Корабль-призрак - Марриет Фредерик (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
«Белый волк! — воскликнул отец. — Тот самый, что завел меня тогда на поляну! О, теперь я все понимаю!.. Я связался с нечистью Гарцких гор!»
Затем он долго стоял в глубокой задумчивости и молчании, потом бережно приподнял тело бедной девочки, положил его обратно в могилу и стал зарывать, предварительно пнув гневно каблуком голову убитого животного. Покончив с этим делом, он вернулся в хижину, запер за собой дверь и кинулся на постель лицом вниз.
Рано поутру мы оба были разбужены громким стуком в дверь.
«Где моя дочь? — крикнул ворвавшийся охотник Вильфред. — Слышишь ли, я тебя спрашиваю, где моя дочь?»
«Вероятно там, где таким, как она, и нужно быть — в аду! — отвечал отец. — Уходи вон отсюда, не то и тебе будет то же!»
— Ха! Ха! — засмеялся дьявольским смехом охотник. — Уж не собираешься ли ты, жалкий смертный, угрожать мне, могучему духу гор!
«Прочь отсюда, сатана! Я не боюсь ни тебя, ни твоей дьявольской силы!»
«Но ты испытаешь ее на себе; вспомни только свою клятву — никогда не подымать руки на нее!»
«На женщину — да, но не на оборотня! С нечистью я никогда не заключал договора».
«Ты его заключал, и ты нарушил его, и духи гор отомстят тебе, и дети твои погибнут от коршуна, волка и других зверей лестных… Ха! Ха!..»
«Вон отсюда! — закричал отец и, обезумев от бешенства, схватил топор и занес его над головой охотника Вильфреда. Но топор, пройдя через все это тело, как бы рассек воздух, и отец, потеряв равновесие, грузно упал на порог хижины, тогда как Вильфред стоял цел и невредим».
«Глупый смертный, для тебя было бы благом, если бы я захотел убить тебя! Но твое наказание в том, что ты будешь жить!» — с этими словами дух исчез.
Мой отец поднялся на ноги, нежно обнял меня, и мы оба опустились на колени и долго молились.
На следующее утро мы забрали самые необходимые свои пожитки и навсегда покинули свою хижину.
Мы направились с ним в Голландию, куда и прибыли без всяких злоключений. У отца были кое-какие сбережения, но мы едва успели прибыть в Амстердам, как отец заболел и вскоре умер. Меня добрые люди поместили сперва в приют, затем стали посылать в школу и, наконец, сдали юнгой на корабль. Теперь вы знаете всю мою историю, и теперь остается только узнать, придется ли и мне расплачиваться за клятву, данную моим отцом… мне думается, да! — закончил Кранц свою повесть.
На двадцать второй день плавания наши друзья увидели высокий южный берег Суматры, но так как не было судов в виду, то они решили дойти проливом до Пуло-Пенанга, до которого они рассчитывали добраться дней через шесть-семь. Все шло благополучно; только с того времени, как Кранц поверил Филиппу печальную историю его семьи, как будто какое-то облако печали легло на него; он стал молчалив и несообщителен.
— Здоровы ли вы, Кранц? — встревожился Филипп.
— Я здоров и телом, и душой, но меня томит тяжелое предчувствие, что мне уже не долго быть с вами. И вот я хочу просить вас взять все золото, какое я имею при себе, и спрятать его в ваш пояс, мне оно не понадобится, а вам может пригодиться! Мне смерть не страшна, я достаточно пожил…
Филипп стал было успокаивать его, но безуспешно; он принужден был взять деньги.
В это время, держась близко к берегу, они вскоре увидели довольно широкий поток, каскадом падавший с гор и бегущий в море через высокие джунгли.
Наши приятели вошли в устье этого потока и постарались продвинуться как можно дальше, полагая, что там вода будет чище и вкуснее. Вскоре кувшины их были наполнены свежей водой и, прельстившись свежестью воды, они вздумали выкупаться. Скинув свои мусульманские одежды, они погрузились в воды потока, испытывая при этом удивительное наслаждение. Кранц вышел первый из воды. Филипп тоже готовился последовать его примеру, но еще стоял в воде. Вдруг что-то со свистом пронеслось сквозь джунгли, и сильный толчок сшиб его с ног. В этот момент раздался страшный крик, и когда Филипп поднялся, то увидел, что огромный тигр с невероятной быстротой уносил Кранца в джунгли. Филипп не верил своим глазам, но минуту спустя и тигр, и Кранц скрылись из виду.
— Боже милостивый! Ах, Кранц, как справедливо было твое предчувствие! — и Филипп разразился громким рыданьем, пряча лицо в коленях.
Больше часа просидел он на этом самом месте, оплакивая страшную гибель своего друга.
Тем временем стали спускаться тени ночи, и тихий, подавленный рев просыпающихся свирепых обитателей джунглей заставил Филиппа вспомнить о подстерегающей его здесь опасности. Он вдруг вспомнил Амину и, проворно связав в узел платье Кранца и рассыпанные дублоны, с великим усилием оттолкнул пероку от берега и поспешил поднять парус и выйти в море. На душе у него было тяжело, тоскливо, но надо было продолжать свой путь.
Семь дней спустя Филипп прибыл, наконец, в Пуло-Пенанг, где застал судно, отправляющееся в Гоа. Это был бриг под португальским флагом; но на нем было всего только двое португальцев, весь же остальной экипаж состоял сплошь из туземцев. Выдав себя за англичанина, находящегося на португальской службе и потерпевшего крушение, он был принят на бриг и несколько дней спустя пустился в путь.
Через шесть недель бриг бросил якорь в рейде Гоа, а на другой день они вошли в устье реки. Капитан указал Филиппу, где он может остановиться на первое время. Последовав его совету, Филипп тотчас же стал расспрашивать об Амине, справляясь о ней, как о молодой женщине, прибывшей сюда несколько месяцев тому назад, но никаких сведений о ней ему не удалось получить.
— Синьор, завтра здесь происходит громадное торжество auto-dea-fe, и потому вы теперь ничего не узнаете, а после я сам помогу вам в ваших поисках.
Филипп отправился бродить по городу, купил себе европейское платье, взамен своего восточного, сбрил бороду и остриг волосы и все время глядел по сторонам, надеясь случайно увидеть где-нибудь в окне свою Амину. На повороте одной из улиц ему показалось, что он встретил патера Матиаса; он поспешил подойти к нему; но монах низко опустил на лицо свой капюшон, и когда Филипп назвал его по имени, быстро прошел мимо, не откликнувшись.
«Вероятно, ошибся, — подумал Филипп, — но я был почти уверен, что это он!».
Но Филипп не ошибся: это был действительно патер Матиас, который поспешил укрыться от него, не желая быть узнанным.
Уже почти стемнело, когда Филипп вернулся в сбою гостиницу. Здесь собралось очень много народа, так как население всех окрестностей стекалось в Гоа, чтобы присутствовать на великом торжестве веры, предстоящем аутодафэ.
«Я также увижу эту грандиозную процессию, — решил Филипп, ложась в постель, — это хоть сколько-нибудь отвлечет мои мысли, а знает один Бог, как горестны эти мои мысли в последнее время. Ах, Амина, если бы ты была подле меня, ты сумела бы меня успокоить и утешить! Да сохранят тебя ангелы Божий!»
ГЛАВА XL
Хотя на следующий день должна была окончиться краткая жизнь Амины со всеми ее горестями и радостями, мучениями и надеждами, тревогами и ожиданиями, тем не менее она крепко спала всю ночь и только тогда проснулась, когда ее разбудил старший тюремщик, вошедший в ее камеру со свечой в руке. Амина вскочила и удивленно взглянула на него: она только что видела во сне своего мужа, была радостна и счастлива, — и вдруг перед ней страшная действительность. Тюремщик принес ей черную одежду с белыми нашивками, род монашеского одеяния, и потребовал, чтобы она облачилась в нее. Он зажег у ней лампу и затем оставил ее одну. Амина оделась и снова легла на постель в надежде продолжить свой сон, но это ей не удалось. Через два часа снова явился тюремщик и пригласил ее следовать за собой. Одно из ужаснейших правил и обычаев инквизиции — то, что обвиняемые, признают она свою вину или не признают, по прочтении им обвинительного акта отводятся обратно в свою тюрьму и остаются в полнейшем неведении ожидающей их участи, а когда их вновь призывают в утро казни, они также не знают, что их ожидает.
