Остров отчаяния - О'Брайан Патрик (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗

«Благодаря этому любезному священнику теперь я могу с легким сердцем отказаться от белого эквадорского буревестника. Замечательно, что я повстречался с ним, возможно, это третий святой человек, встреченный мной. Какой же он излучает свет, самое редкостное из качеств! Фишер в этом очень уверен. Бедняга в печали, я чувствую, но в чем заключается проблема, не могу сказать. Будет очень жаль, если это что-нибудь столь банальное вроде скрытого сифилиса, хотя, Боже святый, как часто я видел это во всех чинах и сословиях, ведь старина Адам в нас силен и невоздержан. Вопрос: будет ли такой человек, как Грант, переделан отцом Гомесом? Если время позволит, я проведу эксперимент. Крайне озлобленный человек, с долгой, тяжелой и невознагражденной службой — за почти двадцать пять лет все надежды испарились. Как же он обижен на Д. О.!

Как я понимаю, он не участвовал ни в одном сражении, тогда как тело Джека крест-накрест испещрено их отметками: Макферсон указал на это, когда Джек разделся для купания, молодые джентльмены с благоговением рассматривали шрамы, а Грант страстно вскричал: „это все удача, все удача — никто не может быть ранен по своему выбору — у человека может быть вся храбрость и решительность в мире и никаких ран, чтобы доказать это“. Он связывает отсутствие своего продвижения с общим заговором в Уайтхолле или где-нибудь еще, ревностью и тем фактом, что его происхождение неясно. „Если бы мой отец был помещиком, генералом и членом Парламента (увесистый камень в сторону Д. О.), я бы, возможно, получил звание кэптена лет пятнадцать назад и даже раньше“. Хотя несостоятельность этого аргумента должна быть очевидна даже для него самого, поскольку он служил под командованием адмирала Троубриджа, сына пекаря.

Как и большинство моряков, помимо своей профессии Грант мало что знает. Прочел, конечно, некое количество книг — больше, чем большинство ему подобных, но позднее чтение — бесполезная основа для чего-либо. Убежден, что никто больше не делал так, как он, и просто фонтанирует бесплатными инструкциями. Недостаток скромности, прекрасный образчик самодовольства. Конечно, он совершил замечательнейшее путешествие, но, слушая его рассказы, можно предположить, что это именно он без посторонней помощи обнаружил и Новую Голландию, и Землю Ван Димена, что вовсе не так. И все же, даже Д. О., стандарты которого весьма высоки, признает, что Грант — превосходный моряк и крайне добросовестный и сознательный человек: содержит старуху мать и двух своих незамужних сестер на лейтенантском жаловании — восемь гиней в месяц. Не говорит непристойностей и старается прекратить глупую болтовню офицеров морской пехоты.

Точный и формализованный человек, лишенный любезности. Он в хороших отношениях с Фишером, выслушивающим его замечания о пелагианской [14] ереси с примечательной выдержкой. Грант же претендует на то, что знает Библию не хуже Свода Законов Военного времени. Я не богослов, и мало знаю об основах этих недавних сект, за исключением отрицания ими того, что сами они называют отвратительным суеверием мессы, но, как подсказывает мой опыт, прежде всего эти еретики обеспокоены вопросами этики: мистицизм и древнее благочестие кажутся чуждыми им и их респектабельным, а иногда великолепным, современным строениям. Не уверен, способен ли хоть один из таких убежденных последователей прочувствовать отца Гомеса?

Не могу сказать. Также не могу сказать и о том, что принесут мне следующие несколько дней в лазарете с заключенными: ранние симптомы таковы, что я должен быть уверен в своих суждениях — увы, слишком ясных, — если бы не этот латентный период, вопреки всем авторитетам от античности до наших дней.

После столь многого, чего не знаю, приятно написать, что я поставил на ноги несчастного Хирепата, тайком проникшего на борт из любви к миссис Уоган. И когда я раскрыл его тайное прибежище, небольшую щель между двумя бочками, в котором тот продержался неделю, и судьбу, к которой он себя приговорил, то не знаю, чем больше восхищаюсь: его преданностью, силой духа или безрассудством. Неприлично с моей стороны осуждать его фатальное упрямство, хотя я и могу сожалеть о нем. Она же, несомненно, не осталась глуха к этим… убедительным доказательствам привязанности, что объясняет любопытную сценку, когда я впервые привел ее на ют, сценку, которой я долгое время не мог найти объяснения.

Ответ начал складываться в моем уме, когда я обнаружил его в полутьме коридора, ведущего к каюте миссис Уоган: он стоял на коленях и — как второй Пирам [15] — говорил с нею через отверстие для передачи пищи и прочего. Я отступил за переборку, то есть временную стенку, чтобы удостовериться в своем предположении: другие тоже пытались вступить с ней в незаконное общение, а мичманы вообще проделали из кокпита отверстия, чтобы подглядывать за ее прелестями, но это был Хирепат. С его стороны разговор состоял по большей части из выражений привязанности, не особо оригинальных, но довольно трогательных в своей очевидной искренности, и восклицаний. С её стороны я мало что различил, кроме этого струящегося странного смеха — исключительное счастье радости на сей раз, но стало ясно, что они давно знакомы, их отношения близки, и ей приятно иметь друга в этой изоляции. Они так сильно увлеклись беседой, соединив руки через отверстие, что Хирепат не услышал, как подошел мичман, спешащий из кокпита.

Я кашлянул, чтобы предупредить, но напрасно. Его обнаружили. Будучи спрошен, что он тут делает, Хирепат с мучительным затруднением ответил, что хотел помыть внизу руки и заблудился. Мичман, молодой Байрон, оказался весьма добр — сказал, что Хирепат должен помнить о своих обязанностях: разве он не знает, что вахта сменилась, и, даже если он побежит, то несомненно пропустит перекличку?

Поведение миссис Уоган, когда я навестил ее сразу после случившегося, было полным подтверждением, если подтверждение вообще требовалось. Она достаточно хорошо скрывала свою радость, но выдал пульс: но даже без непослушного пульса, считаю, что она — всего лишь посредственный агент. Несомненно, одаренный для получения информации из определенных источников, решительный и целеустремленный, но впавший в прискорбное замешательство, оставшись без руководящих указаний. Никто не научил ее огромной ценности тишины: она будет болтать (частично из хороших манер), и иногда ее выдумки ненамного лучше, чем у бедняги Хирепата.

Наше знакомство развивается вполне успешно. Ей известно, что я — ирландец, желающий видеть свою страну независимой, ненавидящий всё доминирующее и культивирование колоний. А когда я заговорил о своем негодовании действиями этого самого „Леопарда“, напавшего в седьмом году на нейтральный американский фрегат „Чезапик“, убившего нескольких из его команды, и изъявшего пару американских моряков ирландского происхождения — действие, почти вызвавшее то, что я назвал бы допустимым поводом для объявления войны, полагаю, что она была готова раскрыть себя. Глаза вспыхнули, она подняла голову, но я сошел на банальности. Festino lento [16], как сказал бы дорогой Джек. Сомневаюсь, может ли она сообщить мне что-то, кроме имени своего шефа — прямого руководителя, но этого стоит подождать. Даже если нет никакой связи с французами, за этим джентльменом и его друзьями нужно понаблюдать.

И если британское правительство своим глупым, недружелюбным обращением с американцами, удушением торговли, досмотром судов и принудительной вербовкой матросов вынудит их объявить войну, то эта связь почти обязательно возникнет, тогда этот руководитель, конечно, должен быть арестован. Постепенно, постепенно может так произойти, что я смогу неплохо использовать Хирепата. Иногда моя деятельность весьма одиозна. Временами я вынужден размышлять о чудовищной, бесчеловечной тирании, которой Бонапарт разрушает Европу, чтобы вернуть самообладание и оправдаться перед наивным молодым человеком, каким я был когда-то.

О Луизе Уоган: убежден (как же мало я себя знаю) в определенной, так сказать, нежности или теплоте, возникшей в наших отношениях, и исчезнувшей после появления ее возлюбленного. Ничего грубого, о, нисколько, только нехватка чего-то неприметного.

Когда у нее вообще не имелось союзника в этом мрачном, замкнутом и тошнотворном плавучем мире, естественно, что она цеплялась за предложенное, и очень любопытными способами пробовала усилить хватку. Исчезновение этой теплоты, полагаю, явление временное, так как своего возлюбленного она сможет видеть редко, да и мало кого еще, кроме своей горничной (а у миссис Уоган нужда в женском обществе не больше, чем у Дианы Вильерс). Поэтому мне стоит быть начеку. Есть невыносимо глупые самодовольные хлыщи, заявляющие, что женщины их преследуют: они не встречают ничего, кроме заслуженного презрения и недоверия. И все же, может произойти что-то в этом духе, и в течение какого-то времени я полагал, что развитие отношений с моей стороны не будет безжалостно отвергнуто. Более того, глубинные желания моей персоны совершенно отсутствуют: последствия моего воздержания, опиум во всех его формах, являющийся антиафродизиаком, противодействующим любовному желанию. Требует ли долг, чтобы я продолжал? Умеренно, конечно, и ни в коем случае не как потачка, а скорее как часть процесса расследования, в котором необходим ясный, целомудренный ум. Дьявольская мысль.

В этих случаях считается, что, отказываясь, человек совершает смертельное преступление. Может и так, но это — вне моего опыта, и я обязан помнить, что все подобное рассказано мужчинами, которые любят приписывать другому полу мужскую похоть и поспешность. Лично я сомневаюсь: ненавидела ли темновласая Сафо своего Фаона [17]. В любом случае, ко мне это не относится. Я не Фаон, не златокудрый юнец, но потенциально полезный союзник, источник существующего материального комфорта, некая небольшая гарантия на будущее. По крайней мере, не отталкивающий компаньон там, где невозможно найти кого-то другого. И все же, льщу себе, есть определенная неподдельная симпатия: небольшая, что и говорить, но для меня достаточно, чтобы почувствовать, что ей не приходится сильно принуждать себя, изменять своим принципам, завлекая меня в постель. Мне кажется, она из женщин, кого эта забава не слишком влечет, но которые способны предаться ей ради удовольствия, дружбы, милости и даже — при наличии некоторой симпатии — из деловых соображений.

Для таких женщин сексуальная верность значит столь же мало, сколь и сам акт — с равным успехом можно принуждать их пить вино только с одним мужчиной. Знаю, подобное отношение сильно осуждается: их называют шлюхами и другими некрасивыми словами; в этом случае, не думаю, что это влияет на мою симпатию».

Стивен сделал паузу, посмотрел на папку, присланную сэром Джозефом, и продолжил:

«Вижу, у нее было три основных связи: одна — с Г. Хэммондом, членом парламента от Холтона, другом Хорна Тука и литератором, другая — с богачом Бердетом и третья — с еще более богатым Бридлбэйном, не учитывая связи с лордом Адмиралтейства, которая и привела к текущей ситуации. Однажды как секретарь упомянут некий Майкл — видимо, Хирепат. Эти связи более или менее известны, но ее репутация не пострадала; по крайней мере, это касается ее посещений леди Конингэм и леди Джерси, где она, несомненно, и познакомилась с Дианой. Некогда также был несколько призрачный мистер Уоган из Балтимора, сначала прикомандированный к миссии мистера Джея, а затем к другой — в Санкт-Петербурге, где он все еще может находиться.

Под псевдонимом Джон Доу издала комедию „Несчастные любовники“ и томик стихов „Мысли о свободе“ за подписью „Леди“. Почему, почему Блэйн не нашел мне копии? Ничто так не выдает человека, как его книга. Средства к существованию неизвестны: нерегулярные денежные переводы из Филадельфии. Морганом и Леви, а также основными лондонскими ростовщиками считается несостоятельным и рискованным заемщиком. По-видимому, объединяет проституцию в высших кругах с разведкой».