Непотопляемый «Тиликум» - Гильде Вернер (книги бесплатно полные версии txt) 📗
К сожалению, вынужден признать, что смеялась Коике надо мной довольно часто, но, к великой моей радости, смех ее звучал, как колокольчик, и вскоре я так привык к нему, что готов был слушать его бесконечно.
А пока она провела меня шагов шесть-семь по коридору. Потом отодвинула бумажную дверь, выскользнула из своих туфелек и показала знаками, что это же самое должен проделать и я. В одних носках мы вошли в комнатку. На полу здесь были постелены татами — камышовые циновки. Коике отодвинула дверь к противоположной стене, и мне открылся вид на миниатюрный садик. Крохотные деревца от 20 до 50 сантиметров высотой росли между скальными обломками. В крохотном прудике с крохотным фонтанчиком плавали малюсенькие золотые рыбки.
Левая сторона комнаты была приподнята уступом. На стене висела какомоно — настенная картинка, которую можно накручивать на валик. Тогда я не знал еще, разумеется, что такое какомоно, и о японском искусстве икебаны — составлении цветочных букетов — тоже ничего еще не слышал. Всему этому Коике обучила меня в ближайшие недели.
В уголке стоял мой багаж. Это было мое первое знакомство с японскими методами работы. Все делалось незаметно и быстро.
Коике что-то прощебетала мне и указала на чемодан. Ага, она хочет его распаковать. Мои вещи мгновенно исчезли в стенном шкафу. Из этого же шкафа она достала большое кимоно и деловито приложила ко мне, подойдет ли по размеру. Мне стало ясно: в японском доме надо жить как японец.
Я ожидал, что девушка выйдет, чтобы я мог переодеться, но Коике об этом, видимо, и не думала. Напротив, она молниеносно стянула с меня пиджак и жилетку. Затем она расстегнула на мне рубашку. Я начал уже было беспокоиться, как же дело пойдет дальше, но Коике снова закрыла лицо рукавом и тихо хихикнула. Ни одна благовоспитанная японка никогда не станет смеяться мужчине в лицо. А Коике, как я узнал позже, посещала даже специальную школу хороших манер. Однако японские правила приличия не всегда соответствуют нашим, европейским (или американским), причем в большинстве случаев я нахожу, что японские лучше.
Коике еще раз раздернула пошире ворот моей рубахи, бросила взгляд на мою грудь, хихикнула и выскочила из комнаты.
Я тоже заглянул себе под рубашку, но не обнаружил там ничего, кроме волосатой моряцкой груди. Даже татуировки, как у большинства матросов, и той у меня не было. Я пожал плечами (этакое непонятное поведение!) и продолжил переодевание. Кимоно оказалось впору, и я гордо, как настоящий японец, прошелся несколько раз взад и вперед по комнате. «В садик выйти, что ли», — подумал было я, но не успел напялить на ноги маленькие туфельки, как снаружи послышалось многоголосое хихиканье. И тут же в комнату просеменила Коике в сопровождении трех новых дам — одна краше и узкоглазое другой.
Сначала, как полагается, пошли взаимные поклоны. Затем все четверо наперебой затараторили. Речь шла, по-видимому, обо мне.
Я подошел поближе к четверке красавиц и отвесил еще один поклон. Вежливость никогда не повредит, а уж с этакими красотками и подавно. И тут вдруг Коике-сан схватила обеими руками ворот моего кимоно и широко распахнула его. Она с гордостью демонстрировала подружкам мою волосатую грудь! От неожиданности я чуть не поперхнулся и застыл, как аршин проглотил. Трое новых девушек изумленно смотрели на меня. Потом одна из них робко подошла ко мне и легонько подергала меня за «шерсть».
Коике снова запахнула на мне кимоно. Любознательная троица низко поклонилась нам и скрылась, хихикая, за раздвижной дверью.
«Ханнес, Ханнес, — подумал я, — было дело, ты показывал на базаре за деньги свою лодку. Теперь, похоже, показывают тебя самого: кэптен Восс, человек с волосатой грудью. Только для детей и женщин! За вход 10 иен».
Как я узнал позже. Коике пришла от меня в такой восторг (у японцев волосы на груди не растут), что немедленно кликнула соседок, чтобы и они тоже подивились на европейское чудо.
Не знаю, сумел ли бы я постигнуть суть всех этих обстоятельств, не затянись отсутствие мистера Кобаяси на целых четыре недели.
Все это время мы с Коике были одни, и я учился от нее японским обычаям: принимать горячую ванну (не водичка — крутой кипяток!) по три раза в очень жаркий день; вытираться влажными полотенцами; есть сырую рыбу с водорослями и рисом, а главное, я учил важнейшие японские слова.
Во всяком случае я смог уже приветствовать господина Кобаяси и повести с ним несложную беседу. Кобаяси оскалил в улыбке желтые лошадиные зубы, затолкал меня в коляску, называемую, как и запряженный в нее человек, рикшей, и отвез в гавань. Там стояла столь хорошо знакомая мне глостерская шхуна, близнец моей «Джесси». Кобаяси показал на нее рукой и сказал:
— «Шикишима Мару».
Далее, к моему великому удивлению, оказалось, что мистер чиф-агент не понимает больше ни слова по-английски. Он говорил только по-японски. Делать нечего, пришлось обучаться японскому и мне. Не так уж и сложно: «хо» — парус, «хобашира» — мачта…
Ай да фирма «Смит, Смит и Смит»! Все, за что ни возьмется, делает основательно и, главное, рентабельно. Ни при каком ином методе обучения не постичь бы мне столь быстро основы чужого языка.
В конце 1908 года шхуна вышла в море. Я распростился с Коике-сан по японскому этикету (впрочем, по отдельным пунктам Коике предпочла все же европейские обычаи).
Команды к отходу и постановке парусов я уже умел отдавать по-японски. Для гарантии в нагрудном кармане у меня хранился еще лист бумаги с написанными на нем латинским шрифтом всевозможными японскими командами. Поскольку изучение японского языка планом Смитов для меня не предусматривалось, вахтенный журнал я вел на английском, и мистер Ода, мой штурман, заносил в него события своей вахты тоже на безупречном английском.
Стоило мне, однако, попытаться заговорить с ним по-английски, как он, вежливо улыбаясь, ответил:
— Сенси-ни ваташива вакаримасен дешита.
Смиты позаботились и о том, чтобы мой японский непрерывно улучшался.
О плаваниях на «Шикишиме» рассказывать особенно нечего. Морская практика на любых парусных судах в сущности почти одна и та же. И жизнь команды, и судовые работы — все очень похоже, и заботы везде одни и те же — ветры и бури, паруса да такелаж. Через каждые два-три месяца мы заходили в Иокогаму. Произведя расчет с Кобаяси, я ехал к Коике и оставался у нее, покуда снова не уходил на промысел.
Все шло размеренно и налаженно. Но вот в 1910 году произошли два события, снова коренным образом изменившие мою жизнь. Различные государства, чьи суда участвовали в промысле тюленей, заключили между собой соглашение, в соответствии с которым промысел с 1911 года прекращался. Владельцам судов выплачивалась соответствующая компенсация и командам — тоже соответствующая.
С той лишь разницей, что Смит, Смит и Смит получали шестизначную сумму в долларах, я — годовое жалованье, тоже в долларах, а остальная команда — месячное жалованье в иенах.
Вторым событием было то, что исчезла Коике, скрылась в неизвестном направлении, даже не попрощавшись.
Я кинулся к мистеру Кобаяси. На сей раз он прекрасно понимал и бегло говорил по-английски.
— Родители забрали ее назад в деревню. В ближайшие дни она выходит замуж. Фирма прилично заплатила ее старикам, и теперь Коике — хорошая партия. Да и вы, капитан, тоже ведь сделали ей кое-какие подарки…
Опечаленный, побрел я в портовую гостиницу. Нет, не везло мне в жизни с женщинами, а если и везло, то ах как мимолетно было это счастье!
21
В ожидании денег. Постройка «Си Куин». Течь в корпусе. Тайфун. Хорошего понемножку.
В Японии все организовано самым наилучшим образом. Это правило действует, к сожалению, даже когда японцы чего-то не хотят. В моем случае они не хотели выплачивать мне мою долю компенсации.
1 января 1911 года я высадился на берег и начал борьбу с властями. Со временем я смог бы составить толстый каталог оговорок и уверток. Такие простые варианты, как «Высокочтимый господин комиссар сегодня, к сожалению, отсутствует» или «К величайшему моему прискорбию, сегодня не приемный день», имели место лишь в первые недели. Потом пошли уловки более изощренные. «Да, да, конечно, мистер Восс, деньги вам, разумеется, немедленно заплатят. Но вот есть тут одна маленькая, незначительная неясность. Вы ведь канадец, не так ли? Высокочтимый господин комиссар должен решить, в какой валюте мы будем платить. Не можем же мы вам, канадцу, платить долларами, не так ли? С другой стороны, ваш договор с вашей старой фирмой оговаривает плату именно в долларах. Вот эта-то мелочь нам пока что и не совсем ясна. Пожалуйста, поймите нас правильно».
