Зеленые созвездия (СИ) - Белов Алекс Владимирович (читать книги полные .txt) 📗
— Конечно! — восклицаю я. — Маму уговорю, чтобы она купила дом на побережье.
Будем тебя перевоспитывать, — продолжало Море. — Хотя, после этого люди перевоспитываются быстро.
— Да, — киваю я. — После чего этого?
Кстати, вот они и прибыли, — говорит Море, и я обшариваю взглядом небосклон. Ни одного признака вертолёта или самолёта, да и шума не слышно.
— Да где они, я ничего не ви… — и тут мой взгляд падает вперёд, в сторону запада, и тело начинает дрожать под водой от ужаса.
Ко мне направлялись три акульих плавника.
Я немедленно возвращаюсь в тело. Голову пронзает боль. Кожу рвёт огонь.
Что по мне, так это больнее, но не так долго и мучительно, как при утоплении, — говорит Море.
— Эй-эй-эй! — Эти звуки я произношу отчётливо даже пересохшим языком. — Мы так не договаривались.
Мы вообще ни о чём не договаривались, — отвечает Море. — А что-то не так? — его голос сквозит растерянностью.
— Убери их! Немедленно убери! — воплю я, или думаю, что воплю. Одна акула заходит справа, другая слева. Они начинают кружить вокруг.
Ну всем он не доволен, — ворчит Море. — Теперь-то что не так?
— Я не хочу умирать!
Опять он со своим не хочу. Я же тебе говорю: тебе уже не выжить. Это лучший вариант смерти на море. Все три особи давно не ели. Они растерзают тебя за пару минут.
— Убери их! — снова воплю я, но теперь Море молчит, а я кружусь в Круге в такт акульим плавникам и барахтаюсь ногами под водой, будто пытаюсь напугать серых водных хищников.
Я впервые вижу акулу так близко. Не верится, что внизу, под треугольниками, крутится массивное тело, но я чувствую движение воды вокруг. Они там.
— Прочь! — кричу я.
Море молчит. Акулы не уплывают, но и не набрасываются на меня, и вдруг… Я вижу, как один из плавников удаляется, а за ним тащатся и все остальные. Хищники почему-то уплывают, а по моему телу растекается слабость адреналина.
Подумать только, ещё ночью я не мог даже пошевелить веками.
— Спасибо, — шепчу я Морю, но то всё ещё молчит. — Море… — робко зову я. Может, его голос — лишь галлюцинация? Нет, я же слышу волны, чувствую присутствие надо мной чего-то инородного.
Вот это поворот событий, — вдруг произносит Море, и в его голосе слышится удивление.
— А что происх…
Но я не успеваю договорить, потому что невероятная сила дёргает меня за ногу, и я пулей вылетаю из центра Круга вниз, погружаясь с головой в морские глубины.
Я барахтаюсь. Пытаюсь отбиться от невидимых монстров, но за ногу меня держат не острые зубы, а что-то мягкое и даже ласковое. Из моего рта пузырьками вырываются крики.
И вдруг паника отступает. Я чувствую, что вода вокруг двигается, а невидимая сила несёт меня вперёд, всё ещё обвивая лодыжку. Внезапно дискомфорт исчезает, мне кажется, что каждая клетка моей кожи впитывает воду Моря, отделяя её от солей.
В голове вспыхивает идиотская мысль, но она столь навязчива, что я потакаю ей и открываю глаза.
Если я открывал глаза под водой в ванной, то меня охватывала непонятная клаустрофобия, паника, я начинал брыкаться и пускать пузыри. А сейчас никакого дискомфорта!
Потом я выскакиваю из воды и несусь по волнам со скоростью моторной лодки. Головная боль проходит, жажда постепенно пропадает. Я смотрю широко раскрытыми глазами в небо и ничего не понимаю, но боюсь произнести хоть слово. Даже подумать о чём-то. А разум Моря всё ещё нависает надо мной.
Я ловлю глюки. Всё это неправда. И я умираю посреди моря от голода.
Время течёт медленно. Несмотря на отсутствие жажды, мне всё равно плохо. Масса других недугов мучает тело. Какофония усыпляет меня слабостью.
А потом передо мной возникает теплоход. Я уже никакой даже для простенькой радости. Слышу слабые голоса:
— Ребёнок за бортом!
— Я тут, — слабо стонаю я. С удовольствием отмечаю, что язык уже не сухой и буквы складываются в правильные слова. — Спасите меня.
Потом я отключаюсь.
Глава четвёртая Береговая линия
Я открываю глаза в комнате с бежевыми обоями. Две кровати, телевизор в углу, тканевые шторы притупляют солнечный свет. Сон это или явь? Над кроватью высится металлическая рогатулька, которую я часто видел в фильмах и которую ещё ни разу не применяли ко мне: капельница.
Стараюсь понять своё самочувствие, но ничего не получается, будто я вне тела. Ни голода, ни жажды, ни головокружения, хотя руки и ноги отчётливо ощущают гладкость белой простыни, на которой я лежу.
Всё ерунда. Всё сон, галлюцинации, я в море. Умираю. Сначала я слышал голос Моря, потом мне пригрезился теплоход, а теперь мозг умер настолько, что вижу палату.
Пытаюсь ворочать языком, но не чувствую его. Вот ещё одно доказательство. Мысли разлетелись, как стая мух, стоит в них кинуть камнем. И даже когда в палату входит мама, я не верю.
Вроде бы всё та же мама: чёрные волосы закручены сзади в шишку, неровный оттенок загара на лице, зелёная модная блузка с бретельками, которую выбирали на вещевом рынке целый час (в этом вся моя мама), но я слушаю голос Моря. О мои руки слева и справа бьются волны, а кровать сейчас превратится в чёрный круг с изображением зонтика.
(…чёртовы зонтики…)
Мама вскрикивает, сначала бросается к двери, потом ко мне, пищит:
— Никита.
И снова к двери, за которой исчезает.
Теперь я ощущаю жару и равнодушно сверлю взглядом угол стены и потолка. А перед глазами небо и солнце. Кожа горит. Да, и это не в мыслях, а наяву. Одеяло неприятно трётся тканью о ноги и руки, а кажется, будто скальпель снимает с меня стружки.
Сомнений нет. Я ещё в море.
(…через какое-то время долгая голодовка рождает головную боль и правдоподобные галлюцинации…)
Так было написано в той статье, как сейчас помню.
В палате появляются медсестра и мама, я вяло гляжу на них. Мама замирает у косяка, закусив сгиб пальца — её вечная привычка, — а девушка в белом халате подходит ко мне. Она щёлкает пальцами у моего лица, и я кошусь на смуглую кисть. Лак на ногтях неровный, по краям будто обгрызенный.
Белый глюк достаёт палочку, зажигает на её конце лампочку и подносит к моим глазам. Некоторое время вглядывается, а потом начинает водить влево и вправо. Я не отрываю взгляд от насмешливого огонька, ожидая, когда он превратится в солнце.
— Никита, ты меня слышишь? — спрашивает медсестра. Я лишь смотрю на неё, но не отвечаю. Я не разговариваю с галлюцинациями. Мне хватило диалога с Морем.
Галюник в белом халате выпрямляется и подходит к маме.
— Он пришёл в себя, это хороший признак.
— Но он всё равно молчит. — Мама тревожно поглядывает в мою сторону.
— Конечно. Он ещё не отошёл от шока, ему нужно время.
— Завтра мы уже улетаем. Времени мало.
Улетаем? А это что-то новенькое. Помнится, мы приехали в Крым на поезде и уезжать собирались тем же путём.
— Всё будет в порядке, — спешила заверить медсестра. — Вас перевезут в специальных условиях. И Никита со временем придёт в себя. Он потерял пять килограммов, при его весе это немало.
— Он и так худой, — взмолилась мама.
— Я об этом и говорю. Будь в вашем сыне хоть немного жировой прослойки, он бы перенёс трагедию более стойко. А в целом. Обгоревшая кожа со временем пройдёт. Питательные вещества мы ему капаем. Плюс ко всему, у него сильно изранено горло. Видимо, он долго кричал, и сейчас ему может бытьбольно говорить. Хорошо ещё, что было что пить, иначе разрушения организма были бы глубже.
Я прислушиваюсь к ощущениям и глотаю. Слюна проходит по глотке словно комок кактуса. Про горло белый глюк сказал в точку.
Когда медсестра уходит, мама придвигается ко мне, а я её не слушаю. Если задумываться над словами галлюцинации, то снова станет очень грустно, как после нелепых снов в первую ночь на море.
Поэтому я велю себе заснуть.
