Флибустьер - Ахманов Михаил Сергеевич (читаемые книги читать .txt) 📗
– Пасть не разевать, пока не закончу. Кто не вовремя раскроет, подавится зубами. Заорете, когда я дам сигнал. – Он хмуро оглядел собрание, прищурился на солнце, висевшее низко, над самой церковной крышей, и сплюнул себе на сапог. – Значит, так, парни, есть новость хорошая и новость плохая. Том Садлер сказал, что меньше тысячи серебряков никто не получит, а у тех, кто шастал на рудник, выйдет даже тысяча пятьсот. И все эти денежки уже в трюме «Ворона», и вес у них такой, что наша лоханка на ладонь осела.
Одобрительный гул прокатился по рядам корсаров, и боцман переждал его без ругани, видно решив, что искренняя радость субординацию не нарушает.
– Теперь плохая новость, и ее вы все уже слышали: наш Старик пулю поймал. Да смилуется Господь над ним и пропустит в рай его душу! – Стур размашисто перекрестился, и все офицеры и окружившие их Береговые братья повторили этот жест. – Стало быть, нужен нам новый капитан и предводитель, и за кого вы громче крикнете и бросите метку, тому на мостике и стоять. Тому, значит… Эй, Джек Астон! Ты чего лапу тянешь, вор кладбищенский? Или я толкую непонятно? Или башка от дум разъехалась?
– Вопрос, мастер Стур! – Поднялся бородатый пират в алой косынке. – Вопрос! Что сказал Старик? То есть какая была его последняя воля?
– А ничего он не успел сказать. Пуля сюда попала, – Стур хлопнул себя по загривку, – и он сразу окочурился. И все вы знаете, что никаких разговоров о том, кто его когда-нибудь заменить, не велось. Ни прежде, ни в последние дни. – Переждав секунду-другую, боцман закончил: – Ну, кричите! По закону Берегового братства всяк из вас может предложить в капитаны или себя самого, или кого-то из команды. Кричите!
– Садлер! – тут же донеслось от дома коменданта. – Том Садлер!
– Садлер, Садлер! Садлера хотим! – послышались редкие выкрики, но основная масса их не поддержала. Наступила тишина, и вдруг за спиной Серова кто-то рявкнул:
– Даешь ван Мандера!
– Точно, – сказал Мортимер и завопил во всю глотку: – Ван Мандер, ван Мандер!
Имя шкипера подхватила еще пара дюжин человек, оравших минуты две, после чего вопли как отрезало.
– Ты разве за ван Мандера? – спросил озадаченный Серов, наклонившись к Мортимеру.
– Вовсе нет, однако поуважать стоит, – ответил подельник. – Том староват, задержится недолго, а с ван Мандером нам еще плавать и плавать. Видишь, зыркает туда-сюда, запоминает, кто за него кричал… Пусть и меня помнит. А крикну я потом за Тегга. Или за Пила.
– Ну-ну… Ушлый ты парень, политичный. Парламент без тебя плачет.
– Какой еще парламент?
– Российский, – со вздохом пояснил Серов. – Вся Государственная дума. В ней, конечно, свои клоуны есть, но лишний никогда не помешает.
После ван Мандера поуважали Стура, затем всех трех сержантов, выкрикивая поочередно их имена. Тем временем солнце опустилось за церковную крышу, длинные тени от колокольни, креста и пальм легли на площадь, и Стур послал людей за факелами. Их принесли из дома коменданта, но зажигать не стали – наступившие сумерки скрадывали лица, но фигуры людей были еще видны. Серов заметил, что отцы-командиры уже не стоят тесной кучкой, а растянулись полумесяцем: с одной стороны Росано, Тегг и Галлахер, с другой – Пил и Дойч, а между ними Тиррел, Садлер и ван Мандер. Боцман по-прежнему стоял впереди, рядом с подвешенным к шесту колоколом. Толпа пиратов придвинулась еще ближе, и теперь от предводителей их отделяло не больше десятка шагов. На таком же расстоянии от Серова оказались Шейла и охранявшие ее люди.
Боцман ударил в колокол:
– Ну, пошутили, и будет! Кричите по новой!
Словно дождавшись нужного сигнала, Джулио Росано запрокинул голову, напрягся и завопил:
– Тегг! Тегг! Тегг!
Сложение у хирурга было субтильное, голос в обычное время скорее тихий, чем громкий, но при нужде умел он кричать гнусаво, протяжно и оглушительно, как пароходная сирена. Возможно, то был особый ораторский прием, коему обучали в Падуанском университете, приберегаемый для научных диспутов и публичных молебнов. Если так, то Росано владел им в совершенстве.
– Тегг! Тегг! Тегг!
Десятки голосов со стороны церкви подхватили этот вопль, но от дома коменданта дружно откликнулись:
– Пил! Пил! Пил!
Некоторое время пираты надсаживали глотки, одна партия старалась перекричать другую, но силы, похоже, были равны. Те, кто колебался и никаго решения еще не принял, вели себя по-разному, как и подельники Серова: Хенк молчал и обалдело крутил лохматой башкой, а Мортимер один раз выкрикивал имя Тегга, а другой – Эдварда Пила. Серов кричал во всю мочь, одновременно наблюдая за предводителями; в какой-то миг он заметил, как Пил повернулся к Дойчу и что-то ему прошептал.
Раздался удар колокола, и вопли смолкли.
– Так не пойдет, парни! – недовольно прорычал Стур. – Чего вы хотите, навоз черепаший? Или будем метки бросать да считать, или жребий метнем?
– Пусть скажут! – послышался крик из задних рядов. – Пусть скажут, а мы послушаем!
– Пусть! Пусть! – согласным воплем отозвались две партии, и Тегг, перехватив инициативу, тут же выступил вперед. Вместе с ним шагнули Росано и Галлахер, и теперь все трое стояли неподалеку от Шейлы и ее охраны, явно давая понять, кто их поддерживает.
– Вы меня знаете, – начал Тегг, – и помните, сколько лет я проплавал со Стариком. Больше, чем осталось зубов кой у кого из вас! – Он повысил голос. – Кто скажет, что я потратил даром хоть одно ядро? Хоть раз промазал и влепил не в борт испанцу, а в Божий свет? Лишил кого-то доли, хоть одного серебряка? Скрыл хоть единую монету или наказал без вины какого-то сукина сына?
Пираты одобрительно загудели, Мортимер завопил: «Тегг! Тегг! Это он, наш Сэмми!» – но тут же сник под грозным взглядом боцмана. Сумерки сгустились, Стур велел зажечь факелы, а бомбардир, вытянув руку к небу жестом клятвы, произнес:
– Господь видит! Если я стану капитаном, обещаю, что будет добыча и будет справедливость. Каждый получит свое по закону Берегового братства: все мои помощники, и каждый член команды, и мисс Шейла Брукс, владелица корабля. И никого зря не накажут, и будет порядок на палубе!
Опустив руку, Тегг отступил. Секунду царило молчание, затем корсары разразились ликующими криками, и Серов было решил, что дело в шляпе. Кое-что, однако, показалось ему подозрительным: Дойч, стоявший рядом с Пилом, исчез, и у веранды комендантского дома наметилось какое-то неясное шевеление. Факелы там не горели, и он видел лишь смутные тени, скользившие взад и вперед, да слышал легкий стук, который, впрочем, скоро прекратился. Пил, не обращая внимания на эту суету, дождался, когда боцман снова ударит в колокол, и вымолвил:
– Вы послушали Сэмсона Тегга, и я согласен, что бомбардир он меткий, но место ему не на квартердеке, а на пушечной палубе. Он много чего вам наобещал, но дать больше, чем обещано, не сможет. А обещания – это слова. Слова о добыче, порядке и справедливости… Только слова! А я – я не обещаю, я даю! Даю каждому из вас полуторную долю, а тем, кто взял рудник, – двойную! Каждому еще по пятьсот песо, по сто десять английских фунтов! Это не пустая болтовня, а звонкая монета, которую можно потрогать и опустить в карман! Это деньги… Деньги! – прорычал боцман, круто поворачиваясь к Пилу. – А где ты их возьмешь, почтенный сэр? В заднице своей матушки? Еще шестьдесят тысяч песо для команды?
Пил положил руки на пистолеты, торчавшие за поясом, и холодно усмехнулся:
– Где возьму – моя забота, но от капитана Эдварда Пила каждый получит деньги в эту ночь. Прямо сейчас!
Воздух содрогнулся от оглушительного рева, и Серов понял, что они с Теггом и Шейлой почти проиграли. Мортимер, потянув за собой Хенка, решительно двинулся к комендантскому дому, как и прочие сомневавшиеся; теперь они топали ногами и орали в унисон: «Пил, Пил! Наш парень Пил! Пила в капитаны!» Две трети команды, заслышав звон серебра, разом встали на его сторону, и перетянуть кого-нибудь из них обратно было непростой задачей. Но если не справиться с этим, последствия будут ужасны. Серов уже видел, как Эдвард Пил, перешагнув через его окровавленное тело, тащит Шейлу в капитанскую каюту, срывает с нее одежду и швыряет в койку. Так оно и произойдет, понял он, произойдет в эту же ночь, когда защитники Шейлы будут мертвы, а экипаж перепьется. И Пил получит все – и корабль, и девушку, и ее деньги.
