Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Негры уложили на дно реки, от берега до глубины, чуть меньшей человеческого роста, решетку из связанных друг с другом жердей. Затем начали укладывать на нее стволы деревьев, все более и более длинные, пока они не сравнялись с верхней частью утеса. Завтра скрепят крайние бревна с концами жердей, а сверху сделают настил из тяжелых, грубо обтесанных досок, положенных крест-накрест. И в самом конце работы на глубине осадки парохода им надо забить две сваи, которые будут поддерживать причал. Забивать их в речное дно придется с плота. Только сначала надо построить сам плот. На это уйдет еще два-три дня, прикинул Гай. Он имел представление о том, как строятся причалы, ведь в прошлом году, когда зыбучие пески вывели из строя причал у Мэллори-хилл, перегородив путь к нему многотонной массой, он помогал Тому Стивенсу и его сыну Брэду, надсмотрщикам Мэллори, строить новый, выше по течению, в более глубоком месте. Том Стивенс, сын Уилла, друга Эштона Фолкса, надсмотрщика на его плантациях, был прекрасным инженером-практиком, и знания его были почерпнуты отнюдь не из книг. И теперь, когда работа началась, Гай вспомнил весь ход строительства.
Он привел негров обратно в их лачуги, уже когда стемнело. Джерри, конечно, давно вернулся домой, убедившись, что Гай гораздо лучше справляется с делом, чем Вэс, будь он на его месте. У Гая осталась только слабая надежда на то, что Джерри не поедет мимо хижины. А то, что Джерри выберет именно эту дорогу, было маловероятно, если, конечно, он уже не заподозрил что-то неладное: ведь путь от Плам Блафф к Фэроуксу мимо хижины был кружным.
Настроение у Гая было самое скверное. Он не мог решить, ехать ли сейчас домой, чтобы поговорить наедине с Вэсом и предупредить его, или возвращаться к хижине, чтобы убрать красноречивые свидетельства женского присутствия. «Лучше ехать к хижине, – решил он наконец. – Папа там не появится до наступления ночи, и я застану его дома, за ужином или немного позже, если не поспею домой к этому времени…»
Путь до хижины был долгим. Когда Гай добрался до нее, то обнаружил, что двери заперты, а окна плотно закрыты. Он потратил три четверти часа, пытаясь забраться внутрь, а потом разбил оконное стекло, сорвал шторы и завернул в них цветочные горшки, затем сдернул с кровати прекрасные поплиновые простыни с гербом Фолксов и бросил их в ту же кучу. За ними последовали оловянный кофейник и тарелки из Фэроукса. Когда же Гай удостоверился, что ничего не упустил из виду, он поехал к берегу реки, связал все в узел, нагрузив его камнями, хотя цветочные горшки и сами по себе весили немало, и швырнул узел в реку, с мрачным удовлетворением наблюдая, как он погружается в залитые лунным светом воды.
Но было поздно, слишком поздно, и он знал это. Единственное, что немного успокаивало, – это мысль о том, что если отец действительно придет, то разгром, который он обнаружит в доме, послужит ему предостережением. Но поймет ли он, в чем дело? Не припишет ли все это какому-нибудь вороватому негру и не успокоится ли на мысли, что этот негр, будучи виновным, никогда ничего не скажет Джерри?
И мальчик понесся галопом во весь опор через темный лес, почти не различая ям и упавших деревьев, больше полагаясь на память, чем на зрение, пока не вырвался из мрака сосен на залитые лунным светом поля, поднимая Пега в воздух над изгородями, продвигаясь все ближе и ближе к дому…
Он вылетел из седла еще до того, как серый жеребец остановился; едва коснувшись земли, он уже бежал и, широко распахнув дверь, ворвался в дом, крича:
– Папа! Папа!
– Его здесь нет, – ответила Чэрити устало. – Он так и не приходил домой…
И Гай, повернувшись, помчался назад через дверь, во двор, к лошади, услышав, как мать прокричала высоким жалобным голосом: «Подожди, ты разве не хочешь ужинать?» – и, не обращая внимания на это, совершенно не думая о голоде, усталости, забыв о сыновнем почтении, вновь вскочил в седло и выехал со двора в поля, залитые великолепным лунным светом, но показавшиеся ему серыми и безрадостными. Его мучила ужасная мысль: слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно… Он уже там сейчас, а этот негр, возможно, все уже рассказал Джерри, и тот следит за хижиной… Джерри может выстрелить из засады – большой храбрости для этого не нужно, и ни один суд в штате…
– Проклятие, Пег, быстрее!
На поляне перед хижиной было очень тихо. Из разбитых окон лился розоватый свет, в камине горел огонь, скорее для освещения, чем для тепла, – ночи уже были достаточно теплыми. И он, спешившись, пересек поляну, остановился перед дверью хижины и поднял руку, чтобы постучать, но не смог, увидев их фигуры в отблесках пламени и мелькании ночных теней, соединенные в тесном объятии, и отступил назад, чувствуя глубоко внутри страшную слабость; нагота Речел показалась ему осквернением святынь, настоящим святотатством в храме его богов, и он повернулся, ослепленный слезами, и угодил прямо в руки одного из пяти или шести мужчин, сопровождавших Джеральда Фолкса в его последнем беспощадном акте мщения за поругание чести, которой он не обладал, но должен был теперь защищать, как будто она у него была.
– Держите его! – тихо сказал Джерри. – Если нужно, свяжите. Остальные – за мной!
Гай не сопротивлялся, стоя со связанными руками между двумя крупными мужчинами, прекрасно понимая, что теперь слишком поздно бороться, кричать, убегать. Слишком поздно для всего, кроме древней как мир драмы двух мужчин, направивших стволы пистолетов друг на друга, соединенных случайностью, нелепой трагикомедией своих претензий на честь, одинаково виновных в гордыне и безрассудстве.
И вот пробил час – и у Джерри вдруг обнаружилось мужество. «Завтра, – горько подумал Гай, – Миссисипи потечет вспять – от Нью-Орлеана до Цинциннати, луна взойдет на рассвете, а звезды упадут вниз».
Он видел, как люди Джеральда отошли назад, готовясь к атаке. Потом ринулись вперед – дверь проломилась внутрь, разлетевшись в щепки под пронзительные вопли Речел и громкий рев Вэса: «Кто, черт возьми…» Потом наступило долгое, показавшееся Гаю бесконечным, молчание, разорванное высоким, но достаточно спокойным голосом Джеральда Фолкса:
– Джентльмены, вы видите, что у меня есть все основания подать в Верховный суд ходатайство о разводе с этой женщиной…
– Ах ты, плюгавый ублюдок! – проревел Вэс. – Я переломаю твои чертовы…
– Ты, Вэс, – невозмутимо продолжал Джеральд, – попал в такое положение, что вряд ли можешь угрожать. Кроме того, я полагаю, у тебя есть хоть какие-то претензии на благородство. Давай обойдемся без этих пустых угроз. Я буду ждать тебя на песчаной отмели завтра на рассвете. Ты слывешь хорошим стрелком, поэтому, надеюсь, не будешь возражать против пистолетов. Право выбора за тобой, конечно, хотя я, надо сказать, поступаю великодушно. Я знаю, что ты в отличие от меня не владеешь саблей или рапирой. Ну, что ты скажешь на это?
– Я бы выбрал длинные охотничьи ножи и расстояние в три шага, – прорычал Вэс, – но ты всегда был таким изысканным, таким щеголем, что я, пожалуй, оставлю твою шкуру в целости для похорон. Пистолеты! А теперь убирайся отсюда, трусливый соглядатай, ублюдок плюгавый, дай нам одеться!
– Не беспокойся! – ухмыльнулся Джерри. – Мы вас оставим в покое до утра. Одной вашей встречей больше, одной меньше – какое это имеет значение, если завтра ты за все мне заплатишь, мой дорогой кузен! Развлекайтесь, дети мои, если сможете, я благословляю вас!
Он повернулся и вышел, а вслед за ним и остальные направились туда, где ждали их двое мужчин, стерегших Гая. При свете луны мальчик видел, что все смотрят на Джерри с удивлением, даже со сдержанным восхищением. Джеральд Фолкс держал себя хорошо, куда лучше, чем от него можно было ожидать.
«Я, наверно, застрелю этого негра», – думал Гай с горечью. В это время к нему подошел Джерри и остальные мужчины.
– Развяжите руки мальчику, – мрачно сказал Джерри, а потом обратился к Гаю: – Прости, сынок, что стал свидетелем всего этого. Но даже ты не сможешь отрицать, что справедливость на моей стороне.
