«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - Купер Джеймс Фенимор (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

Алида ничего не могла возразить против такой щедрости, хотя втайне подозревала, что эти подарки не что иное, как деликатное и хорошо замаскированное преподношение ей самой. Результат этих подозрений был двоякий: они вынудили девушку сдержаннее выражать свой восторг и еще более усилили чувство доверия и восхищения, которое вызывал в ней своенравный и удивительный торговец.

— Дядюшке, бесспорно, польстит ваша щедрость, — несколько чопорно произнесла она, — хотя, мне кажется, в торговле щедрость столь же Желательна, сколь и справедливость… Какой удивительный рисунок у этой вышивки!

— Ее вышивала одна затворница во Франции, которая провела за этой работой долгие годы. Тут ценен скорее замысел, чем материал. Бедняжка плакала, расставаясь с плодом своего труда, настолько она привыкла и привязалась к нему. Иной человек, живущий в людском водовороте, с меньшей печалью теряет друга, чем эта скромная монахиня расставалась с творением своей иглы.

— А разве мужчинам разрешается посещать женские монастыри? — удивилась Алида. — У нас в роду мало уважали монастырскую жизнь, и мы сами бежали от жестокостей Людовика note 72, но все же я никогда не слышала, чтобы мой отец обвинял монахинь в нарушении обета.

— Я знаю об этом с чужих слов; мужчинам, конечно, не разрешается торговать непосредственно с монахинями. — Улыбка, показавшаяся Алиде дерзкой, заиграла на красивом лице ее собеседника. — Но так мне передавали. Что вы думаете о женщинах, которые ищут спасения от тягот и грехов мирской жизни в подобных заведениях?

— Сказать по правде, я не берусь судить о том, чего не знаю. В нашей стране женщины не заточают себя в монастыри, поэтому американцы мало задумываются над этим обычаем.

— Да, в нем есть свои недостатки, — задумчиво продолжал торговец контрабандными товарами, — но также и достоинства. Существует много слабых и уязвимых людей, которые более счастливы в обители, чем среди соблазнов мирской жизни… А вот работа английских мастеровых. Не понимаю, как она оказалась вместе с изделиями иностранных ткачей. Мои тюки, как правило, не содержат тех вульгарных товаров, торговля которыми разрешена законом. Скажите откровенно, прелестная Алида, разделяете ли вы предрассудки в отношении нас, флибустьеров?

— Я предпочитаю не судить о законах, которые превосходят разумение женщины, — ответила Алида с похвальной осторожностью. — Некоторые полагают, что злоупотребление властью оправдывает оказываемое закону сопротивление, другие считают, что нарушение законов то же, что преступление против нравственности.

— Так считают те, кто пустил деньги в оборот и нажил состояние! Эти люди оградили нажитое барьером общепризнанных норм и утверждают, что эти нормы от бога, потому что они выгодны их эгоизму. Мы, бороздящие океаны…

Алида так сильно вздрогнула, что ее собеседник осекся.

— Вы побледнели… Мои слова напугали вас?

— Надеюсь, вы сказали их случайно, не подозревая их ужасного смысла. Лучше бы вы не произносили их… Но нет, это простое совпадение, объясняемое сходством профессий. Вы не можете быть тем человеком, чье имя стало притчей во языцех…

— О ком вы говорите, прелестная Алида? Я всего лишь тот, кем соблаговолила меня сделать судьба…

— Ничего, ничего, — произнесла красавица Барбери, задерживая взор на красивом лице незнакомца дольше, чем это было пристойно девушке. — Продолжайте ваши пояснения… Какой роскошный бархат!

— Он тоже из Венеции, но коммерция — все равно что удача, она всегда сопутствует богатым, а слава королевы Адриатики уже давно закатилась. То, что хорошо для земледельца, гибельно для горожан. Лагуны затягиваются илом, и торговые корабли появляются в Венеции все реже и реже. Пройдут годы, и плуг пробороздит почву там, где когда-то плавал «Буцентавр»! note 73 Открытие нового пути в Индию направило по другому руслу процветание, которое всегда ищет новых, более широких дорог. Народы могут извлечь для себя хороший урок, изучая запустевшие каналы и прошлое величие этого города, до сих пор питающего свою гордость ленивыми воспоминаниями о былом. Но мы, морские скитальцы, не торгуем заплесневелыми сентенциями, которые изрекают на родине и провозглашают за границей великие и сильные мира сего, чтобы еще туже затянуть путы на слабых и несчастных.

— Мне думается, вы заходите дальше, чем следовало бы человеку, чье самое большое преступление состоит в несколько рискованной торговле. Ваши взгляды могут повести к беспорядкам в мире.

— Напротив! К установлению порядка, так как я считаю, что каждый должен иметь возможность пользоваться своими законными правами. Если правительства в своей деятельности будут опираться на естественную справедливость, если их задачей станет искоренение ошибок, а не свершение их, если люди будут чувствовать и сознавать свою ответственность перед обществом, пусть тогда «Морская волшебница» станет сторожевым таможенным судном, а ее хозяин — таможенным чиновником!

Бархат выскользнул из рук красавицы Барбери, и она стремительно поднялась с места.

— Скажите прямо, — с присущей ей решительностью спросила она, — с кем я веду эту торговлю?

— С отщепенцем, осужденным в глазах общества, с человеком вне закона, с опасным морским бродягой, с преступником по прозвищу Бороздящий Океаны! — послышался у окна чей-то голос.

В следующее мгновение капитан Ладлоу прыгнул в комнату. Алида тихо вскрикнула и, закрыв руками лицо, выбежала вон.

Глава XI

Лицо офицера королевского флота пылало от возбуждения, когда он оказался в гостиной. Поспешное бегство и восклицания красавицы Барбери лишь на мгновение отвлекли его внимание; он тут же резко, чтобы не сказать яростно, обернулся к незнакомцу. Нет надобности повторять описание внешности гостя Алиды; читатель и так поймет, как удивился Ладлоу при виде контрабандиста. Он не верил своим глазам; ему казалось, что кто-то еще должен быть здесь, и, лишь несколько раз подозрительным взором обведя гостиную, он изумленно воззрился на контрабандиста.

— Произошла какая-то ошибка! — воскликнул командир «Кокетки».

— Ваша изысканная манера входить в дом вынудила хозяйку покинуть комнату, — ответил незнакомец, на чьем лице заиграл румянец гнева или, быть может, удивления. — На вас мундир офицера королевского флота, и, видимо, поэтому вы считаете себя вправе вторгаться в жилища ее подданных!

— Мне казалось… Нет, я имел все основания полагать, что настигну здесь одного отъявленного негодяя, — смущенно пробормотал Ладлоу. — Ошибки быть не могло, я ясно слышал разговор тех, кто взял меня в плен, и все же здесь никого нет!

— Премного благодарен за высокую оценку моей скромной особы!

Не столько сами слова, сколько тон, которым они были произнесены, побудил Ладлоу еще раз обратить свой взгляд на незнакомца. В этом взгляде сомнение и восхищение сочетались с замешательством, если не сказать — с ревностью, и последнее чувство было, пожалуй, самым сильным.

— Я впервые вижу вас! — воскликнул после паузы Ладлоу.

— У океана много дорог, и люди подолгу плавают в нем, не встречая друг друга.

— Хотя я вижу вас при весьма странных обстоятельствах, вы, верно, служили когда-то королеве?

— Никогда. Я не принадлежу к тем людям, которые связывают себя служением какой-либо женщине, носи она хоть тысячу диадем, — с легкой улыбкой отозвался контрабандист. — К тому же Анна никогда не привлекала ни моих помыслов, ни симпатий.

— Довольно смело сказано в присутствии офицера ее величества! Прибытие незнакомой бригантины, то, что случилось со мной этой ночью, ваше присутствие здесь, образцы контрабандных товаров — все это подозрительно и требует выяснения. Кто вы?