Пираты - Рис Селия (читаем книги .txt) 📗
31
Пробудилась я от громкого шума за дверью. Кто-то разбирал завал снаружи, с грохотом скидывая ящик за ящиком. Я не сомневалась, что это Лоу явился за мной, чтобы получить отсроченное «удовольствие». Собираясь с силами, я пыталась вспомнить преподанные Недом уроки кулачного боя.
— Успокойся, это я. Держись! — Теплая, твердая ладошка размером не больше моей легла на стиснутый кулак, отводя его в сторону. Гибкая рука обвилась вокруг талии. Большие карие глаза Минервы смотрели на меня с тревогой и сочувствием. — Кто тебя запер в этой дыре?
— Лоу.
— Он ничего тебе?..
— Нет, — покачала я головой и усмехнулась, кое-что припомнив. — Решил не торопить события.
— А я тебя обыскалась. Весь корабль обшарила!
Она помогла мне выбраться наружу и подняться на палубу. Корабль Лоу теперь принадлежал нам. Часть его команды погибла в бою, остальные перешли на нашу сторону.
— Как это случилось?
— Когда они полезли к нам на палубу, Филипс пальнул картечью в самую гущу. Да так удачно, что уложил на месте половину абордажной команды. Их, правда, все равно оставалось больше, и поначалу нам пришлось туго, но они не ожидали, что мы станем так отчаянно защищаться. Кое-как отбились, затем сами перешли в наступление. Оттеснили их со шкафута на корму и зажали на шканцах. Тут они смекнули, чем пахнет, и запросили пощады. -Она пожала плечами. — Вот так все и закончилось.
— А Лоу куда подевался?
— Брум посадил его в шлюпку, велел убираться на все четыре стороны и предложил всем желающим разделить участь своего капитана и присоединиться к нему. — Минерва самодовольно усмехнулась, заложив за кушак большие пальцы обеих рук. — Таких нашлось немного.
Меня, безусловно, радовало, что победа осталась за нами, но решение Адама в отношении Лоу показалось мне чересчур либеральным. Я бы на его месте приказала отрезать мерзавцу уши и заставила бы их съесть, как тот в свое время поступал со своими жертвами.
Минерва провела меня по всему кораблю. Повсюду, как муравьи, трудились ремонтные команды, заделывая пробоины, сращивая снасти, штопая паруса и устраняя прочие повреждения, полученные в ходе сражения. По сравнению со «Скорым возвращением», барк казался настоящим дворцом. Помимо огромной капитанской каюты и кают-компании, на нем имелись также примыкавшая к камбузу столовая для экипажа, два просторных матросских кубрика, пассажирский салон и дюжины полторы пассажирских и офицерских кают. Как оказалось, моя расторопная подруга уже успела занять для нас одну из них.
Минерва уложила меня на подвесную койку, предварительно освободив от окровавленной одежды, притащила горячую воду, чистые тряпки и принялась обрабатывать мои раны. Поначалу она ужаснулась при виде запекшейся на моей груди и животе крови, но ее предложение позвать доктора Грэхема я с ходу отвергла, мотивируя свой отказ тем, что у него и без меня полно куда более тяжелых пациентов.
— Сейчас не время его отвлекать. Кроме того, я хочу, чтобы ты сама все сделала.
— Хорошо, — согласилась Минерва. — Но с условием: слушаться меня беспрекословно, не хныкать и не жаловаться!
Она поменяла воду, принесла из лазарета бинты, раздобыла где-то бутылку рома и приступила к основным процедурам. Первым делом вымыла меня с ног до головы. Я блаженствовала. Мягкие прикосновения ее рук и ощущение чистоты погрузили меня в полудрему, и даже саднящая боль отступила куда-то и почти не беспокоила. Зато потом пришлось стиснуть зубы и не хныкать, как было приказано. Мои кисти и руки покрывали многочисленные порезы. Самые глубокие из них пришлось зашивать суровой ниткой — так же, как задетый тесаком Лоу низ подбородка и длинное продольное рассечение, протянувшееся через грудину и верхнюю часть живота от горла до пупа.
Перед тем как накладывать швы или делать перевязку, Минерва обильно смачивала ромом каждую рану. Щипало так, что у меня слезы на глаза навертывались. Когда она закончила надо мной колдовать, всю верхнюю часть тела и руки до локтей сплошь покрывали бинты. А в качестве награды за терпение и мужество она заставила меня проглотить целую кружку крепчайшего грога, подогретого и щедро сдобренного специями, пряный запах которых напомнил мне Филлис. Я так и уснула с мыслью о ней.
Грэхем все же наведался к нам на следующий день и безоговорочно одобрил все действия моей добровольной сиделки. Раны мои, по счастью, не воспалились и быстро затянулись, оставив всего пару шрамов, сохранившихся и по сей день: один — крошечный, изогнувшийся полумесяцем под подбородком, другой — длинный и прямой, напоминающий натянутую струну. Но беда, как известно, не приходит одна. Полностью оправившись физически, я потеряла душевный покой. Ко мне снова вернулись ночные кошмары, и зазвучали в ушах зловещие слова, почему-то произносимые моим голосом: «Он идет за тобой!»
Я вздрогнула и проснулась на своей койке, плавно покачивавшейся в противовес бортовому крену корабля, и долго потом не могла сомкнуть глаз. Выходит, бразильцу уже известно, где я. Но как он мог проведать, что мы решили уйти из Вест-Индии в Африку, если об этом пока не знала ни одна живая душа, за исключением членов нашего экипажа? Неужели Бартоломе и впрямь обладает сверхъестественными способностями и может отыскать меня даже на краю света? В густом полумраке каюты слышалось ровное дыхание Минервы, размеренное поскрипывание бимсов и коечных креплений, снаружи доносился убаюкивающий шорох волны, разрезаемой форштевнем и журчащей струей обтекающей борта, но мне за этими повседневными и привычными звуками мерещился другой корабль, весь черный от киля до клотиков и невидимый, словно призрак, уверенно и неутомимо рассекающий морскую гладь в погоне за мной.
Я попыталась сосредоточиться и представить корабль-тень и его на палубе. Во сне я все это видела, хотя изображение оставалось смазанным и расплывчатым, как в тумане, но стоило мне проснуться, как оно начисто стерлось из памяти. А вместо него перед мысленным взором возникла длинная вереница вполне реальных судов, чуть ли не ежедневно попадавшихся нам на пути и несущих в своем чреве сотни и тысячи обездоленных и несчастных людей, жизни и судьбы которых были безжалостно перечеркнуты и исковерканы по чьей-то дьявольской воле.
Мы курсировали вдоль африканского побережья, ощетинившегося почти на всем протяжении крепостями и замками. В их сумрачных подвалах и подземных тюрьмах томились бесчисленные невольники: мужчины и женщины, матери и дети, братья и сестры. Их гнали к берегу океана в цепях и колодках со всего материка бесконечными караванами. Они брели по пыльным дорогам под палящим солнцем, терзаемые голодом и жаждой, спотыкаясь и падая. Тех, кто уже не мог подняться, оттаскивали на обочину и оставляли на съедение диким зверям. А рядом с изможденными, потерявшими человеческий облик фигурами перед моими глазами неизменно вставали ровные строчки бухгалтерского баланса, аккуратно выписанные круглым детским почерком.
— Что с тобой происходит, Нэнси? — донесся из темноты встревоженный голос проснувшейся Минервы.
Я не успела ей ответить. К моему величайшему удивлению, у меня внезапно хлынули слезы, и я разрыдалась, да так бурно и горько, что никак не могла остановиться. Минерва прошлепала ко мне босыми ногами и прилегла рядом на краешек койки, прижала к себе, крепко обняла, гладя по голове и ласково шепча мне на ухо что-то успокаивающее, а я уткнулась ей в плечо, продолжая рыдать и орошая слезами ее сорочку. Я не знала материнской ласки, и ни одна женщина не утешала меня прежде с такой самозабвенной и бескорыстной любовью. Щека моя прижималась к горячему, округлому плечу, скрытому под грубой тканью ночной рубахи. Вспомнив о позорном клейме на ее плече, я расплакалась еще громче. Минерва качала и убаюкивала меня, как ребенка, тихо напевая какую-то тягучую, монотонную мелодию без слов, и я постепенно успокоилась и перестала всхлипывать. По ночам у берегов Гвинеи так жарко и душно, что заснуть нам больше не удалось, и мы проговорили до самого рассвета.
