже шел снег, один раз так сильно, что полностью растаял только через два дня. Но такого он себе и представить не мог – эти громадные блестящие бруски льда, которые негры носят на берег, защищая руки и плечи толстым слоем мешковины, и грузят на телегу.
Подъехав к телеге, он отломил зазубренный кусочек льда и отдал Джо Энн. Она сунула его в рот, но быстро выплюнула.
– Боже, до чего он холодный! – проговорила она, с трудом переводя дыхание. – У меня весь рот заледенел.
– А что, и мороженое такое холодное? – спросил Гай.
Джо Энн уставилась на него:
– Ты разве никогда не пробовал?
– Нет, – угрюмо сказал Гай. – Никогда.
– Ничего страшного. Ты обязательно попробуешь мороженое послезавтра. Оно не такое холодное, как лед, и какое вкусное! Я всегда норовила наесться им до отвала: ведь оно у нас бывало только раз в год, в мой день рождения. Давай-ка сейчас сходим на кухню: может, удастся что-нибудь выклянчить у тетушки Бекки. Но надо быть осторожными. Когда у нее работы невпроворот, она бывает очень вспыльчива…
Они повернули лошадей и направились к Фэроуксу. Обогнув усадьбу и проехав еще футов десять, они добрались до кухни. Джо Энн остановилась, ее лицо светилось ребячливым озорством.
– Гай, – прошептала она. – Ты такой высокий. Наверно, сумеешь дотянуться до этой миски с миндальными пирожными? Тетушка Бекки выставила их на окно, чтобы они остыли.
Гай с изумлением посмотрел на нее:
– Но ведь это воровство…
– Да нет же, глупый! – рассмеялась Джо Энн. – Она ведь их для меня приготовила, они мои! Ответь мне, Гай, разве может человек украсть сам у себя?
Гай был в замешательстве: вопрос поставил его в тупик. Тогда он еще не знал, что потерпел поражение в первой же стычке с тем, что абсолютно непобедимо, – женской логикой. Хотя это и не был чистый образец изощренности женского ума: довод Джо Энн в этом случае не был лишен логики начисто и мог быть принят мужчиной. Но позже ему предстояло понять и прийти в изумление и замешательство оттого, что женщины используют самые немыслимые доводы как что-то само собой разумеющееся, что они последовательно громоздят высоченное строение из поражающих воображение несообразностей, скрепленных друг с другом явными противоречиями, на фундаменте такой безграничной и трудно постигаемой хитрости, что обычно мужчина позорно отступает и признает свое поражение, особенно когда убежден, что его подруга искренне верит всему этому, несмотря на противоречия, несуразности, а иногда и полную бессмыслицу своих аргументов. И часто случается, что это головокружительное сооружение уже непостижимо для неповоротливой мужской логики, и тогда поражение мужчины становится полным разгромом. Видно, женщины рождаются с инстинктивным знанием нелогичности жизни, ведь вся человеческая история – длинная и горькая хроника этой нелогичности, а мир во все времена со свирепой враждебностью отвергал наивную логичность человеческого ума. И вот в изумлении и страхе мужчина наблюдает, как его подруга, складывая два и два, получает шесть или три или сколько ей там взбредет в голову, нежно и ласково отвергая его упрямые доводы, что сумма всегда составит четыре, понимая своей сокровенной женской сутью, что, какие слагаемые ни возьми, результат никогда не известен заранее.
– Вот, – сказал он, передавая ей шляпу, – возьми, – и встал на цыпочки боком к кухонному окну, так что тетушка Бекки сумела бы заметить его, лишь высунув голову наружу.
Через мгновение он дотянулся до еще теплой миски – и вот они уже мчались к ивам, склонившимся над ручьем. Они сидели в тени деревьев, набив рты мягкими пирожными, задыхаясь от беззвучного смеха. Когда они все съели, Гай улегся на мох, которым порос берег, устремив взгляд вверх, в небо.
Джо Энн сидела рядом, глядя на него с серьезным видом, ее маленькое лицо горело, несмотря на холодную воду, которой она смывала следы пирожного.
– Гай! – прошептала она.
– Что? Что такое, Джо?
– Ты не хочешь… не хочешь меня поцеловать?
Он сел, его карие глаза удивленно расширились.
– Ну, – спросила она еще раз, несколько раздраженно, – хочешь или нет?
– Боже милосердный! – воскликнул он. – Ты сама не знаешь, что говоришь! Ты ведь совсем еще ребенок, а я…
– Ты на шесть лет старше. Я знаю. Но мой папа на десять лет старше мамы, а ведь они женаты. И потом, я не ребенок, и я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Ну поцелуй меня, пожалуйста…
Она закрыла глаза и замерла в ожидании, подставив губы для поцелуя. Он посидел немного, внимательно разглядывая ее, затем тихонько рассмеялся и, подавшись вперед, легко поцеловал в лоб.
Ее голубые глаза широко раскрылись, в них сверкнул огонь.
