На дне морском - Кириллов Григорий Иванович (читать книги онлайн без txt) 📗
— Вот то-то и хорошо, плотнее к палубе прижимать будет. Без этого нельзя. А тяжесть их только наверху держать приходится, в воде все как рукой снимет. Ну, ладно… Повесили, закрепили. Коляда надел мне на голову медный пудовый шлем и ключом зажал на болтах гайки. Чувствую, жарко становится. «Скорее бы, думаю, в воду, там полегче будет». Выбрался я на висевший за кормой трап. Коляда смочил иллюминатор, чтобы в воде не потел, дал команду, и матросы начали качать на помпе. У меня в шлеме задышал воздух.
«Можно?» — спрашивает Коляда.
«Давай»,- говорю.
Завернул он мне иллюминатор, стукнул ладонью по медной голове, что означало «готово», и я стал спускаться по ступенькам трапа. Вода вокруг зашумела, забурлила и с каждой ступенькой все сильнее отрывала меня от трапа. Спустился я по грудь, вытравил почти весь воздух, взялся за спусковой конец, обвился вокруг него ногами и быстро, как мог, пошел вниз. Давление так резко увеличивалось, что у меня сильно заболели барабанные перепонки, словно кто на них пальцами надавил. По правилам надо остановить спуск и подождать, пока выравняется давление, но куда ж тут останавливаться? Течение начнет трепать, оторвет от конца и хорошо еще на поверхность выкинет, а то зацепишься где-нибудь шлангом или сигналом, и будет тебя мотать, пока душу не вымотает. Спускаюсь, а сам кричу, глотаю слюну, чтобы ослабить давление на перепонки, и вот уж вижу — нос парохода показался. Преодолел последние метры и упал на палубу за фальшборт. Здесь течение слабое, и мне сразу стало легче.
«Ну что там?» — спрашивает по телефону Матвеич.
«Подожди,- говорю,- дай дух перевести».
Оттого, что я мало держал в костюме воздуха, у меня закружилась голова и на лице выступил пот. Провентилировав скафандр, отдохнул немного, стал осматриваться. Вижу, пароход лежит носом против течения. Цепь и якорь целы, труба на месте, только вентиляторов не видно, должно быть, течение повалило и унесло. Мачта покривилась, но держится. «Здесь, думаю, все ясно, теперь надо как-то за борт спуститься и посмотреть, глубоко ли нос парохода в грунт зарылся». Заметил, что пароход стоит не прямо против течения, а чуть наискосок. И течение бьет в его правую скулу. «С какой же, думаю, стороны мне лучше спускаться?»
— Ясно, с левой,- сказал один из мальчиков, Рыжик, который сидел поближе.
— Ясно, да не совсем.
— Почему? Ведь с левой стороны течение меньше?
— Может быть, и меньше, но оно идет вдоль обшивки, и удержаться очень трудно. А с правой стороны будет прижимать к обшивке, и удержаться легче. Вот оно какое дело! Перевалился я через фальшборт, ноги по течению пустил, а руками за нос ухватился. Течение прижало меня к обшивке, и я в горизонтальном положении, перебираясь руками, стал двигаться вниз. Добираюсь до грунта и вижу, что нос парохода не занесло, а, наоборот, весь песок из-под носа вымыло.
«Ну, что там?» — кричит Матвеич.
«Все в порядке,- говорю,-можно хоть сейчас спустить трос и начать подрезку».
«А якорная цепь не будет мешать?»
«Цепь вся на палубе, и якорь на месте».
«Ну, раз все в порядке, тогда выходи наверх».
«Подожди,- говорю,- Матвеич, выходить, так с музыкой».
Поднялся я снова на пароход, лег на палубу головой против течения и, придерживаясь за леерные стойки, стал спускаться к подкрылку.
Вторая каюта, где осталась Сережкина гармошка, находилась в правом подкрылке под мостиком. Спускаюсь. Вижу, тонкий конец веревки зацепился за леерную стойку и лентами стелется по палубе. «Это, думаю, мне пригодится». Прихватил. Добрался до подкрылка и остановился. Надо было отпускаться от леера и ползти под мостик, а там и течение сильнее, и держаться не за что: палуба гладкая и обшивка подкрылка тоже гладкая. Вот тут-то мне веревка и пригодилась. Привязал я конец к леерной стойке и, придерживаясь за него, пополз под мостик. Чувствую, вода тут идет, как в трубу. Оставаясь почти совсем без воздуха, чтобы плотнее прижиматься к палубе, я с помощью веревки добрался до открытой двери каюты и вполз в нее. И снова чувствую, что от недостатка воздуха голова кругом пошла. «Нет, думаю, так дальше нельзя: надо воздуха держать побольше, а то можно вовсе сознание потерять». Попросил прибавить воздуха, отдышался, встал на ноги. В каюте сумрачно и тихо, никакого течения нет, только песку на пол сантиметров на пять нанесло. Ну ладно. Осмотрелся, подхожу к столу, пошарил рукой — нет Сережкиной гармошки. Наклонился, а она на полу лежит, должно быть, упала, как пароход ударился. Выбрался я из каюты и только начал подтягиваться, конец возьми и лопни. Я и опомниться не успел, как меня подхватило течение, оторвало от палубы и выбросило из-под мостика с другой стороны. Шланг и сигнал натянулись, и меня, как запущенного змея при сильном ветре, начало мотать высоко над палубой из стороны в сторону. А я в одной руке гармошку зажал, второй за сигнальный конец придерживаюсь, чтобы меня не ставило поперек течения. Вижу, дело плохо. Тут бы лишний воздух вытравить, да шлем подняло, золотник головой достать не могу. Хочу подтянуться по сигнальному концу к мостику — сил не хватает. Просто беда.
«Меньше воздуху! — кричу.- Выбирайте меня наверх!»
А мне отвечают:
«Где-то зацепились сигнал и шланг, отцепляй быстрее, а то плот несет».
«Ну, думаю, капут!» Раз плот несет, катер должен немедленно уходить к берегу, иначе потопит, а тут я застрял, и застрял так, что ни взад, ни вперед. Водолазная рубаха на мне пузырем надулась, пот градом льет, а меня мотает, как щепку, ну просто душу выматывает.
«Выходи быстрее»,- кричат по телефону.
Что делать? Гармошку бросить — все равно не поможет, да и жалко. «Парнишка, думаю, там ждет не дождется». Единственное спасение — это освободиться от воздуха, который раздувал уже штанины и угрожал поставить меня кверху ногами. «Если, думаю, ноги поднимет, тогда конец». И тут я вспомнил, что у меня на поясе висит нож. Бросил сигнальный конец, выхватил из чехла нож и распорол рубаху под мышкой слева. Воздух сразу вырвался наружу, и я упал на палубу. А тут новая беда: в разрез хлынула холодная, как лед, вода и стала заливать шлем.
«Воздуху, воздуху! Скорей больше воздуху!» — закричал я, чувствуя, как вода заливает мне шею, подбородок и вот-вот зальет меня совсем. Но в шлеме часто и шумно задышал подоспевший воздух, и вода остановилась.
«Что случилось? — спрашивают по телефону.- Алло, что случилось?»
«Давай больше воздуху, тебе говорят!» — кричу я в ответ, а сам с тревогой гляжу на заполнившую полшлема воду, от которой веяло пугающим холодком.
Воздух задышал сильнее, и вода под его напором стала уходить. Я облегченно вздохнул. «Ну, думаю, теперь буду жив», хотя, чувствую, все тело, как железными обручами, сковала ледяная вода. Но это уж не так страшно. Пополз под мостик. Скоро увидел оборвавшийся конец веревки и по нему добрался до леерной стойки. Теперь нужно было посмотреть, где зацепились шланг и сигнал. Скорее всего они могли зацепиться на мостике. Я поднял голову и вижу: на мостике второй водолаз освобождает мне шланг и сигнал. Это был Коляда. «Вот, думаю, товарищ так товарищ! Там плот угрожает утопить всех, а он ко мне на помощь лезет». И так мне радостно стало на душе, что я сразу забыл все со мной случившееся. Увидел он меня, помахал рукой и показывает: давай выходи наверх. Я взялся за сигнальный конец и слышу голос Матвеича:
«Алло, Даниил, ты жив?»
«Жив,- говорю,- Матвеич, давай поднимай наверх, да пускай качают сильнее, рубаху распорол».
Сверху потянули, и я полетел, крепко сжимая в руке Сережкину гармошку. Когда меня подтянули к катеру, матросы взяли гармошку и помогли мне подняться. Матвеич отвернул иллюминатор и говорит:
«Здорово ты распорол! Как же это?»
