На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗

Вглядываясь в суровые лица своих товарищей, я видел, что каждый по-своему переживал разлуку с ушедшими кораблями: одни — с радостным волнением, заранее предвкушая интерес будущих научных открытий; другие — с романтическим восторгом, ожидая приключений; третьи — с глубокой и острой тревогой; четвертые — с откровенным чувством боязни: выдержат ли нервы еще одну зимовку?

Но очень скоро каждый проникся одной идеей, одной думой, которую народная мудрость облекла в лаконичную форму грубоватой, но справедливой пословицы: «Взялся за гуж — не говори, что не дюж».

Ответственность сплачивала и объединяла. Она напоминала: как ни различны вы по своим характерам и вкусам, как ни различен ваш жизненный опыт, теперь вы одно целое; как бы трудно вам ни приходилось, вы должны объединенными усилиями всего коллектива преодолеть все препятствия и выйти победителями из этой борьбы.

И с первого же дня, с первого же часа этого дня я наблюдал, как начиналась своеобразная кристаллизация коллектива, ядром которого явились старожилы корабля.

«Разные, очень непохожие друг на друга люди собрались на корабле. И к каждому надо будет найти особенный подход, к каждому подобрать отдельный ключик. Много еще воды утечет, пока все они станут настоящими полярными моряками. Но они все-таки станут ими. Их сделает моряками коллектив».

Так записал я в этот вечер в своем дневнике.

Нам предстояло выполнить большую и ответственную работу — поставить корабль на зимовку среди плавучих льдов. Накануне я долго осматривал окружавшие нас поля, стараясь отыскать получше защищенное от сжатий место. Но во время своих маневров «Ермак» так размолол льды, что выбрать удобное место было трудно.

Наконец выбор пал на широкое и толстое торосистое поле площадью в квадратный километр. Это поле казалось вполне надежным. В случае непоправимой аварии мы могли бы раскинуть здесь свой лагерь. Самым большим преимуществом этого поля была его конфигурация: на западе оно имело небольшую выбоину, на юге от него отходил большой и массивный отросток в виде тупого рога. Становясь к западной кромке льда, мы сразу получали надежную защиту с трех сторон — с юга, с востока и с севера. Только с запада нам могли угрожать удары льдов.

От спасительного ледяного поля нас отделяло около ста метров. Для исправного корабля такое расстояние — пустяк. Но «Седову» с изуродованным рулевым управлением преодолеть его было не так просто.

Подняв пары, мы попытались дать ход вперед, потом назад. Но корабль упорно разворачивался вправо. Тогда решено было перетянуться к облюбованному месту стоянки с помощью тросов и ледяных якорей.

Надо было отыскать дорогу среди обломков льда, заполнявших все пространство вокруг нас, протянуть к полю тросы и, выбирая их, постепенно подвести корабль к кромке.

После долгих и утомительных маневров удалось наконец просунуть нос «Седова» между плавающими обломками и полем. Буторин, Бекасов, Буйницкий и Мегер спустились по штормтрапу на какую-то небольшую льдину и, волоча длинный трос, побежали к полю, перепрыгивая с одного куска льда на другой.

Добравшись до места, боцман выбрал небольшой ропак покрепче, выдолбил за ним углубление и вставил туда ледовый якорь — массивный железный крюк, напоминающий коготь чудовищной птицы.

Полдела было сделано. Через минуту затарахтел брашпиль note 9, на котором был закреплен второй конец троса, присоединенного к ледовому якорю. Трос наматывался на барабан и не давал носу корабля уходить вправо. Одновременно была пущена в ход машина. При помощи машины и брашпиля нос корабля сначала подтянули к льдине, а затем стали к ней бортом. Подали кормовой конец. Мы стояли у льдины, как у стенки в заправском порту. Торжественно опустили трап. Теперь мы надолго обосновались у этого естественного причала.

Я решил в самое ближайшее время по-хозяйски освоить поле: выгрузить аварийные запасы и поместить их в палатках, создать резервный склад горючего, соорудить домик для магнитных наблюдений, установить рейки для наблюдения за нарастанием льда — одним словом, оборудовать поле всем необходимым.

В 17 часов механики погасили огни под двумя котлами.

Старожилы корабля уже свыклись с обстановкой дрейфующей зимовки, и нас не удручали камельки, холодные каюты, обеды из консервов, отсыревшие валенки и прочие неудобства. На людей же, только что пришедших к нам, все эти безотрадные детали неизбежно должны были производить тяжелое впечатление.

Мы это прекрасно понимали, и я с большой признательностью вспоминаю о том, какими чуткими и внимательными товарищами показали себя в эти дни все без исключения старожилы.

В первые же дни надо было разместить наше пополнение на корабле. Началось всеобщее «переселение народов», вызвавшее большое оживление. В бывшем красном уголке, превращенном за полгода до этого в кубрик, из старожилов остались только Буторин и Шарыпов. К ним присоединились Гаманков, Гетман и Мегер. Молодежь сразу же подняла веселый шум. С первого взгляда можно было безошибочно угадать, что весельчаки Гетман и Мегер быстро станут душой компании на долгих зимних вечерах у камелька. В запасе у них было столько историй и приключений, что на каждый случай они находили подходящий или неподходящий пример из собственной практики, и громкий хохот оглашал кубрик.

Алферов перенес свои вещи в каюту, туда, где раньше жили Токарев и Розов. Вместе с ним здесь поселился Недзвецкий. Правда, в этом помещении не было отдельного камелька, но оно обогревалось дымовой трубой, идущей от самодельной печи, которая стояла в кают-компании.

Трофимов и Токарев заняли пустовавшую каюту старшего механика и быстро привели ее в превосходное состояние. Здесь был установлен новый камелек.

Теперь оставалось подготовить помещение для Буйницкого. На «Садко» он жил в общем кубрике со всей командой, в то время как для его работы совершенно необходимо иметь отдельный угол. Разобрав дощатые переборки, мы соединили две каюты, в которых когда-то размещался старший помощник капитана, с третьей, где находилась раньше канцелярия.

К Буйницкому пристроился Бекасов. Он занял соседнюю каюту, ранее принадлежавшую второму помощнику. Прорезав переборку, Буйницкий и Бекасов соединили оба помещения, поставили камелек, быстро привели свои апартаменты в порядок, и через два-три дня каюты выглядели так, словно хозяева жили здесь уже целую вечность.

Все эти хлопоты так захватили людей, что недавние опасения и переживания стали довольно быстро забываться. Люди повеселели и больше не вспоминали об ушедших кораблях.

Вечером 31 августа случилось одно происшествие, наделавшее много шуму на корабле.

После долгого и трудного дня экипаж отдыхал. Было решено воспользоваться тем, что судовая динамо-машина еще работала, и показать кино. Наш кинотеатр был предметом гордости его «директора» Коли Шарыпова.

Правда, кино у нас было немое. Зато фильмы демонстрировались с музыкальным сопровождением: кто-нибудь из нас садился у патефона, выбирал свои любимые пластинки и неутомимо ставил их одну за другой. Дородные казачки из «Тихого Дона» плыли по экрану под аккомпанемент «Китайской серенады», а «Эволюция небесных тел» демонстрировалась под лихие звуки «Яблочка». Могло быть и наоборот — все зависело от того, кто в этот вечер дежурил у патефона.

Когда же Шарыпов пускал фильм задом наперед, то зрители испытывали более острые ощущения: люди на экране пятились, поезда стремительно мчались задним ходом, предметы, вопреки законам земного притяжения, не падали, а взлетали вверх. Одним словом — да простят нас кинорежиссеры, — нам удавалось даже самый серьезный фильм превращать в веселую комедию.

На этот раз интерес к сеансу был особенно велик: шестеро новичков еще ни разу не были в нашем кино, и для них фильмы сохраняли свою первоначальную свежесть. Остальным представлялась редкая возможность понаблюдать за тем, какое впечатление производят наши потрепанные ленты на свежего человека.